— Нам надо туда, где тюремная администрация сидит, — сказала Аня. — Держи огнемет наготове, это наше оружие. Будешь дорогу расчищать.

Коридор этажом ниже на вид был точно таким же — темным и извилистым, с неожиданными поворотами. И абсолютно пустым. Только камеры здесь были другие — с глухими дверями.

— Слушай, — забеспокоилась Аня. — Подозрительно это. Нигде никого. Тут целая армия, по идее, должна нас охранять.

Словно в ответ на ее слова откуда-то сзади раздался звук шагов, потом голоса.

— Бежим! — Аня схватила дракона за лапу.

Вася пыхтел, но не отставал, где можно было — пролетал несколько метров над самым полом. Шум не смолкал, наоборот приближался, становился громче. Уже не было никакого сомнения, что за ними погоня. Коридор сузился настолько, что бежать можно было только друг за другом. Вдруг впереди мелькнул свет.

— Там окно! — крикнула Аня. — Быстрее!

И вот когда до него оставалось всего несколько метров, из потолка, отрезая им путь, опустилась решетка. Точно такая же лязгнула об пол сзади. Это была ловушка.

— Ку-ку! — сказал Слава, выйдя из-за угла. — Ну что, красавчики, слиняли?

— Пригнись! — Вася дернул Аню за руку и выпустил огненный язык поверх ее головы.

— Фу, как некрасиво, — хмыкнул Черный Властелин, легко увернувшись.

Что-то тонко укололо в спину. Падая в темноту, Аня почувствовала, как тяжело навалился на нее обмякший дракон…

Камера была та же, только вместо соломы Аня теперь лежала на голом каменном полу. На одной из связанных за спиной рук был такой же железный браслет, как и на ноге, и к стене тянулись уже две цепи. Причем ноги тоже были связаны выше лодыжек. То же самое проделали и с Васей в противоположной камере, только на голове у него было что-то вроде металлического боевого доспеха рыцарского коня с двумя дырками для глаз.

Во рту пересохло, голова сильно болела и кружилась, все тело разламывалось тянущими спазмами. Похоже, их усыпили какой-то наркотической дрянью, как хищников в заповеднике. Судя по свету в окне, точнее, его отсутствию, уже наступил вечер. Вместо обычных стражников их теперь стерегли двое дюжих гвардейцев, судя по форме, из дворцовой охраны. Эти уже не сидели в караулке, а ходили взад-вперед по коридору. Посмотрев на них, Аня поняла, что воды лучше не просить. И вообще лучше сидеть тихо, как мышь под веником.

Голова думать отказывалась, объявив итальянскую забастовку. Я тебе две возможности подкинула, как бы намекала она, вы их просрали, так что теперь все. Ничем не могу помочь. Как осенние листья на ветру летели обрывки мыслей. Ни о чем. Когда в коридоре раздался цокот подкованных башмаков, Аня даже глаза не сразу открыла, чтобы посмотреть, кого принесла нелегкая.

Помощник повара в грязной белой куртке нес закутанную в полотенце кастрюльку.

— Парни, Темнейший вам со своего стола передал. Чтобы ни один никуда не уходил. Глаз с них не спускать.

Он зашел в караулку, и Аня услышала, как брякнула крышка кастрюли, звякнули ложки. По коридору, затекая в камеры, поплыл запах мясного супа, такой аппетитный, что у нее свело скулы и сами собой потекли слюнки. Помощник повара ушел, а караульные, не откладывая, приступили к трапезе.

— Хорош супец, — сказал один из них, и второй согласился:

— Хорош, зараза. Густой, аж ложка стоит.

— Лучше бы у тебя что-то другое стояло.

Ответа не последовало, только частый звон ложек, словно наперегонки. Наконец караульные очистили кастрюлю, и все стихло. Впрочем, запах никуда не делся. У Ани противно забурчало в животе. Последний раз они ели больше суток назад. И пили тоже. Похоже, кормить и поить их не собирались. А это означало только одно: что казнь состоится очень скоро. Может быть, даже утром. И правда, чего тянуть. Кому нужны их признания или еще какие-нибудь глупости.

