Но вот облако осело, и я снова увидел танк Попеля. Уже с закрытыми люками, он шел к селу; скорость его, кажется, была еще больше. Я задышал свободнее. Пушка попелевского танка, повернувшись влево, блеснула огнем выстрела. «Жив!» — воскликнул я мысленно и в неудержимом порыве радости, изо всех сил хлопнув ладонью по башне, крикнул своему танку:

— Ну, дорогой, выноси и нас!

Заградительный огонь угасал, но, когда танк Рябышева вступил в его полосу, фонтаны разрывов с новой силой стали вырываться из земли, поднялись стеной.

«Опоздали — перелет!» — обрадовался я, увидев, что снаряды рвутся позади машины генерала.

— Прошел,— сказал Никитин и, захлопывая свой люк, крикнул мне: — Закройтесь, наша очередь!

Одна мысль сменяла другую. Только я подумал: «Если снаряд ударит по верхним броневым листам, наш танк не выдержит», как мелькает мысль, что уже третий раз я вижу впереди стену разрывов, вырастающую после нескольких минут тишины, что танк Рябышева успел проскочить раньше ее появления,— значит, бьют залпами, надо воспользоваться интервалом. Повеселев, я крикнул Миките в переговорное устройство:

— Перейдешь мост, подведи танк вплотную к разрывам, включи третью скорость, выключи бортовые и будь наготове. Дам команду «Полный газ», бортовые включай и выноси из огня. Понял? — переспрашиваю я.

— Ага!— отвечает он.

Меня возмущает это «ага».

— Что «ага»? — кричу я.

Смотри, бахнет тебя снаряд по носу, тогда будет «ага»! — кричит ему Никитин.

— Башнер! Що вы там дрожите? — ехидно спрашивает Гадючка.— Не шатай мне машину, а то на мост не попаду.

— Ртом смотреть будешь, конечно, промахнешь! — хладнокровно отвечает Никитин.

— Думаешь, и я такой, як твоего батьки сын! — огрызается механик, уже припав к триплексу.

Старшина Никитин назначен командиром машины, но в бою командую я, а он выполняет обязанности заряжающего (башнера), и хитрый механик пользуется этим, понижает Никитина в должности на две ступени и позволяет себе свободное обращение с ним. Но когда Никитин остается вместо меня, вступает в свои права командира, механик тотчас проникается к нему уважением и почтением, переходит на «вы» и любую шутку, отпущенную Никитиным по его адресу, как бы она ни была ядовита, проглатывает молча.

— Мост! — предупреждает Гадючка.— Я готов! На скорости!

Машина стоит. Метрах в пятидесяти блеснули взрывы.

— Вперед! — даю я команду.

Меня отбрасывает к задней стенке башни, мотор завывает так сильно, что, кажется, сейчас взорвется.

В ушах забарабанило, но впереди шоссе было уже чисто, только кое где взметывались вверх отдельные разрывы.

Мы обогнали КВ Рябышева и затормозили, увидев дымящийся на шоссе Т-34, у борта которого торопливо работали три человека. Они натягивали гусеницу. В одном из них я узнаю Попеля.

— Проезжайте, проезжайте! А то из-за вас и мне достанется! — обернувшись к нам, кричит он.— Одно копыто подстрелили. Ничего, ничего! Два трака поставили, сейчас догоню.

— Хитрый! — смеется Никитин, показывая на дымящийся танк комиссара.

Я тоже сначала думал, что танк Попеля горит. Оказывается, Попель поставил на корму дымовую шашку, имитируя пожар, и немцы попались на удочку — перестали по нему стрелять, решив, что с этим танком уже покончено.

Первым ворвался в Лешнюв со своими танками младший лейтенант Перепилица. Когда мы подошли к селу, он давил гусеницами противотанковые орудия гитлеровцев, стоявшие во дворах. Вслед за нами подошла вся колонна Волкова. С нею машины Рябышева и Попеля. Я слышу голос Попеля:

— Ну что, товарищ генерал?

— Атакуем северную окраину,— отвечает Рябышев, танк которого останавливается рядом с нами.

— Ясно! Механик, вперед! — командует Попель.

КВ Рябышева идет рядом с танком Попеля по улице. Я иду за КВ, прижимаясь к домам. По другой стороне улицы движутся танки Волкова.

Один за другим противно просвистели два снаряда.

— Оттуда! — кричит Попель Рябышеву, показывая рукой на каменный дом, стоящий на перекрестке дорог за церковью.

