Птицу нафаршировали грибами и запекли в глине. Получилось вполне по- ресторанному.

— Все хотела тебя спросить, но как-то неловко было, — сказала Аня, обсасывая птичью косточку. — Ты ведь с ним столько времени общался. Он всегда такой был?

— В общем… да, — кивнул Вася. — Не особо приятный.

— Тогда почему?..

— Почему я проводил с ним время? Или, может, почему назвал его другом, когда?..

— Иногда мне даже жутко становится, что ты понимаешь меня с полуслова, — поежилась Аня. — Я только начинаю спрашивать, а ты уже отвечаешь. Да, и то, и другое. Особенно второе.

— Ты ведь слышала, что я сказал ему, когда он попытался выкатить претензии: мол, я считал тебя другом. Он нуждался во мне больше, чем я в нем. А я, скорее, терпел, потому что чувствовал себя обязанным. А вот почему сказал тебе, что мы с тобой не должны… Прекрасная, неужели не поняла?

— Мне хотелось бы выслушать твою версию, — уклонилась от ответа Аня.

Дракон попытался оперативно притвориться спящим, но не прокатило. Тычок в бок получился достаточно ощутимым.

— Хорошо, — сдался он. — Во-первых, мне надо было сделать вид, что я вполне так порядочный дракон и ни в коем случае не могу переспать с женщиной своего друга. Хотя на самом-то деле и друг не друг, и дракон не такой уж порядочный, чего уж там. С пластикой совести у нас дела обстоят схоже. Но надо же мне было перед тобой покрасоваться. Ну а во-вторых… Анна, ты по натуре завоевательница. И я знал, что отказ тебя только раззадорит.

У Ани аж дыхание перехватило.

— То есть получается, ты дал мне возможность соблазнить тебя?

— По-моему, это была хорошая идея, нет? И если бы нам не помешали…

Расхохотавшись, Аня чмокнула дракона в нос, потом погладила по шее.

— Ты как змея, — сказала она.

— В каком смысле? — удивился Вася. — Такой мудрый?

— Мудрый — да. Но когда я тебя в первый раз увидела, подумала, что ты, наверно, на ощупь холодный, скользкий и противный.

— Как жаба?

— Ну… примерно. Знаешь, я всегда страшно боялась змей. Даже ужей. Именно поэтому. Казалось, что они мерзкие. Как… не знаю, как сопли. Или как медузы. Но как-то раз ко мне прицепился уличный фотограф. Предлагал сфотографироваться с удавом. Я, конечно, отказалась. Наверно, у меня такое отвращение на лице было, что он предложил удава погладить. Мол, не бойтесь, девушка, он хороший.

— Анна, тебя, оказывается, легко поймать на слабо?

— Да, наверно. И я этого удава погладила. Зажмурилась и погладила. Ты не представляешь, насколько я была поражена. Удав оказался такой приятный. Гладкий, сухой, прохладный. Как сумка.

— Ага. Значит, я тоже как сумка, — серьезно кивнул Вася. — У меня есть идея. Если вдруг в результате нашего супергеройского предприятия я погибну смертью храбрых, сними с меня шкуру и найди мастера, который нашьет из нее сумок. И продай с аукциона. А одну оставь себе — на память.

— А что, если в полночь она превратится во что-то… неприличное?

— Интересная идея… Хотя с неприличностью в корне не согласен. Я просто до неприличия приличен. С ног до головы. А что? Себя не похвалишь — сидишь как оплеванный. Кто это сказал? Ну, неважно. Считай, что это самопиар.

После обеда было решено отправиться в сторону ближайшей деревни.

— Насколько я помню карту, — Аня закрыла глаза, пытаясь представить картинку из навигатора, — до ближайшей где-то километра три. Дойдем потихоньку до опушки и подождем ночи.

Они шли по лесу и болтали о всякой всячине. Ни с кем никогда Аня не чувствовала себя так легко и свободно — как будто были знакомы целую вечность. Иногда Вася останавливался, собирал ягоды и протягивал ей пригоршню, а один раз залез в болото, чтобы сорвать дивной красоты пурпурный цветок. Впрочем, оказалось, что цветок пахнет протухшим мясом, и от него пришлось избавиться. По пути попался ручей, и Аня умудрилась поймать большую рыбу острогой из расщепленной палки. Рыбу запекли и съели, после чего Вася рассказал, как можно гадать о будущем по рыбьим позвонкам. Выходило, что будущее их ждет очень даже радужное.

