Прошу Ворона показать одну бутылку этого кваса. Мне с готовностью вручают. Еще в руках Ворона узнаю по этикетке первоклассное французское шампанское. Молча подаю бутылку Васильеву.

— Не привыкли вы, старшина, к королевским напиткам,— от всей души смеется полковник.

Однако Ворона не легко переубедить. Он приказывает весь свой запас погрузить на наш танк. Васильев благодарит его, но берет только три бутылки.

Мы прощаемся.

— Так, значит, диалектика? — говорит Васильев Ворону.— Ну, если так, то воюете правильно. Главное все время ищи, наблюдай и выбирай лучшее; вот тогда наука будет верной.

Едем к нашему полковнику — артиллеристу, командиру гаубичного дивизиона. Он начальник этого участка. Старик браво докладывает Васильеву об обстановке. Васильев спрашивает его о состоянии узла обороны.

— Отец родной! — восклицает старик.— Я могу положить здесь целый немецкий танковый корпус, только дайте снаряды.

Он в восторге от КВ, присланных ему Васильевым в критический момент.

— Это же не машины, а крепости! — обращается он ко всем.— Фашисты клевали, клевали, а им хоть бы что. Развернется, ухнет — и нет танка у немца. Заметно одно,— говорит он Васильеву: — экипажи-то ими не совсем еще овладели...

— Верно, — соглашается Васильев.— Только перед войной их получили.

— Эх, если бы мы к началу войны получили их штатное количество да освоили хорошо, дали бы перцу германцу. Ведь, черт возьми, в первую германскую мы имели на стрелковую дивизию только одну батарею 122-миллиметровых гаубиц, а теперь...

Из рассказа полковника выяснилось, что и здесь танки, по приказу Попеля, отбивали атаку огнем с места из засад. Васильева это весьма заинтересовало. О том, что Попель применил тот же тактический прием и на северном участке, у Волкова, полковник еще не знал. Меня сначала очень удивило, почему Попель не сказал ему об этом. Я понял, в чем дело, только вернувшись с Васильевым на командный пункт и услышав его разговор с Попелем.

Спрыгнув с башни моего танка, Васильев сказал Попелю:

— Товарищ бригадный комиссар, я научное открытие сделал, по вашей части, а потому требую авторитетного заключения.

— Какое же?

— Век учись, а дураком помрешь...

— Вот как! — смеется Попель.— А точнее?

— Точнее — диалектика, как выразился мой знакомый, старшина Ворон. Но если говорить серьезно, я лишь сейчас, после последней отбитой атаки в десять раз превосходившего нас силой противника, впервые понял, как плохо то сих пор воевал.

— А чем же плохо?

— Да если бы я все прежние атаки отражал с места, из засад, а не бросался навстречу противнику, у меня бы еще дивизия была укомплектована по штату. Вот и оказывается сегодня для дела мало того, чему я всю свою армейскую жизнь учился. Ведь если бы меня били в последней атаке, дураком бы умер. Ну, попробуйте спорить!

Попель засмеялся:

— С какой стати я буду спорить, с вами. Раз вы пришли к выводу, что воевали плохо, давайте будем воевать лучше.

Теперь мне ясно, что Попель, щадя командирское самолюбие Васильева, хотел, чтобы тот сам сделал вывод из очевидных фактов успеха нового для нас тактического приема. Этот прием дает большую экономию в горючем, боеприпасах и танках, что сегодня в нашем положении особенно важно.

Вокруг КП, под кустами лозы и вишняка, расположились резервные танковые экипажи. Винтовок мало, но почти у каждого наган и гранаты. Много танковых пулеметов, вынутых из сгоревших машин. Немцы не жалеют снарядов, но почему-то никто из наших не вырыл себе окопчик, чтобы укрыться хотя бы от осколков. Спрашиваю об этом молоденького сержанта. Смутившись, он отвечает мне:

— Никто не роет, так чего же я стану рыть? Что я — трус, что ли?

Нелепо, но факт: окопов не роют из ложного стыда.

Сижу подле одного из штабных КВ, покрытых навалом веток. Тороплюсь записать то, что услышал и увидел за последние дни. Кривуля почему-то воображает, что я сочиняю стихи, и подсмеивается надо мной. А ведь по сути дела это он подал мне мысль вести дневник. Как жаль, если дневник пропадет. Останусь ли я жив или погибну, как погибли уже Перепилица и многие другие? Мне очень хочется, чтобы мой дневник сохранился. Может быть, кто-нибудь разберется в этих иероглифах, которыми испещрены уже две тетради, и скажет о вас, мои боевые друзья: вот это люди, им надо только побольше КВ и Т-34.

