Задние ряды карабинеров, не видя, что делается на мосту, еще напирали на передних, торопясь поскорее выбраться из болота.

– Опять перетык- понтон порвет!

– Ну и навели!

И солдаты принялись ругать союзников.

– А чем они виноваты? Видишь, как реку вспучило?

Круглые сутки этакий ливень!

Суворов с первыми эскадронами уже съезжал с моста. Все снова очутились на топком лугу.

– Вот и переправились! Теперь будем здесь ночевать.

– Заснешь. Места сухого нет.

– Где там спать - хоть бы дождь-то перестал. Хоть бы кафтан выжать, а то все мокрое,- говорили солдаты.

Пехоте ведено было подняться наверх. Грязные, мокрые, выбрались из болота апшеронцы.

Австрийские понтонеры, гревшиеся у костра, торопились вниз, к реке.

Мимо пехоты, в плаще, забрызганном грязью, проехал сумрачный, злой, не похожий на себя генерал Суворов. Его маленькая лошаденка увязала на топком лугу чуть ли не по брюхо. Взобравшись наверх, Суворов, не обращая внимания на дождь и ветер, поскакал куда-то в сторону. За ним поспешили дежурный майор и адъютант.

– Не удержишь, хочет все делать сам,- недовольно говорил адъютанту дежурный майор, шпоря усталого коня.

Пехота, потеряв всякий строй, сбилась в кучу.

Через несколько минут Суворов протрусил назад к обрыву, что-то сказал поджидавшим карабинерам. Карабинеры, эскадрон за эскадроном, пошли в ту сторону, откуда только что возвратился из разведки генерал. Оказалось, что в полуверсте был лес, куда на ночь переводил Суворов кавалерию.

Пехотинцы старались найти местечко посуше. Все-таки здесь было не так мокро, как внизу.

Дождь опять на время стих. Большинство солдат, укрывшись мокрыми плащами, улеглось. О костре нечего было и думать - все намокло. Да и не хотелось возиться с ним, хотелось поскорее уснуть.

…Александр Васильевич был в ужасном настроении: его весь день мучила одна мысль - зачем он не выступил 6-го, зачем зря потерял целые сутки? Кобург шлет гонца за гонцом, торопит. Боится. Еще бы не бояться: визирь со своей громадной армией стоит от него в двух шагах. Правда, визирь до сих пор не атаковал принца.

Это хороший знак, визирь чего-то ждет. Время, стало быть, еще не потеряно.

Но сегодня все как-то складывается против Суворова. Сначала это нелепая путаница с местом переправы.

Потеряли несколько дорогих, драгоценных часов. Затем несчастье с мостом. Теперь придется ждать, пока на таком сильном течении через разлившуюся, как весной, реку понтонеры снова наведут мост, пока солдаты починят дорогу через луг, чтобы можно было провезти пушки и повозки.

И в довершение ко всему этот ливень, редкостный, небывалый в Молдавии в сентябре. Сентябрь здесь обычно - самый лучший месяц в году: ясный, безоблачный. А вот нате вам… Проклятый ливень вконец испортил дорогу, измучил бедных солдат.

Суворов не находил себе места. Поглощенный своими неприятными мыслями, он забыл о лихорадке. И странное дело - здесь, под проливным дождем, на ветру, озябший, вымокший до нитки, Суворов чувствовал себя здоровым: от волнения лихорадка совершенно прошла.

Суворов велел дежурному майору исправить за ночь дорогу через луг. Из каждого полка отрядили людей рубить фашинник. Казаков разослали по окрестным деревням собрать молдаван с лошадьми и каруцами возить песок.

Работы до утра хватало.

Сдать все на этого австрийского капитана-понтонера, у которого затряслись губы, когда он увидал, что с его мостом сделала река, Суворов не мог. И он не мог сидеть сложа руки, когда кругом было столько дела. Он не мог бы спокойно уснуть, не будучи уверенным в том, что к завтрашнему дню все будет готово.

Суворов только пересел на свежую лошадь и закутался в сухой плащ, который дал ему вестовой. До самого утра он наблюдал за работой солдат и молдаван, толпами сходившихся и съезжавшихся к реке гатить дорогу.

…Башилов, наряженный вчера вместе с другими апшеронцами на работу, разбудил Огнева, который лежал, свернувшись калачиком, у межи.

