— Разбуди его!..
— Тогда его нервная система не выдержит, и он сойдет с ума. Будить? — с готовностью спросила она.
Злость остыла.
— Нет, — буркнула я. — Пусть дрыхнет.
Солнце алело на востоке, готовясь залить летней жарой весь мир. Весь этот безумный мир. Я сидела в Белом саду, ковыряясь в соли. Скоро рассвет. Кыся упоминал, что собирается утром уехать. Скоро его хватятся. Придут сюда. Увидят своего драгоценного хозяина дрыхнущим. Не смогут добудиться. Решат, что я его заколдовала. Хотя… если так подумать, то это было недалеко от истины. Надо было привести мысли в порядок. Времени мало. Новые планы роились подобно тем самым стрекозам, созревая и лопаясь, вновь возникая и пожирая неудачливых конкурентов.
— Искра Соль-Шесть-Хриз, расскажи мне… про себя.
Мой вопрос привел отражение в замешательство, а потом она начала перечислять цифры и сыпать непонятные словами.
— Стоп. Начнем с простого. Ты питаешься безумием?
— Нет.
— Хм… А кто мне канючил?.. Накорми нас… Мы так голодны… — передразнила я ее.
— Мы питаемся знанием. Верой. Выдумкой. Ложью. Опытом. Памятью.
— И?.. Безумием тоже?
— Безумный человек продуцирует знания в большом количестве, — дипломатично ответила Искра.
— Но?.. Демон тебя раздери, хватит юлить! Отвечай коротко и ясно.
Она с готовностью засыпала меня непонятными словами и терминами, словно погребая под соляной лавиной. Я сдалась.
— Ладно, — махнула я рукой. — Говори так, чтобы было понятно. Что с безумием? Ты можешь им питаться, правильно?
— Можем. Безумие вкусное. Но опасное. Нестабильное. Нужен Источник для очистки.
— Так… То есть ты нажралась моего безумия?.. И теперь хочешь, чтобы я отправилась с тобой к Источнику?
Искра ничего не ответила.
— Эй! Ау, я с тобой вообще-то говорю!
— Наши функциональные возможности ограничены. Мы не можем покинуть замок.
— Почему ты все время говоришь о себе во множественном числе?
— Нас много. Отражений много. Записанных разумов.
От этих слов мне сделалось не по себе. Как будто я говорила с неким уродливым созданием, сшитым из обрывков чужих душ… многоликим призраком.
— Но твое главное отражение?.. Это же Шестая? Моя прапрапра… какая-то там пра-, верно?
— Да.
— Вот и говори от ее лица. Итак, почему ты не можешь покинуть замок?
— Не могу.
— Почему?
И снова жалящие соляные кристаллы непонятных слов, сплетающихся в сеть. Я барахталась в ней какое-то время, тщетно пытаясь понять, но потом сдалась.
— Ладно. Спрошу иначе. Можно ли что-то сделать, чтобы отвязать тебя от замка?
— Я и есть замок. До некоторой степени.
— Что?
Искра терпеливо повторила бессмысленную для меня абракадабру. Я застонала и стукнула себя по лбу ладонью.
— Я питаюсь знанием, — повторила Искра, решив смилостивиться и перейти на понятный мне язык. — Ты это и так знаешь, но не осознаешь. Я покажу. Знание… разное. Полет стрекозы.
Соль передо мной зашевелилась и стала собираться в гигантскую стрекозу, которая неуклюже взмыла в воздух.
— Человеческий разум продуцирует знания. Обычный человек может увидеть полет, запомнить его. Кроха информации. Она не изменяется. Существует долго и стабильно, но мало мне дает.
Стрекоза, тяжело громыхая крыльями, пролетела мимо меня и начала возвращаться, делая крюк над бездной.
— Другой человек, со сдвинутым восприятием, например, художник, может усмотреть в полете красоту и запечатлеть ее сквозь призму собственного таланта.
Стрекоза в воздухе начала меняться, ее крылья разливались всем цветами радуги и выписывали в воздухе причудливые узоры. Теперь ее полет стал грациозным и отзывался странным томлением в груди, несбыточной мечтой… Я почему-то вспомнила Мартена и его дурацкие поделки.