Позади нас улицу перегородила стена разрывов, как и у моста. «Новые батареи появились»,— подумал я. Теперь снаряды воют над нами беспрерывно. То там, то здесь над каменным домом поднимается облако красной пыли и звенит битая черепица или летит длинная щепа из бревенчатых стен.

— Товарищ старший лейтенант,— говорит мне Никитин,— свернем за дома в огороды, по ним и выйдем на край села. Комиссар уже захлопнул люк, они сейчас в сторону, и нам несдобровать.

Попель действительно захлопнул люк, он мчится, прижимаясь к самым домам.

— Видите, этот хитрый комиссар что-то задумал, а нам достанется на орехи,— не унимается Никитин.

«Попель атакует батарею. Никитин прав — надо прикрыться домами и идти рядом с ним»,— решил я и дал команду свернуть влево за дома.

Ломая заборы и плетни, мы догоняем танк Попеля. Он идет рядом по улице и куда-то стреляет. Впереди за домами наперерез Попелю крадется тяжелый пушечный бронеавтомобиль; его белое крестовое клеймо мелькает в просветах между зданиями.

Никитин хватается за бронебойный снаряд. Я спешу навести пушку в первый между домами просвет. «Вот он, голубчик»,— сказал я сам себе, наводя перекрестие на середину броневика и предвкушая удовольствие от того, как сейчас продырявлю его насквозь. Но в этот миг позади нас бухнула пушка, и броневик с отваленным боком, задымив, остановился. Выглянув из башни назад, я увидел рядом стрелявший танк Т-34, в башню которого на моих глазах скрывается голова Попеля.

Никитин, держа наготове теперь уже ненужный снаряд, восхищенно ругается:

— Черт возьми! Заметил же!.. Вот глаз!

Огородами по нашим пятам уже двигалась рота Т-34, стреляя из пушек. Через переулок в крайнем саду видны были вражеские солдаты, оттуда доносились сухие барабанящие выстрелы.

— Немцы! Пехота! — нетерпеливо кричит мне Никитин.— Скорее! Уйдут!

Стреляю по какой-то яме, в которую спрыгнули солдаты. Наш танк врывается в сад. Я поливаю из пулемета окопы, а механик разворачивает их гусеницами. В разные стороны от нас бегут гитлеровцы. Одни из них падают, другие успевают добежать до высокой ржи.

Никитин подсчитывает вывороченные гусеницами из ям стволы минометов и всюду валяющиеся ящики из-под мин.

— Наша задача выполнена!— торжественно объявляет он.— Теперь надо найти потерянное начальство!

Но начальство искать не приходится. Вот посреди соседнего сада справа громоздится КВ Рябышева, рядом еще танк — это, наверное, Попеля. Они бьют из пушек вдоль шоссе по уходящим за гребень не то бронемашинам, не то танкам немцев. Туда же стреляют виднеющиеся на этом же гребне далеко вправо танки соседнего полка. Слева где-то за селом тоже гремит бой.

Я подъехал к танку командира корпуса. Генерал Рябышев, поднявшись на башню своего КВ, наблюдал в бинокль, поочередно поворачиваясь во все стороны.

Попель, молодецки, шариком выскочив из машины, с довольным видом вытирает рукой закопченное и залитое грязным потом лицо.

— Успех наступления явный,— говорит генерал с башни, не отрываясь от бинокля.

— Несомненно! — поддакивает снизу Попель.

Подъехал на танке командир дивизии, генерал Мешанин. Он доложил, что село очищено от противника, а справа и слева наши части продвигаются вперед и что в этом бою противник потерял три с половиной десятка легких танков и бронеавтомобилей, до двух батарей артиллерии и много минометов.

— А винтовок? — спросил Рябышев.

— Не знаю, товарищ генерал, не докладывали мне.

— Вот видите, какая война пошла! Я сам за весь бой не слыхал ни одного винтовочного выстрела,— всё орудия, минометы, пулеметы; поэтому и спросил,— сказал Рябышев.

Он приказал преследовать противника без остановки до Берестечка, оборону занять по реке Стырь.

Уже вслед отъезжающему комдиву Рябышев крикнул:

— Мой энпе здесь. Смотрите, связь держите по радио.

Когда вдоль шоссе на север развернутым строем пошли танки, в небе появилось несколько немецких самолетов. Они летели очень низко, у самой земли, что-то высматривали, но не стреляли, и по ним никто не стрелял. Все были заняты наступлением, рвались вперед.