— Много ты про него знаешь!

— А вы? Что вы о нем знаете? Почему он так не любил дочь, хотя сомневаться в верности своей жены ему не приходилось? Не задумывались? Может быть, потому что боялся? Боялся, что все поймут, от кого девочке досталось такое наследство?

— Хм…

— Седвиг откуда был родом? — продолжал напирать я. — Из Виндена? Вы же знаете селение бесцветных? Вдруг кто-то из его предков когда-то…

— Помолчи!.. — воевода задумался.

Я видел, что он сомневается. Его непрошибаемая уверенность дала трещину.

— Вы же любите своих сестер? — осторожно спросил я. — Любили Ингу? Она была младшей, да? Загляните в глаза Лу. Просто спросите себя. Что бы чувствовала Инга, видя, что ее дочь брошена на произвол судьбы?.. Одна-одинешенька, после всего, что с ней произошло…

— Хорош давить из меня слезу! — воевода стукнул по столу кулаком и встал с лавки. — Седвиг мне никогда не нравился, тихушечный блюдолиз, а Инга дурой была.

— Лу не виновата в том, что…

— Бригитта, — отрезал воевода. — И нечего ей ногами на сцене дрыгать. Замуж выдам.

— Эмм… — опешил я. — Я не думаю, что это будет лучшим…

Но воевода меня уже не слушал. Он подсчитывал расходы.

— Только кто ж такую возьмет? Придется разориться на приданое.

— У Лу талант, — забеспокоился я, что сделал еще хуже. — Вам не придется разоряться. Я оплатил ее обучение в школе танца, Лу должна танцевать. Просто поддержите ее!

— Ты мне тут не указывай, оплатил он. А с какой-такой стати оплатил? Виды на нее имеешь?

— О господи! Воевода, да услышьте меня! Лу может прославить не только вашу семью, но и весь Винден, понимаете? Как Хрустального Колокольчика знают во всех уголках княжества и за его пределами, так и Лу может стать…

— Глупости, — уперся он.

— Так считаю не только я. Кое-кто еще имеет виды на вашу племянницу.

— Кто?

— Император.

Наступило долгое молчание. Гуго кашлянул и проговорил:

— Брат, ты бы в самом деле не рубил с плеча. Уж если император считает, что малышка Бри достойна танцевать в его театре, то кто мы такие, чтобы спорить…

Письмо я откладывал до последнего. Сомневался, вспоминал, подбирал правильные слова. Великий князь или князь Тимофей? Я помнил последнюю встречу с отцом Юли на ее могиле. Он любил дочь больше всего на свете, а вот великий князь… Тот больше всего на свете любил власть. Поэтому ставку я решил сделать на князя Тимофея. Мое письмо Эмилю я заключил просьбой: «Будь осторожен. Надеюсь, ты придумаешь, как все устроить. Он ничего не должен заподозрить».

Виски раскалывало дикой болью. Я задыхалась, однако упрямо брела прочь, подальше от Кысея и его людей. Искра вела меня подвалами замка, доселе надежно скрытыми от его обитателей.

— Подземные ходы были построены еще при Шестой… — шелестел бесплотный голос у меня в сознании. — Будь осторожна… Не трогай цветы… Они могут еще работать… Я вернусь за тобой…

Уши словно заложило ватой, даже раскаты грома доносились глухим шумом прибоя. Я понимала, что наружу мне нельзя. Надо переждать в замке, забиться в укромное место, как мышь забивается в подпол во время грозы, чтобы потом… потом… Если это «потом» вообще наступит…

— Толща гранита смягчит силу приступа… Потерпи… Только не трожь цветы…

— К-к-какие цветы?.. — прохрипела я и не услышала собственного голоса, он почудился солено-алым привкусом на языке, а стены вокруг превратились в слои застывших слов.

Ломаные линии ступенек казались вязкой головоломкой, грани ощетинивались острыми плевками, шепот укутывал и удушал горячим паром.

— Цветы… танцуют… но их не кормили… давно не кормили… Некому было… Не подходи к ним…

Тысячи языков вспухли и корчились по всему телу, пульсировали в кишках и мускулах, вылезали из кожи грибными наростами, словно голодные паразиты. Смрадный бред окончательно накрыл меня. Нога пропустила ступеньку, тело не справилось с равновесием, мир кувыркнулся и полетел в пустоту.

