Суворов не отрываясь смотрел в зрительную трубу на северный вал, который находился от него в полуверсте. Он видел, как тяжело приходилось лифляндским егерям, атакующим этот бастион.

Турки сверху бросали на них громадные камни, катили бревна, сталкивали русских вниз с головокружительной высоты. Но мужественные егеря упорно пробивались наверх.

"Сейчас вторая колонна ударит во фланг туркам, тогда им не устоять!"

Он перевел зрительную трубу налево, на восток, откуда шли четвертая, пятая и шестая колонны.

Четвертая и пятая составлены из казаков Орлова и Платова. У них были только шашки да укороченные пики, которые легко перерубались турками.

В шестую колонну, к Бугским егерям, Суворов поставил командиром своего любимого ученика генерал-майора Михаила Кутузова.

У Кутузова с турками старые счеты.

Но пока что и от Михаила Илларионовича не поступало известий. Больше получаса тому назад Суворов послал к Кутузову ординарца-казака.

"Что-то задержался урядник!"-нетерпеливо поглядывал генерал-аншеф.

Наконец урядник примчался.

– Ну как? - спросил у него Александр Васильевич.

– Жарко, ваше высокопревосходительство. Взошли на вал, да басурманы уже два раза оттесняли егерей к самому краю. Не знаю, удержатся ли… Офицеров не видать: кто убит, кто ранен.

– А сам генерал-майор жив?

– Невредим. Идет впереди!

Суворов повеселел.

– Скачи назад. Передай генерал-майору Кутузову: назначаю его комендантом Измаила! Торопись, борода!

Казачий урядник поскакал передавать приказ.

– Коня! - обернулся к вестовому Суворов.

Казак Ванюшка подвел коня.

Александр Васильевич поехал к четвертой колонне Орлова, которая была рядом.

Солнце уже взошло. Было совершенно светло.

Подъезжая к резерву, Суворов издалека увидал: часть четвертой колонны прорубилась на вал, а другая - еще застряла у рва.

И вдруг соседние Бендерские ворота широко распахнулись, и турецкие янычары с дикими криками кинулись во фланг казакам.

Положение донцов, которые дрались на валу, стало критическим.

Суворов подскакал к бригадиру Вестфалену, командовавшему резервом.

– Карабинеров и два батальона Полоцкого пехотного - на выручку казакам! - приказал он.

– Поспешай, братцы! Бегом! - кричал он пехотинцам. Пехота бросилась за карабинерами. "Ура" перекрыло турецкое "алла".

– Наша берет, Александр Васильевич! Погнали турка! - не выдержав, обрадованно сказал казак Ванюшка, стоявший сбоку.

– А ты что ж думал: не возьмет? -улыбнулся Суворов. - Наша всегда возьмет!

И он поехал назад к своему командному пункту.

Теперь Суворов был спокоен и за третью колонну: четвертая тоже ударит во фланг туркам, защищавшим крепкий северный бастион.

Суворов подъехал к пригорку.

Офицеры смотрели в зрительные трубы, обсуждая улучшившееся положение. Барон Тизенгаузен грел у потухающего костра озябшие руки.

– Ну, друзья, собирайтесь в Измаил! - весело сказал офицерам генерал-аншеф.

Все стали садиться на коней.

– Ваше высокопревосходительство, а все-таки у нас много потерь: бригадир Рибопьер убит, генерал Мекноб тяжело ранен… - подъезжая к Суворову, вкрадчиво начал Тизенгаузен.

Суворова передернуло: в этих словах потемкинского любимчика он почувствовал первый укол. Он сразу догадался, в чем станут обвинять победителя Измаила его завистники.

Генерал-аншеф резко оборвал Тизенгаузена:

– В штурме убит - один, а в осаде от голода и холода - умерло пять! Простая арифметика, помилуй бог!

Он досадливо отвернулся от белобрысого барона и приставил трубу к глазам.

Весь этот бесконечный главный вал крепости общим протяжением в шесть верст уже был в руках у русских. Продырявленные пулями, прорубленные острыми турецкими шашками русские знамена победно развевались на стенах Измаила.

Враг не устоял и отступил внутрь города, в лабиринт узеньких, кривых улиц и переулков, в которых каждый дом, конечно, станет крепостью. Впереди предстояло еще много дела, много жертв, но главное уже стало явью: русские войска сломили врага.