Во второй (половине дня в болото у Подлуже сел наш истребитель «миг». Летчика привели на КП дежурившие в том районе патрули. Он сказал, что в пути от

Тернополя раз десять удирал от «мессеров», прижимаясь к земле, что поэтому то и сел в болото: «Нельзя было подняться для захода на посадку»,— объяснил он.

Летчик вручил Попелю карту-приказ штаба фронта. Приказ гласил: «В районе Пелча — Буды до четырехсот танков противника без горючего и боеприпасов. Спешите уничтожить».

Весть о получении приказа фронта мигом облетела роты и всех несказанно обрадовала. Значит, мы не забыты.

Попель сейчас же вызвал к себе Васильева. Я слышал, как он сказал ему:

— Разведка фронта малость ошибается. Танки, пожалуй, не без горючего и боеприпасов, но уж коли мы сами напросились, надо спешить выполнить приказ.

— Не совсем точно: мы просили воздействовать авиацией,— улыбнулся Васильев.

Попель, хитро подмигнув, промолчал.

Обстановка на фронте, как сообщил нам летчик, такая: Красная Армия перешла к маневренной обороне, задерживая и изматывая противника на вновь занятых рубежах. Наш корпус тоже обороняется на новом рубеже. Линия фронта проходит восточнее Ровно, Кременец и Золочев.

— Что ж, значит, будем действовать самостоятельно в общих интересах армии. Наша задача — уничтожить как можно больше техники и живой силы противника,— сказал Попель, обращаясь к нам, собравшимся вокруг него командирам.

План Попеля, который вскоре стал нам известен, сводится к следующему: вечером ударом батальона Т-34 Волкова, как самой сильной боевой единицы, с приданными ему батальонами танков Фролова и мотострелков, овладеть селом Птыча и переправой через Икву.

К этому времени собрать весь колесный транспорт, гаубичный и минометный дивизионы, уже оставшиеся без боеприпасов, всех раненых и с танками, которые требуют ремонта, но могут двигаться, переправиться на восточную сторону Иквы в Старо-Носовицу. Оттуда колонна под покровом ночи должна пробиться в Тернополь. Начальником этой колонны назначен старик-полковник, державший оборону южного участка.

Все остальные танки в течение ночи на 1 июля, незаметно для противника, выводятся из боя и стягиваются в Подлуже, откуда под командой Попеля двинутся на Пелчу уничтожать сосредоточенные там немецкие танки, а потом пойдут рейдом по тылам противника на Демидувку. Из Демидувки Попель намерен свернуть на юг, на Лешнюв и Броды, внезапно появиться в глубоком тылу противника, разгромить его встречные маршевые части, пополниться за их счет горючим и, повернув на восток, пробиваться к Тернополю.

Когда я узнал об этом плане, у меня буквально дух захватило. Поражает смелость его и размах. Несомненно, в этом есть что-то новое.

Командиры, прибывшие из полков, доложили Попелю, что на танк имеется от десяти до тридцати снарядов и от половины до трех четвертей бака горючего.

— Передайте всем экипажам,— сказал Попель,— пусть недостаток в снарядах и горючем пополняют дерзостью и храбростью.

Не все, конечно, знают план Попеля, но настроение у всех приподнятое. Удивительно, как влияет на наших людей подготовка к наступлению. Даже в этих тяжелых условиях, в которых мы сейчас находимся, никто, видимо, не сомневается, что наступление сулит успех. Предчувствие успеха видишь на всех лицах.

Солнце спряталось на западе в тучу. Противник продолжает вести методический обстрел. Скоро мы начнем.

Простились с Кривулей. Ему приказано вывести из окружения два неисправных танка БТ, у которых с грехом пополам работает только первая передача. В рейд их взять нельзя и здесь оставить нельзя: достанутся немцам. Мне жаль Кривулю,— знаю, что для него это задание очень неприятное, хотя, прощаясь, он ничем не высказал своего огорчения. Его как будто беспокоит только то, что механикам придется все время держать рычаг переключения, чтобы не выскальзывали из зацепления шестерни. Мы пожелали друг другу встретиться вновь и продолжать свой путь вместе. Неужели не встретимся? Мы стали с ним, как родные братья.