Через минуту со всех концов нашего леса в сторону реки полетели красные ракеты, и в лесу заревели моторы танков.

Откуда-то из-за леса ударил по Лешнюву наш корпусный артполк. Вокруг звонко и четко забухали пушки танков Волкова и орудия дивизионной артиллерии. Рябышев и Попель подняли бинокли к глазам. За мостом и селом, на окраине его, по огородам и садам, как мыльные пузыри, лопались беловатые дымки частых разрывов. Справа из леса, вытянутого рогом в сторону речки, вышел странный, квадратной формы, высокий танк и быстро пошел по лугу к берегу.

— Смотрите, Мешанин пошел,— сказал Попель, показывая Рябышеву на лес.

Вслед за первым танком двинулись еще два танка такой же странной формы. «Что за наваждение!» — думал я, всматриваясь в первый танк. Передняя часть его быстро уменьшалась, становилась все ниже и ниже. На землю одно за другим падали с танка бревна. Продвигаясь по ним вперед, он дошел до реки. Бревна больше не падали. Танк принял форму БТ. По готовому настилу он быстро ушел назад в лес. По его следу пошел другой танк, поджидавший его возвращения. Третий танк стлал дорогу невдалеке, параллельную уже проложенной.

— Вот это здорово! — закричал Никитин, тоже наблюдавший из башни за полем боя и, видно, тоже только теперь понявший, что происходит перед ним.

Попель обернулся и, посмотрев на Никитина, спросил его:

— Чему, хлопче, удивляетесь? Первый раз видите, что ли?

— Впервые,— признался Никитин.

— Ну, тогда учись, как форсировать болотистую речушку,— сказал Попель и посмотрел в бинокль туда, где под огнем через болото выстилалась танковая переправа.

Второй танк с горой бревен на броне прошел по настилу к речке, перебрался через нее, сбрасывая бревна, перешел по ним болото и, ведя частый огонь, подходил уже к крайнему сараю села. По его следу шли другие.

— Хороша, Кирилл Николаевич, ваша механика, слов нет — хороша! Напрасно я сомневался,— говорит Рябышев, то поглядывая на Попеля, то опять в бинокль на переправу.

Из этого я заключил, что инициатором такого способа форсирования болотистой речки был Попель. Посмотрев на переправу, он отвернулся от нее, как будто она его нисколько не интересовала, и стал всматриваться в сторону Лешнюова. На южной окраине Лешнюва, молчавшей все время, вдруг справа и слева от шоссе забабахала раскатистыми залпами мелкокалиберная противотанковая артиллерия. Она открыла огонь по переправе наших танков, до которой было не меньше двух километров. Такое расстояние спасало наши легкие танки, и они взводами быстро проходили на северный берег реки и врывались в соседнюю деревню.

Рябышев не отворачивает бинокля от Лешнюва. Слышу, как он повеселевшим, довольным голосом говорит Попелю:

— Вот-вот, видите! Вот где нас фашисты ждали. Ясно, они думали, что мы прежде всего кинемся по шоссе. Да, господа, просчитались!

Немцы забыли уже про мост и пустое шоссе; их артиллерия в горячке прилагает все усилия, чтобы помешать переправе наших танков через болото, но поздно. Все эти усилия безуспешны. Перебравшиеся через болото танки с прямой наводки уничтожают вражеские пушки по обе стороны шоссе, обезвреживают направление своей атаки.

«Вот как хорошо задумано!» — радуюсь я, вглядываясь в окраины села. Там стало заметно движение доселе невидимых нам танков и бронемашин. Но вот они опять куда-то скрылись за домами и садами.

— Товарищ генерал, не пора ли? — спросил Попель Рябышева.

— Пора! — ответил Рябышев и приказал штабному командиру передать приказ генералу Мешанину: «Атаковать село Лешнюв в лоб по шоссе».

Тотчас же на шоссе появляется танк Т-34. Все больше и больше набирая скорость и с ходу ведя огонь, он летит к мосту. Нам хорошо видно, как замедлив ход, Т-34 осторожно, точно на ощупь, переходит подправленный после взрыва мост и вновь, затянув высокую моторную ногу, все быстрее и быстрее мелькает в просветах между телеграфными столбами, проглатывая последний опасный километр шоссейной дороги.

— Перепилица! — взволнованно кричит мне Никитин.

Между тем к мосту уже подходят три танка, а из лесу на шоссе вырываются машина за машиной.

— Атака началась! — говорит Попель.