Наконец он посмотрел на часы и спросил:

— Не передумала?

— Знаешь, я читала, что, когда муж присутствует при родах своей жены, у некоторых пар отношения становятся только крепче, а у некоторых наоборот. Это, конечно, не роды…

— Но ты хочешь проверить? — усмехнулся Вася. — Понимаю. Не бойся, это не настолько страшно. И намного быстрее, всего пара минут.

— Тебе… будет больно?

— Нет, просто неприятно. Но я привык.

Зрелище действительно было так себе. Но Аня не испытывала ничего, кроме острой, рвущей в клочья жалости. Впившись ногтями в ладони, она смотрела, как по шкуре дракона прокатываются волны судорог, как он выгибает спину и лупит по земле хвостом. И хотя она знала, что Вася не испытывает боли, на его морде было выражение такого страдания, что боль Аня чувствовала сама — от невозможности хоть чем-то помочь.

И вдруг все закончилось. Само превращение произошло мгновенно, практически незаметно для глаза. Вот только что был страшный зеленый ящер — и вдруг на его месте стоящий на четвереньках юноша. Сделав пару глубоких вдохов, Вася медленно встал, и Ане показалось, что весь жар от костра вдруг оказался у нее внутри, разливаясь от живота по всему телу.

Она впервые увидела Васю обнаженным, без дурацких подштанников с цветочками, скрывавших то, что она могла только воображать в своих нескромных фантазиях, смущенно отгоняя их прочь. Костер и луна вместе давали странный призрачный свет, подчеркивая нереальность, фантастичность происходящего.

Сердце билось так, словно хотело вырваться из тела и ускакать на край света. Аня с трудом проглотила ком в горле. У нее были великолепные, даже роскошные мужчины. Майора Максимова вполне можно было считать образцом мужской красоты. Не говоря уже об эталонном красавчике Славе. И, если объективно, Вася, возможно, чем-то им проигрывал, поскольку еще только вступал в пору расцвета. Идеальные пропорции, роскошная мускулатура — но при этом стройность, гибкость, свежесть цветка, который совсем недавно раскрыл свои лепестки и еще не тронут увяданием. Тончайшая грань между юношей и зрелым мужчиной — то, что подбивало Аню влет.

Вася был таким, как будто она взяла лист бумаги и написала письмо Деду Морозу: «Дорогой Дедушка, хочу в подарок вот такого мужчину…» — и дальше подробное, детальное описание на десяти листах. «Дорогая Анечка, — писал старый засранец в ответном письме-сопроводиловке. — Выполнить твой заказ оказалось непросто, поэтому извини, задержался, под новогоднюю елочку не успел. И потом, ты же большая девочка и понимаешь, что добро без худа — чудо. Поэтому у твоего подарка есть небольшой производственный брак. Твоим идеалом он будет всего лишь шесть часов в сутки. Чтобы тебе всегда было чего ждать. Извини, так уж вышло. С любовью, твой ДМ (Дед Мороз aka Дорогое Мироздание)».

Со вздохом, больше похожим на всхлип, Аня подошла к Васе и крепко обняла, наслаждаясь запахом его кожи, от которого кружилась голова. И поцелуй был таким, словно они перетекали друг в друга, словно это был предпоследний кусочек уже собранного пазла. Оставался всего лишь один, самый последний — чтобы стать единым целым.

Аня скользнула губами по его шее, тонко, дразняще зацепила кончиком языка сосок, нагнулась ниже. Провела пальцами по животу, исследуя рельеф мышц, положила ладони на бедра и хотела опуститься на колени, но Вася не позволил ей этого сделать. Прижав к себе, он прошептал ей на ухо:

— Давай подождем.

— Да ты издеваешься? — возмутилась Аня и кулаком ударила его по плечу. — Или я снова должна тебя поуговаривать?

— Нет. Я очень тебя хочу. Думаю, это и так понятно, — он еще сильнее сжал ее в объятьях. — И того, что ты собиралась сделать, тоже. И я мог бы повторить вчерашнее — для паритета. Но знаешь, это все приправы. А мне хотелось бы начать с основного блюда. Понимаешь? — он пробежался кончиком пальца по ее позвоночнику, лишь на секунду дольше задержавшись на волшебной точке.