Его руки сминали, вжимали, а я старалась так приникнуть, будто жаждала, чтобы кукловод вобрал меня в себя. Мечтала слиться, и стать его частью. Только нужной, настолько нужной, чтобы ему без меня жить не хотелось, чтобы желал умереть от одиночества.

«Опять начиталась романов?» - не глумился, но звучало с укором.

«Иди ты!»

Его губы запечатлели на шее очередной голодный поцелуй, и уже в следующий миг я опять осталась одна.

«Тварь. Ненавижу, - шипела в бессилии, презирая себя больше, ведь была готова признать его власть надо собой. - Зачем ты всё это делаешь со мной?»

«А как думаешь?»

«Ты - долбанный садист, которому плевать на людей и их страдания. Маньяк, который знает, что ему всё сойдёт с рук, даже если количество жертв превысит все самые немыслимые и заоблачные пределы. Тварь, степень низости которой поражает...» - выплёвывала негодование.

«Близко».

«Кто она? Жена?»

«Нет...»

Сердце ударилось нежнее, даже свет в темноте надежды забрезжил.

«Пока, - мрак опять стал затягивать проблески. - Если понесёт от меня, возможно, на ней женюсь».

«Понесёт? - жутко покоробило слово. - То есть забеременеет?»

«Это одно и то же», - ровно пояснил Демьян.

«Нет, - спорила уверенно. - Мужчина никогда не скажет применительно к любимой женщине - понесёт».

«Я ничего не говорил о любви».

Я оторопела:

«Тогда зачем?» - выдавила непонимающе.

«У нас хорошие шансы произвести на свет здоровое и сильное потомство».

«Потомство? - аж передёрнуло. - Детей? - уточнила с пылом. - Скажи, что тот милый мальчонка не твой, молю?!.. - нисколько не преувеличивала негодования. - Это жестоко, если мальчик растёт с ублюдком, который его позиционирует как потомство, а не как сына!»

«Спешу тебя разочаровать, он мой сын и, между прочим, он сын чистокровного зверя и сам носит этот ген».

«Бедный, он так невинен... а потом... станет таким же, как и ты...» - сочувствовала искренне. Да на самом деле меня нешуточно ужаснула эта мысль.

«Ему нужна мать, и я вполне определился».

«Ты о блондинке? - пробормотала догадку. - Твой сын обречён...» - прошептала убито.

«Почему?» - впервые уловила в его голосе настороженность.

«У него будут самые никчёмные родители. Папаша - моральный урод, который измывается над существами априори слабее себя по ничтожной прихоти. И сучка, которая трахается, зная о больных наклонностях первого и с удовольствием расставляет ноги, чтобы доказать, что значит для него больше, чем жертва... хотя, по сути, ещё ничтожней».

«Она не знает о тебе», - уверенно отрезал Демьян.

«Это ты так решил? - горько усмехнулась. - Копаешься в моей голове, разве не можешь у неё поковыряться?» - озадачилась устало.

«Нет. Чтобы её взломать, мне придётся потратить много сил».

«А ты не пробовал с другими не силовым методом, а нормальным общаться? Спросить... Просто спросить».

«Не все, такие как ты».

«Тогда зачем такие изощрённые пытки?»

«Хотел проучить».

«Зачем? - недоумевала с болью. - В чём я провинилась?»

«Посмела сказать, что измена неважна...»

«Ты слышал, - кивнула своим мыслям. - И решил... - запнулась. - Да, это было жестоко, но останусь при своём: измена не так важна... важней об этом не кричать, и продолжать ценить и уважать тех, с кем живёшь».

«Значит, простишь?» - прозвучало закономерно.

«Не могу».

«Перечишь себе», - не без ехидства уличил Демьян.

«Не могу, потому что ты мне никто... - попыталась объяснить позицию - Ты! Мне! Никто! - отчеканила каждое слово. - Я не имею права прощать или не прощать, но признаю, ты сделал мне больно. Никогда не испытывала такого Ада. Не понимаю, - встряхнула неопределённо головой. - Ты желаешь меня, приручаешь... и не берёшь, хотя, знаешь, что не откажу...»

«Признай, что моя!» - холодно потребовал кукловод.

«Признаю... что хочу тебя, и даже плюну на стыд и попрошу: возьми... Я устала, измучена, обессилена».