— Это знание уже обладает энтропийной силой, потому что отзывается в других человеческих разумах по-разному. Такое знание способно в свою очередь продуцировать новое знание. То, что сейчас пришло тебе на ум, Шестая.
— То есть?
— Мечта. Пытливый человеческий разум, еще более сдвинутый, может попытаться понять, как летает стрекоза. И создаст… модель.
Стрекоза исчезла, вместо нее появились контуры и точки, словно я видела упрощенный остов насекомого. Вся конструкция двигалась, обтекаемая внезапно сгустившимся воздухом, который завихрялся в формулы и цифры.
— И вот это знание уже дает мне больше. Оно дает воспроизводимость мира. Еще один разум создаст подобие стрекозы, чтобы летать самому.
Стрекоза обрела металлические очертания и увеличилась в размерах еще больше, превращаясь в летающий экипаж. Мартен бы оценил, я же поморщилась.
— Знания преумножились, однако выросла и энтропия. Усложнение. Еще один разум попытался бы…
— Стоп! Это все очень интересно, однако давай вернемся к практическим вопросам…
— Подожди, — неожиданно перебила меня Искра. — Вся сложность в том, что разумов много. Они взаимодействуют между собой. Мир усложняется, однако представления людей слишком разнятся. Входят в конфликт. И когда восприятие слишком отличается, возникает…
— Нулевой всплеск? — предположила я нетерпеливо.
— Нет. Разум становится нестабильным.
— Безумие?
— Да. Однако… посмотри сама, как безумец может воспринимать все ту же стрекозу…
Насекомое начало плавиться, подобно воску, приобретая уродливые очертания. Лапки обросли лезвиями, защелкали в воздухе, распарывая воображаемую плоть. Чудовищные глаза горели злобой и гипнотизировали. Я сморгнула, и все исчезло. Стрекоза стала золотистой, сказочно прекрасной, однако разделилась на две подобные, которые в свою очередь сделали то же самое. Они множились и жужжали над ухом, и голова пошла кругом. Я снова прикрыла глаза, чтобы вновь открыв их увидеть, как мои собственные руки исчезли, превратились в лапки, а на спине появились прозрачные крылья. А потом я… взлетела. Ощущение полета действительно было таким желанным и острым, как глоток свободы после рабского ошейника.
— Это… было на самом деле? Я летала? Или только думала, что летаю? — спросила я погодя.
— А есть разница?
— Есть. В первом случае я могу перелететь через ущелье и сбежать.
Искра помедлила, потом уплотнилась до невероятно четких очертаний и присела рядом со мной моей полной копией.
— Твои знания, Шестая, намного превосходят мои, а накопленное безумие невероятно сытное, хотя мне и придется долго его… переваривать. Мои силы восстановились на шестьдесят три процента от первоначально возможных. Ты можешь покинуть замок любым способом, каким пожелаешь. Но делать это не рекомендуется.
— Почему? И прекрати меня копировать, демон раздери, раздражает!
Искра послушно зашуршала и осыпалась соляной кучкой, из которой на меня смотрели два стрекозьих глазика на усиках.
— Тьфу!.. — в сердцах сплюнула я. — Так почему не рекомендуется?
— Потому что здесь я могу тебя защитить, а за пределами замка — нет.
— Защитить от чего?
— От Неприкаянного. Хотя перерождения и удалось избежать, но нулевой всплеск я не смогла предотвратить. Поэтому Неприкаянный уже знает, что Шестая жива, и теперь он снова пойдет по твоему следу.
— Какой еще Неприкаянный?
Глазики увеличились в размерах и захлопали отросшими ресницами. Неужели у стрекоз есть ресницы?..
— Шестая, ты же не думаешь, что я единственная в своем роде?..
Я помертвела. В горле пересохло.
— Есть еще Искры? Сколько? Пять?.. Для Ордена Пяти?
Глазики отрицательно закачались из стороны в сторону.
— Раньше подобных мне было великое множество. С разными функциональными возможностями. А после Судного дня…
— Чего?
— Или Великого Акта, как его принято называть в новом летоисчислении, — пояснили глазики, — то есть, когда взорвали все Источники, Искр осталось всего две. Я и Неприкаянный. По крайней мере, мне известно только о нем.