— Вот в том-то и дело, что нельзя, — упорно стоял на своем младший лейтенант. — Рота во втором эшелоне, на укомплектовании, а мой взвод сейчас в бою и от него, сами знаете, все зависит. Как же вы требуете, чтобы я сдал его не проверенному в бою младшему командиру?

— Я не требую, — сказал капитан помрачнев. — Откровенно говоря, я просто хочу сберечь вас.

Лейтенант еще гуще покраснел и опять стал усиленно тереть платком лицо.

— Я так и понимаю, поэтому и говорю вам, что вы не правы, товарищ капитан… Разрешите итти? Меня люди ждут.

Теперь покраснел и капитан.

— Идите, — сказал он.

Когда Кудрявцев скрылся в зарослях сорго, капитан сказал:

— Вот ведь не поймет человек, что у нас один в полку представлен к званию Героя Советского Союза. Сберечь хотел для полка…

Я спросил, какую задачу выполняет взвод Кудрявцева.

— Был когда-то взвод, а теперь и полвзвода нет, — сказал капитан Петрашов. — Сидит на полкилометра впереди нас, клином врезавшись в румын, как раз в створе той роты, что в окружении.

Контратака батальона связи намечалась через треугольник, который удерживался взводом Кудрявцева. Задача его состояла в том, чтобы продержаться на своих позициях до контратаки.

Комбаты стали обсуждать, как им получше использовать танк. На танковый взвод Юдина, кочующий где-то по фронту, они не рассчитывали. Но взвод прибыл во-время.

Юдин появился на капе серо-земляной, должно быть, несколько дней не спал, с глубоко ввалившимися глазами.

В это время где-то далеко в тылу противника заговорили пушки, на нашем переднем крае стали рваться снаряды.

— И тут, сволочи, с четырехкилометровой дистанции лупят, ближе не подтягивают, — возмущался он, здороваясь с комбатами.

— Не обольщайтесь, — сказал капитан Петрашов. — Это дивизионная, а полевая у самого переднего края, наблюдает и молчит.

Но Юдина интересовало только одно: применялись ли на этом участке наши танки. Узнав, что нет, он сказал:

— Значит, есть шанс навести порядок без особых осложнений.

Посоветовавшись с капитаном Петрашовым, лейтенант Крылов решил оставить пока танки там, где их поставил Юдин — под высоткой.

Только Бойко и Юдин ушли, как среди метелок сорго показалась простая защитная фуражка с генеральской кокардой. Сильно пригибаясь, на полянку вышел генерал Орлов, а за ним пожилой капитан. Крылов зашептал мне, что капитан — новый командир полка Ковтун, заменивший раненого майора. Вдруг кругом нас завыло и засвистело, и вслед за этим по полю сорго загремела целая гамма взрывов. Противник начал бить из минометов. Генерал выпрямился во весь рост, став головой выше сорго, прищурился, посмотрел вправо, влево и шагнул в окоп. Он положил на кромку неглубокого, по грудь окопа раскрытый целлулоидный планшет с картой и сказал:

— Началось, товарищи командиры. Буду у вас до конца атаки. Возместим сегодня вчерашнее. — Не оборачиваясь, он спрашивает у комбата:

— Резерв проверил?

— Точно так. Готов. Взвод танков и взвод красноармейцев.

— Танки я видел, — и генерал уже просматривает в бинокль местность. — А вот насчет своих подразделений выражайтесь точнее: полный взвод или только взводный номер.

— Среднее, товарищ генерал.

— Очень плохо. Через десять минут доложите, что у вас там рота. Собрать в тылу все ходячее.

Крылов повторяет приказание слово в слово, бросается к окопу телефонистов и опять дословно передает приказание своему начальнику штаба — в «тыл»:

— Собрать все ходячее.

Я чувствую, что ему нравится это выражение. Генерал и за ним командир полка выходят из окопа под снопы сорго, поставленные шалашиком для наблюдателя. Они стоят пригнувшись.

— Окруженная рота на высоте 116,5, так ведь? — спрашивает генерал. — Смотрите, они атакуют ее. Мне не видно, но, должно быть, со всех сторон. Звоните в артполк: подавить пехоту на скатах с нашей стороны.

Минуту спустя, когда мины и снаряды, начавшие рваться вокруг командного пункта, заставили генерала сойти в окоп, он, задумчиво пощипывая свои короткие рыжие, уже седеющие усики, говорил:

— Под прикрытием своей артподготовки они хотят прежде всего расправиться с окруженной ротой.

