Я развернулась и покорно пошла назад. Остановилась напротив — ногами все еще в прибое, будто что-то мешало сделать последний шаг. Тогда Марк силком втащил меня на крыльцо, завел в комнату и плотно закрыл дверь.
— В моих покоях хранится коллекция воздушных змеев, — сообщил он, деловито стащив с кровати тяжелое покрывало, и без лишних сантиментов принялся растирать мне ноги, словно полотенцем. — А из спальни есть выход на широкую террасу, очень похожую на ту, где мы с папой в детстве их запускали. Сдается мне, гостеприимные хозяева сделали все возможное, чтобы мы забыли про время, зато набегались, наплавались и проголодались.
Запотевший кувшин с водой завлекательно подмигнул мне солнечным бликом. Я отвернулась, встретилась взглядом с коленопреклоненным Марком и вдруг почувствовала себя до крайности неловко.
Героиня. Спасительница. Хороша бы я была, если бы…
— А как ты смог остановиться?
Марк выпустил покрывало и выглянул на крыльцо, чтобы забрать мои сандалии. Я уже подумала, что он вовсе не станет отвечать, когда талбот нехотя признался:
— Мигель считал воздушных змеев не самым интеллектуальным занятием. А он не стесняется в выражениях, когда ему что-то не нравится, и кое-что… эй, это же детская психотравма, хватит смеяться!
Сандалии я у него все-таки отобрала и натянула сама, все еще гнусно посмеиваясь. Сходство с печально известным гобеленом над камином в «Веточке омелы» наверняка превысило все мыслимые пределы, но остановиться я не могла.
— А твое увлечение плаванием явно поддерживали, — задумчиво протянул Марк, и я замолчала.
Папа поддерживал нас с Брианной во всем. По его мнению, следовало поощрять и развивать природные склонности, а не навязывать детям какие-то «правильные» навыки и умения. Он без единого сомнения позволял нам и плавать, и пачкать красками стены в бывшей детской, и изводить холсты на сомнительные эксперименты — и заниматься бухгалтерией для гостиницы, когда у меня появлялось желание. А стоило Брианне заинтересоваться кулинарией, как ей без единого протеста была отдана на растерзание кухня.
Стоило признать, что, по крайней мере, воспитание младшей дочери папе удалось отменно. Это только старшая все время норовила если не связаться с дурной компанией, то хотя бы ее основать. Тоже, надо отметить, не без успехов…
— Судя по проснувшейся даме Чэро, Ланс должен быть где-то здесь, — сказала я.
— Ага, — неохотно отозвался Марк. — Только вот «здесь» оказалось на диво растяжимым понятием. Это в мире людей Алдеан ютится в узком ущелье, а под Холмом может твориться что угодно. И, что гораздо хуже, время тоже может течь как угодно…
Я тут же припомнила с десяток детских страшилок про путешественников, которые провели под Холмами долгие годы, показавшиеся им одним днем, и постаралась поскорее отстраниться от этой мысли.
— Найдем Ланса — со временем он как-нибудь разберется, — рассудительно заметила я. — Им-то он управлять умеет.
Марк скептически хмыкнул. Особой веры в магические способности будущего короля у него явно не было, но сгущать краски он не стал.
— Допустим. Тогда, надо полагать, первым делом стоит отыскать тронный зал — если уж Его Величество исхитрился достать Огненного Змея до вулканической активности, то наверняка делал это лично.
Легко сказать… Хотя я была готова поклясться, что мы отошли от ворот на каких-нибудь сорок шагов, в обе стороны от моих покоев тянулся широкий коридор — полутемный и драматически пустой. Все двери, кроме двух, оказались заперты. В окнах неизменно виднелся беспокойный прибой — так близко, что мне становилось не по себе.
— Предложил бы мальчикам — налево, девочкам — направо, но решительно не готов разделяться, — признался Марк. А потом прищурился, чуть склонил голову к плечу — и, вопреки озвученным направлениям, свернул направо, потянув меня за собой.
Я озадаченно покрутила головой, соображая, что привлекло его именно в этой стороне, но так ничего и не заметила.