«Теперь этого мало. Хочу услышать, что ты меня любишь!» - огорошил кукловод.

«Очередная блажь, - сморщилась - К тому же ты знаешь ответ...»

Меня накрыло холодом. Покрутилась, ища Демьяна, но его нигде не было. Стало дико плохо, одиноко и больно. Беззвучно завыла:

«Люблю! Люблю. Люблю... Только закончи игры...»

Меня игнорировали.

Изувер: ему недостаточно приручить и подчинить тело. Он вознамерился уничтожить мою душу. Извести: прогнуть, сломить, подмять... и я уже готова признать его полноценную власть. На болезненном уровне ощущаю его желание и едва не умираю от отчаянья получить так необходимое мне, чтобы потушить пламя похоти.

За несколько месяцев Демьян меня довёл. Довёл настолько, что даже не нужно слышать его или видеть - засыпаю в Аду и просыпаюсь в нём. Горю, истлеваю, ведь изощрённая игра «не касаясь наяву, доводить до пика и не позволять ощутить оргазм в полной мере» равноценна пыткам инквизиции.

О-да, готова признаться в колдовстве.

«Готова! Я! Ведьма! Только позволь умереть, закончи пытки».

На канале продолжало висеть молчание.

Кушать уже не хотелось, и даже кофе бы в горло не полезло. Я побрела к салону автомастерской.

Машину диагностировали и резюмировали, что необходима замена колодок, регулировка развала и ещё что-то... Не старалась запоминать - Ромка всегда доверял этому мастеру, значит, и я буду.

Оставила аванс, ведь мастер сказал, что запчасти сам купит, всё равно сегодня не успеет добраться до более серьёзных работ.

Перед отъездом заглянула к Эпштейну. Он выписал новый рецепт на лекарства. Мне нравился этот мозгоправ. Удивительно, ведь вычеркнула его из списка, и из всех кандидатур, Шлёма единственный, кто произвёл впечатление.

Он был приятен не только внешне, но и лёгок в общении. С таким как Эпштейн быстро находишь язык, и расслабляешься. Даже странно, почему Демьян не запрещал сеансы. Ему не нравилось, но он позволял и даже не затыкал рот, когда психотерапевт задавал личные вопросы, и я отвечала, ничего не скрывая. Ощущала скребущее ощущение недовольства, которое в любое время спутала бы с ревностью. Только не в этом случае - скорее собственничество.

Моя игрушка! Это моя игрушка! Так маленькие ребята кричат, когда в песочнице другой покушается на его любимую вещь.

Вещь... даже с этим смирилась. В какой-то момент накрыла такая апатия и безразличие, что я перестала огрызаться, когда мучитель пытался командовать или говорил нечто, с чем была крайне не согласна.

Выполняла механически, слушалась беспрекословно, и он стал пропадать. Молчал днями.

Допустила глупую мысль, что ушёл. Не скажу, что значительно полегчало, но дышать было проще. Перестала оглядываться, нервничать и сражаться с бессонницей и постоянным возбуждением. Теперь спала отлично, а по утрам вставала бодрая и отдохнувшая.

Спокойствие нарушил звонок Любушки. Был выходной, и я с особой тщательностью убиралась дома. Скоро в отпуск, поэтому хотела, уехать, не волнуясь о грязных окнах и пыли на шкафах.

- Милка, подруга, - тараторила Любка, - ты просто обязана знать первой.

- Что случилось? - я насторожилась, хотя голос подруги говорил, что новость будет хорошая, если даже не сногсшибательная.

- Мы с Костиком решили расписаться!

- Поздравляю, - ничуть не кривила душой. - Какие же вы молодцы!

- Спасибо, - промурчала счастливая Люба. - Не хочу шумной вечеринки, но мы решили, что позвать самых близких нужно.

О, если Люба такое сказала, значит, точно будет шумная вечеринка, под стать празднованию самого дня свадьбы.

- А когда планируете?

- Заявление подаём сегодня, а вечеринку устроим на выходных, то есть через три дня.

- Да ты что? - брякнула, не понимая, что за повод такой - подать заявление. Это же не роспись и не свадьба. Лишь документы. За время до самой регистрации ещё много, что может произойти.