Он опускает бинокль, торжествуя оглядывается; его лицо искрится той счастливой улыбкой, которую я видел сегодня уже на многих лицах.

Пушечная пальба на северном берегу речки Слонувки и в Лешнюве внезапно почти оборвалась. Но только я подумал: «Что это значит?» — как стрельба возобновилась. Теперь она велась по шоссе и по краю села, где уже были наши танки. Снаряды часто зафурчали вокруг нас, а у моста стал вырастать занавес из сплошных разрывов.

— Э, дураки, поздно спохватились перенести артогонь,— говорит Попель, обращаясь к генералу, и, опять вскидывая бинокль, добавляет уже сам себе: — Сейчас Волков наведет там порядок,— и вдруг с досадой топнул ногой.

Я взглянул на мост, вокруг которого бушевал заградительный огонь врага, и понял, в чем дело. Летевший по шоссе очередной танк перед самым мостом резко затормозил, стал спускаться с насыпи дороги на болотистый луг. Его маневр мне ясен — он хочет обойти стороной по болоту заградительный огонь. Но, не пройдя и полсотни метров, танк забуксовал на месте и как бы присел в траву.

— Посадил машину в болото, не пошел через огонь,— возмущается Попель.— Боюсь, товарищ генерал, чтобы остальные тоже не начали лукаво мудрствовать и не сели в болото... О, завилял, завилял хвостом! — кричит он.— Второй, товарищ генерал, свернул с шоссе.

— Понесло к чертям в болото! — выругался Рябышев и, опустив бинокль, по-стариковски вздохнул: — Да, Кирилл Николаевич, вспомнишь все-таки кавалерию. Когда я командовал на виду у всех, все меня видели и делали то же, что и я.

Я с ужасом думаю о том, что теперь все остальные машины тоже попытаются обойти мост и, конечно, застрянут в болоте. Дрожа, как в лихорадке, смотрю на начальство и злюсь, что начальство спокойно разговаривает и ничего не предпринимает. Мне кажется, что уже все пропало.

— Товарищ генерал, пойдем в атаку! — круто повернувшись к Рябышеву, сказал Попель.— Вот так, на виду у всех. Пусть видят, что генералы первые пошли через огонь! Все пойдут за нами!

Я обратил внимание на не свойственную Попелю резкость движений и на пронзительный, испытующий, но не без веселой хитринки взгляд, который он бросил на генерала.

Мне показалось, что и генерал посмотрел на Попеля как-то недоверчиво. Повернувшись опять к мосту, помолчав немного, он сказал своим обычным тоном:

— Пойдем!

Я не подозревал в старике-генерале того проворства, с каким он вскочил в свой КВ, на ходу отдав команду «По машинам», больше похожую на протяжную кавалерийскую «По коням», и той ловкости, с какой он забросил ноги в башню, совсем как наездник при джигитовке.

— Механик, заводи! — крикнул он, нагнувшись в башню.— Промчи меня перед строем на опушку у всех на виду! Направление атаки — по шоссе, через мост на село. Скорость — аллюр три креста!

Попель был уже на своем Т-34. Оба танка рванули вперед, выскочили на опушку и, расшвыривая комья земли, волоча за собой пелену черного дыма, гремя и воя, понесли обоих своих командиров, стоявших высоко в башнях на виду экипажей всех машин.

Сигнализируя флажком «Делай, как я», Рябышев и Попель выходят на шоссе. Здесь более увертливая и быстроходная машина Попеля опередила КВ Рябышева.

«А что же мне теперь делать?» — подумал я.

— Пошли за ними, чего отстаем! — крикнул мне Никитин.

«Конечно, за ними!» — решил я, влезая в башню.

Наш БТ едва вырвался из волны хлынувших к шоссе танков и, как гончая по следу, кинулся за Рябышевым и Попелем, уже подходившим к мосту. Несшиеся за нами танки, сверкая выстрелами, образовали на шоссе колонну.

«Ну, теперь не удержит никакой заградительный огонь!» — подумал я.

— Фашистам — вот! — Никитин сложил из рук крест.

С замиранием сердца слежу за танком Попеля, который ринулся в самую гущу заградительного огня. Вдруг он исчез в облаке дыма и пыли, поднявшейся с земли. У меня перехватило дыхание, я старался выдохнуть из груди воздух и никак не мог. «Пропал комиссар, пропал комиссар!» — вероятно, я это подумал, но мне казалось, что кто-то прокричал мне это прямо в ухо.