— Пол забирает вверх, — милостиво пояснил талбот, не дожидаясь наводящих вопросов. — Где искать властителя, как не на самом верху?
Уклона я по-прежнему не чувствовала, но через сотню шагов, наконец, заметила, что прибой в окнах по левую руку вроде бы оказался чуть дальше, чем напротив наших с Марком комнат. Коридор плавно поворачивал вправо, создавая неприятное ощущение ходьбы по кругу — словно мы действительно влезли в чей-то курган и огибаем его по периметру. Должно быть, идти в противоположном направлении было бы еще неприятнее — сейчас мы, по крайней мере, поднимались вверх.
Навстречу никого не попадалось. Что мы не бежим по кругу, как хомячки в колесе, можно было определить только по дверям по правую руку: отделка еще ни разу не повторилась, словно каждый хозяин считал своим долгом самовыразиться таким образом. Простые деревянные створки сменялись серебряными калитками, сплошным листом золота, зарослями ядовитого плюща, невесомыми занавесями, переплетениями узловатых корней… перед полукруглым проемом, заложенным кирпичной кладкой, я даже притормозила на мгновение, гадая, как жилец попадает внутрь.
А когда попыталась догнать Марка, вдруг ощутила, как гудят от напряжения натруженные ноги.
— Сколько мы уже идем?
Марк тоже остановился.
— Я ведь говорил, что спускаться под Холм — чистой воды самоубийство?
— Нет, — мстительно припомнила я. — Ты просто сказал, что я не пойду сюда одна. Что-то более-менее благоразумное я слышала только от Мигеля.
— А, это нормально. Он всегда был самым здравомыслящим из нас троих, — признался Марк и неуверенно провел рукой по стене. — Не знаю, сколько мы идем, но движемся как будто по спирали.
— А… — я выразительно кивнула в сторону окон: они по-прежнему ровным рядом тянулись вдоль левой стены, и из каждого виднелась далекая шумная вода.
— Объясни это городскому чувству направления, — растерянно пожал плечами Марк. — По-моему, мы движемся к центру Холма и его вершине одновременно. Да, кругами, но радиус поворота коридора становится все меньше.
Мое чувство направления решительно отказывалось работать в таких условиях. Гудящие от усталости ноги намекали, что скоро примкнут к бунту. А чувство времени, по всей видимости, вообще решило взять отпуск.
Поэтому я помялась и сделала то, что обычно делала в сказках какая-нибудь добрая и благовоспитанная, но не слишком обремененная инстинктом самосохранения крестьянка — постучалась в кирпичную кладку, как в обычную дверь.
— Что ты… — начал было Марк, но тут кирпичная кладка колыхнулась, словно нарисованная на плотной ткани, пошла рябью — и отодвинулась в сторону.
Выглянувшая из-за «двери» девушка — должно быть, моя ровесница — вовсю готовилась к полуночному балу. Во всяком случае, она уже надела длинное зеленое платье, но накрашен у нее был пока только один глаз — правый, прозрачно-серый, как утренний туман. Ко второму, янтарно-желтому, с прямоугольным зрачком, золотистые тени с синей подводкой все равно не подошли бы. На мое счастье, долгий опыт общения с гостями «Веточки омелы», сразу подсказал правильную линию поведения: вместо того, чтобы растерянно пялиться на козлиный зрачок местной красавицы, я уставилась ей точно в переносицу, создавая впечатление открытого прямого взгляда.
— Здравствуйте, — автоматически произнес Марк, явно ведомый теми же навыками.
— Простите за беспокойство, — виновато улыбнулась я. — Мы здесь впервые и, кажется, заблудились. Вы не подскажете, в какую сторону идти, чтобы поклониться князю-покровителю?
Фейри чуть скривила изящный носик и отступила назад. Под длинным подолом мелькнуло кокетливо отполированное копытце.
Глейстиг!
— Мы ищем кое-кого, кто должен быть возле Огненного Змея, — поспешно добавила я, не рискнув проверять на своей шкуре волшебное чутье фейри на прямую ложь.
Кажется, она и впрямь могла отличить ее от правды: лицо разгладилось, подкрашенные золотистой помадой губы тронула улыбка — только какая-то чрезвычайно недобрая.