В Васиной камере звякнули цепи: пришло время трансформации. На этот раз ему пришлось особенно нелегко — даже правильную позу было не принять. Когда все закончилось, он долго не мог устроиться на холодном полу. Штаны его куда-то исчезли, а даже если бы и нет — все равно он не смог бы их надеть. Щурясь и напрягая глаза, Аня разглядела, что Вася пытается стащить с руки и ноги браслеты, которые после превращения в эльфа стали свободными, но не настолько, чтобы их можно было снять.

Наконец он оставил эти попытки и, похоже, задремал, привалившись к стене. Из караулки донеслась какая-то подозрительная возня. Грохнулась и покатилась кастрюля, как будто ее смахнули на пол. Раздался скрежет сдвинутых ножек стола, протяжный стон, громкое частое дыхание.

Догадавшись о том, что происходит в каморке стражников, Аня брезгливо поморщилась: вот только гей-порно рядышком не хватало для полного счастья. И тут же испугалась не на шутку. Не пришло бы им в голову устроить тройничок. Кому есть дело, если караульные вдруг попользуются симпатичным заключенным, приговоренным к смерти, который к тому же никак не может себя защитить, потому что скован по рукам и ногам.

Почувствовав рядом чье-то присутствие, Аня вздрогнула и повернула голову.

Чуть поодаль в коридоре, рядом с закрепленным на стене факелом, стоял Слава. На его лице было написано отвращение и такая ярость, как будто он готов был разнести все вокруг в хлам.

Слава ходил по кабинету взад-вперед, как зверь по клетке.

Прокатило. Тайный совет согласился, что вины Черного Властелина в произошедшем нет, что он, как и все государство, пострадал в результате чудовищного заговора.

— Пытки? — с мертвой улыбкой поинтересовался глава Госбезопасности.

Слава задумался. Представил, как голую Аню растягивают на дыбе, прижигают в разных интересных местах каленым железом, вырывают язык, заливают в глотку расплавленное олово. Что там еще? Первых христиан, вроде, очень любили драть железными когтями.

Он прислушался к себе — как оно? И с сожалением понял, что никак. Не греет. Не возбуждает. Не то. Хотелось для нее совсем других мучений. Причинить физическую боль? Да, но не только. И даже не в первую очередь.

Чего он хотел? Того, чем, как проклятый, занимался четыре года подряд. Каждый месяц. На благо королевства. К черту королевство! К черту унылых жирных девственниц, которым с детства вдалбливали: если тебя привели на отбор, надо орать, рыдать и сопротивляться. Потому что так положено. Чего они боялись? Только того, что он отправит их на корм дракону. Да и боялись ли? Им же с рождения было в черепушку заложено: у некоторых такая судьба — стать драконьей едой. Хочешь, не хочешь — так надо. Выпал жребий — надо выполнить то, что определено регламентом.

Какая подлая ирония. Когда он послушно занимался этой тупой фигней, хотелось секса с нормальной девушкой. Нет, не по любви. Просто по взаимному желанию и согласию. Как сказала эта рыжая сучка: чтобы обоим было весело и приятно. Но теперь ему хотелось именно ее страха и боли. Унижения.

Изнасиловать? Кто помешал бы ему сейчас пойти в тюрьму, где она сидит в камере связанная, прикованная цепями к стене? Никто. Оттрахать ее во все дыры так, чтобы потом на ноги не смогла встать. Да еще на глазах охранников и милого дружка. Получил бы он от этого удовольствие?

Слава снова прислушался к себе, представил, как задвигает ей — как она там говорила? По самые гланды? А она не может даже дернуться. Только, может быть, орать. Что-то шевельнулось. Как в прямом смысле, так и в переносном, но…

Нет. Не то. Тогда что?

А вот что. Заставить. Вынудить. Не физической силой, нет. Сломать ее волю, сопротивление. Пусть она его ненавидит — так даже лучше. Он и сам ненавидит ее настолько, что в глазах темнеет. Но у нее не будет другого выхода. Только подчиниться ему. Вот в чем самое тонкое, самое изысканное насилие — и изысканное удовольствие. Да, можно лишить человека — не обязательно женщину — возможности защищаться, сопротивляться, но внутри он не сдастся. И в чем тогда победа? Уж кому как не ему было не знать, насколько мало значит тело само по себе. Но заставить сдаться — это уже совсем другое. Пусть под страхом смерти, боли, неважно чего — но заставить.