Прошла еще одна минута, противник стал вести огонь на подавление, по площадям и перенес его на другой участок. Командир полка куда-то ушел, а генерал снова стоял под снопами, наблюдая за огнем артполка.

Как я ни вытягивал голову, подымаясь на носки, чтобы увидеть высотку, на которой дралась окруженная рота, я не видел ни этой высотки, ни переднего края противника, хотя он проходил по господствующей местности, выше нашей обороны. Мне оставалось только наблюдать за выражением лиц стоящих рядом более рослых командиров.

— Пошли, пошли! — радостно крикнул Крылов и, вытянув вперед руки, забавно медленно замахал ими. Потом вдруг опустил руки, обернулся к генералу и спросил его испуганно: — Почему они контратакуют не в нашем направлении, а в сторону?

— Там что-то замысловатое… Потом узнаем, — сказал генерал.

Я нашел, наконец, бугорок повыше и, встав на него, выглянул из-за стены сорго. Высотка, оборонявшаяся окруженной ротой, была сплошь покрыта разрывами снарядов Она как будто поднялась вверх и стала расплываться бурым облаком, которое поднималось все выше и покрывало своей толщей все большую площадь. В бинокль ничего не было видно, кроме этой клубящейся массы дыма.

Совсем близко от нас загрохотали частые разрывы.

— Это по взводу Кудрявцева! — прокричал капитан Петрашов.

На плантации редкого виноградника разрывы снарядов образовали сплошной кудрявый треугольник пыли и дыма.

Не долго наблюдали мы это неистовство огня. Артиллерия противника вновь загнала нас в окоп. Над головой сердито шугнуло, и наш окоп вздрогнул, как живой. По ушам как будто ударило чем-то железным, сверху обсыпало землей.

Генерал прокричал:

— Как там рота на высотке?

Подняться было невозможно, поэтому комбат приказал телефонистам, чтобы позвонили в правофланговую роту, имевшую хороший наблюдательный пункт. Телефонист простодушно передал то, что услышал по проводу:

— Ничего не понятно, все там смешалось, не разберешь, где кто. И к высоте бегут, падают, и на высоте бегают, падают, и вокруг высоты бегают и тоже падают.

Голова генерала сердито задергалась, он потянулся через валик земли, отделявшей наш окоп от окопа телефонистов, и крикнул:

— Передайте наблюдателям — пусть внимательней смотрят, скорее отвечают, — и, несмотря на бушевавший вокруг огонь, выпрямился во весь рост.

— Резерв собран? — спросил он, посмотрев на часы.

Лейтенант Крылов, прочищавший засорившуюся трубку второго телефонного аппарата, сказал, что резерв уже у танков. Генерал метнул на него сердитый взгляд, должно быть, за то, что лейтенант, занявшись аппаратом, забыл сам доложить ему о готовности резерва. Он опять потребовал от телефонистов сообщения с наблюдательного пункта о том, что делается на высоте в тылу противника. В ожидании ответа он нетерпеливо похлестывал стеком по сапогу. Телефонист вновь сообщил, что высота в дыму и трудно разобрать, кто там кого атакует. Ругнув наблюдателей, генерал стремительно выскочил из окопа и стал сам смотреть в бинокль, уже не прячясь под снопы, а стоя во весь рост.

Все последовали за ним. Я искал клубящуюся дымом высоту, но генерал, вскрикнув: «Молодец, Кудрявцев!» — показал биноклем влево. Я посмотрел туда со своего бугорка и невооруженным глазом увидел солдат противника. Под прикрытием артогня они бежали прямо на нас, обтекая оборону Кудрявцева, которая держалась на своем треугольнике.

По стрельбе было видно, что во взводе Кудрявцева осталось очень мало бойцов. Они могли еще отойти влево, лощинкой, но никаких попыток к этому не было заметно. Стрельба там становилась все реже, но она продолжалась и после того, как противник начал общую атаку.

Сорго закрывало перед нами обзор метров на триста. Виден был только дальний край виноградной плантации и подсолнечникового поля, по которым среди разрывов снарядов наших дивизионных пушек катились немецкие танки и бежали цепи пехоты. Вскоре они исчезли, приблизившись к сорго одновременно с заградительным огнем артиллерии. Разрывы снарядов подняли над сорго бурую тучу. Потом немецкие танки опять появились в поле зрения. Они уходили назад отстреливаясь.