– Вставай, дядя Илья, погрейся!

Башилов держал манерку с кипятком. Огнев поднялся.

Солнце только что взошло. Было тихо и безоблачно. Лишь глубокие борозды в песке, спускавшиеся вниз, к лугу, напоминали о вчерашнем ливне, да от сырости, от спанья в мокрой одежде ныло тело. Шаровары и кафтан были еще влажные, пахли прелью.

Весело трещали костры. Люди сушили одежду, чистились, грели кипяток. Все повеселели.

– Ну, как управились? - спросил Огнев подымаясь.

– Починили. Навалили фашиннику, насыпали песку. Да ты пей, Илья Миколаевич,- говорил Башилов, подавая Огневу кружку,- грейся!

Зыбин проснулся сам. Он моргал красными, невыспавшимися глазами и, потягиваясь и зевая, говорил:

– До чего сладко спать на брюхе, спиной прикрывшись!

В это время с пригорка проехал окруженный офицерами генерал Суворов.

– Уже встал, - кивнул на него Огнев.

– Какое там встал. Он и не ложился, сердешный. Так с нами цельную ночку и коротал. И с коня не слезал, все смотрел за работой да указывал,отвечал Башилов.

Пока вестовой и Прошка разбивали для Суворова палатку, он отослал принцу Кобургскому письмо:

Я пришел и, чтобы показать это туркам, думаю атаковать их через несколько часов.

Наконец-таки, перейдя через реку Серет, русские к полудню 10 сентября 1789 года дошли до австрийцев.

Когда австрийские ведеты увидали казаков, они были вне себя от радости.

– Русские идут! Генерал-вперед пришел! Мы спасены! - понеслось по лагерю.

Как и при Фокшанах, русские примкнули к левому флангу австрийцев.

Австрийский лагерь стоял на реке Мильке.

– Гляди, опять река. Сколько их тут, прости господи! - удивлялись солдаты.

– А летом, поди, ручейка не сыщешь!…

– Турки, сказывают, уже два дня налетают…

– Пугают.

– Вот мы их ужо попугаем!

Третий день русские войска не отдыхали по-настоящему. Став на место, солдаты быстро разбили палатки, и каждый занялся своим делом. Кто в прошлую ночь был наряжен на работу и не спал, поскорее завалился спать. Любители покушать, стосковавшиеся по свежей кашице, развели костры. А большинство сушили и чистили забрызганные грязью измятые кафтаны и шаровары и приводили в порядок амуницию и оружие. Кавалеристы чистили лошадей, кое-кто уже точил саблю.

Отослав записку принцу, Суворов, прихрамывая, пошел в палатку. Казаки постарались для своего генерала - притащили в палатку добрый воз сена.

Суворов сбросил сапоги, снял каску и кафтан и с удовольствием растянулся на свежем сене. Так хорошо было бы сейчас заснуть: ведь он не спал уже три ночи подряд, но еще надо было договориться с принцем, осмотреть турецкое расположение и составить диспозицию к завтрашнему бою.

Суворов решил завтра же ударить на турок, чтобы ошеломить их. Он шел три ночи и два дня. Шел большею частью проселочными дорогами - чтобы турки не узнали о его продвижении.

Суворов ждал принца. Он разложил на сене карту и старался представить себе, какую позицию выбрал великий визирь.

Долго ждать принца не пришлось. Вдали послышались крики "ура". Суворов сунул руки в рукава кафтана и стал натягивать на больную ногу еще недостаточно просохший сапог.

Суворов успел одеться и выйти навстречу принцу, который, подъехав к палатке, легко спрыгнул со своего кровного серого жеребца.

– Ваше высокопревосходительство, как я рад! - кинулся он к Суворову.

Суворов с удовольствием обнял его и поцеловал в обе щеки.

– Здравствуйте, ваше высочество! Вот мы и снова вместе.

– Простите, что произошло недоразумение с этим мостом. Я не думал, что вы пойдете по столь скверной дороге.

– Некогда выбирать. Скверная, да верная. Самая короткая, - сказал Суворов, откидывая полотнище палатки и пропуская принца вперед.

Кобургский шагнул в пустую палатку. Он уже достаточно знал генерала Сувара и не удивлялся его спартанскому образу жизни.