Пришпорив коня, Суворов помчался к Хотинским воротам, которые изнутри открывали русские егеря.

Еще несколько часов тому назад бывшая несокрушимой, грозная турецкая крепость, на которую столько надежд возлагали враги России - Франция и Англия, теперь широко раскрывала перед великим русским полководцем свои ворота.

Сегодняшнее утро казалось Суворову бесконечно длинным: приходилось сидеть и ждать, а заполнить время было нечем, это не у себя дома.

Александр Васильевич приехал из Измаила в Яссы ночью. Он не выносил показной парадности и хотел избежать всей этой натянутой пышной встречи, которую князь Потемкин готовил победителю Измаила.

Суворов отправился в Яссы без всякой свиты и конвоя, в простой полковой кибитке. Ехал он не по большой дороге, где его ждали, а окольным путем и в Яссы постарался попасть ночью.

В Яссах Суворов остановился у знакомого полицеймейстера. Он строго-настрого приказал полицеймейстеру не рассказывать никому о его приезде, спокойно поспал часа три и встал по привычке - до зари.

Конечно, являться в такую рань к главнокомандующему со строевым рапортом было бесполезно: светлейший, несомненно, еще сладко спал после очередного бала. Суворов решил подождать - пусть уж отоспится человек после трудов праведных.

Но все-таки он не вытерпел и слишком рано стал приготовляться к торжественному приему. Суворов надел шитый золотом парадный мундир с бесчисленными орденами и звездами, надел подарок императрицы - золотую шпагу, украшенную бриллиантами.

Оделся, приготовился - и от этого ждать стало еще несноснее.

Суворов всегда чувствовал себя в парадной одежде стесненно. Приятнее было ходить в будничном канифасном кафтане и свободных старых ботфортах. А в мундире давит воротник, и кажется, будто жмет подмышками.

Вспоминалось детство, когда маменька в большие праздники наряжала его в новое платье и надо было беречься, чтобы не измять и не испачкать.

В невольном волнении Суворов расхаживал по небольшой комнате.

Если австрийский император наградил за Рымник принца Кобургского фельдмаршальством, то уж за Измаил Суворову надо дать и подавно!

Наконец исполнилось то, чего он ждал все долгие годы: он совершил такой подвиг, который сразу выделит его из всех русских генералов. Суворову уже не придется быть в подчинении ни у тупоумного "Ивашки", ни у всех этих заносчивых Каменчёнков и Репниных! Даже сам Потемкин не сможет помешать ему вести операции так, как это найдет нужным Суворов: ведь и Александр Васильевич будет таким же фельдмаршалом, как Потемкин! Теперь-то он сможет еще больше укрепить мощь своего отечества!

Суворов нетерпеливо поглядывал то на хозяйские часы, то на дверь полицеймейстер пошел разведать, встал ли светлейший.

Наконец, в половине девятого, он вернулся.

– Ваше сиятельство, можно ехать - светлейший уже встал. Ждут вас. По улицам стоят гусары, смотрят, не едете ли.

– Ну что ж, коли так-поедем!-весело отозвался Суворов.

Он заложил за обшлаг мундира приготовленный рапорт, надел каску и вышел.

…Полковник Бауер не отходил от высокого венецианского окна - отсюда открывалась вся Дунайская улица, по которой должен был ехать из Измаила граф Суворов. Светлейший приказал немедленно доложить ему, когда покажется карета Суворова: Потемкин хотел сам встретить его у крыльца.

Вот по улице протарабанила каруца на своих невероятно толстых, без спиц, таких, какие делают в детских игрушечных повозках, неуклюжих колесах. Гусары, стоявшие у перекрестка, хорошо подстегнули нагайками худых лошаденок молдаванина, постарались, чтобы он со своей грязной каруцой поскорее убрался в переулок.

Вот проехала в дрожках смазливая горничная госпожи Браницкой. Гусарский корнет заулыбался, проскакал рядом с дрожками несколько саженей -вероятно, говорил какой-либо вздор кокетливой горничной,- потом вернулся на прежнее место, лихо покручивая усы: он был доволен не только девушкой, но и собой.