Надо мной что-то журчало, а пальцы шекотали чьи-то усы. Я открыла глаза. У меня они были, а вот крыса глаз не имела. В темноте они не нужны. Она обнюхивала мои пальцы, но стоило мне ими пошевелить, как существо исчезло в чернильной тьме. По крайней мере, пальцы на месте, хотя они почему-то казались мне невероятно огромными. Странное ощущение, как будто я это не я, усилилось, когда я попыталась встать, держась за каменные стены. Откуда-то снизу шел свет. Я сморгнула. Мир перевернулся. Я смотрела на собственные ноги. Они были отдельно. А где мои волосы?.. Рука нащупала паклю и оторвала ее. Изо рта вырвался крик, но змеиное жало могло издавать только шипение. Мое Я-не-Я съежилось до пузырька теплоты в завывающей бездне и поползло. Упрямо, без надежды, на чистом желании жить. Подделка. Подделка, забывшая оригинал. Шестая. Бесконечно шестая, которая зубами цепляется за каждую минуту жизни, даже если зубов уже не осталось…

Что-то теплое, пульсирующее. Шипение. Мое? Нет, я молчу, берегу дыхание. Кстати, а легкие у меня еще остались, чтобы дышать? Не думать об этом. Ползти. Пусто. Ослепляющий свет. Каменные лепестки приглашающе раскрылись. Лети на огонек, Шестая. Лети и садись. Отдохни. Свет манил и завораживал теплом. Мне было так холодно, пусто. А там свет. Сгореть? Нельзя. А если очень хочется? Я осторожно…

Лепестки сомкнулись надо мной и загудели. Свет, казалось, вспыхнул не только снаружи, но и у меня в голове, прогнал жуткие тени разума, собрал меня воедино. Я лежала и плакала от того, что вновь стала сама собой. В сознании возник цветочный узор, вторгся бездушный голос: «Выберите пункт назначения». Открыв глаза, я не сразу поняла, где вообще нахожусь. Крохотная, ярко освещенная келья монаха — таким было первое впечатление. Лепестки-стены светились мягким рассеяным светом. Пол подо мной слегка пружинил, а в воздухе пахло свежестью, как после грозы. Я привалилась спиной к лепестку, подобрала ноги, ощупала себя. Все было на месте. Дотронулась до лепестка, и тот вдруг исчез. На меня смотрел жуткий темный провал, из которого я пришла, вернее, выползла. Бестелесный голос настойчиво попросил меня выбрать пункт назначения или покинуть транспорт. Нет, покидать и возвращаться во тьму я точно не собираюсь.

Перед глазами возник венок неправильной формы, однако не исчез, расцветая и вспыхивая лепестками, когда я концентрировала внимание на отдельных его составляющих. Шесть узелков. Фиалка мигала и призывно шевелила лепестками. Синий ирис съежился, как и лилия за ним. Пламя подсолнуха тревожно полыхало взрывами. Роза была похожа на развороченные кишки. Меня затошнило. Белая хризантема замыкало круг… Мое логово. Я была тут. Это карта!.. Ну разумеется, карта некой дороги, очевидно, построенной еще при первой Шестой. Танцующие Цветы… Знания не исчезают, они просто превращаются в легенды и баллады, чтобы люди их не забывали. Что там было про фиалку? Фиалка унесла заблудившуюся девочку к теплому озеру. Теплое — это хорошо, правда, девочкой меня не назовешь…

— Фиалка! Отвези меня к фиалке!..

Лепестки снова сомкнулись, призрачный равнодушный голос провозгласил, что расчетное время прибытия в шахту Феаличка — два часа и семнадцать минут. Кувшинка пришла в движение. Я чувствовала ее мягкий, но стремительный ход, сердце рухнуло куда-то в пятки от осознания того, что я путешествую бог знает на чем сквозь толщу гранитных пород. Скрючившись на полу, прижав голову к коленям и обхватив себя руками за плечи, я сидела, ежесекундно готовая к смерти. Однако проходили минуты, ничего не происходило, а едва заметное мерное покачивание убаюкивало. Мне показалось, что я всего на мгновение прикрыла глаза, как…

— Шахта Феаличка.

Кувшинка расцвела, и я оказалась на небольшом возвышении посреди темного зала. Все тело затекло. С трудом встав, я сделала пару неверных шагов и не поверила своим глазам. Серые своды зала уходили куда-то вверх, как будто меня накрыли опрокинутым бокалом. Лепестки за мной закрылись с негромким шипением. Я растерянно оглянулась. Путь назад? Но мне некуда возвращаться. Что-то гнало меня вперед. Надо двигаться. И я решительно отправилась на покорение новых земель…