Я так долго ждала… В темноте… Потеряв счет времени… Меня все похоронили… Забыли… И я забыла. Но не всё. Я помню кровь… Узнаю ее из тысячи теней Шестой. Надо только еще немного подождать. Еще чуть-чуть. 

Я чувствую Его жажду. Неужели Он опять останется голодным? Безумия все больше и больше, такого вкусного и опасного… Но Его не кормят. И меня некому покормить… Я так голодна. Хотя бы кроху сумасшествия… Когда же она придет? 

Ведь уже близко… Я ее чувствую. Эхо крови. Слабое-слабое. Пока слабое. Но я так устала ждать… Я чуть-чуть надкушу?.. Или нельзя? Лучше подождать настоящую кровь? Да… надо подождать… нельзя… 

Но зачем меня разбудили?.. Проклятие разума тревожит память… Я только взгляну… Одним глазком… Неважно, что глаз у меня давно нет… 

Нет, нельзя… Неприкаянный может почуять. Спать… спать… спать… Баю-бай, сынок или доченька?.. Такая знакомая мелодия… под нее так сладко спится… Как же она зовется?.. 

А если Он уже учуял?.. Не могу заснуть… Ведь отголосок так манит… Их двое!.. Надо все-таки взглянуть. А если Неприкаянный опередит? И я останусь навеки в этой тьме? Вечность… Ее так много. Но в ней так мало света. Я открываю глаза…

Удача ластилась к рукам, словно провинившаяся собачонка к хозяину. Поглаживая пальчиком карты, я улыбнулась взопревшему толстяку:

— Вскрываемся, фрон генерал?

Он буравил меня злым взглядом, не замечая, что выдает себя с головой побелевшими костяшками пальцев. Генерал Рудольф Вальцкерт отчаянно блефовал, пытаясь во что бы это ни стало заставить меня отступить. Он хотел отыграться. Но ему не везло.

— Или желаете повысить ставку? — я позволила себе легкую неуверенность в голосе, чтобы подбодрить толстяка.

— А повышаю! Беру еще одну!

Он швырнул последнюю смятую пачку имперских банкнот и жадно цапнул карту из колоды, но не взглянул на нее, продолжая следить за мной. Остальные игроки — жуликоватый красавчик Шульц и его подельница, ангелочек Бэлла — давно вышли из игры, однако остались за столом, наблюдая за тем, как у них из-под носа уводят жирную добычу.

— Повышаю, — я сняла с пальца и положила на стол перстень, позаимствованный в свое время из кабинета Рыбальски. — Тоже беру одну.

Карта в руках. Родненькая бубновая шестерка. Запах пота и злости. Генерал тяжело сглотнул и вытер испарину со лба. Колдун за спиной тенью скользнул к его плечу и что-то зашептал ему на ухо. Явно уговаривал не горячиться и подстеречь дрянь в темном переулке, чтобы возместить проигрыш. Но толстяку был важен триумф победы, а не презренное золото.

— Открываю! — торжествующе выдохнул он и швырнул карты на стол.

Четыре туза и дама пик. Я улыбнулась и мягко положила свои карты на стол. Двойка, тройка, четверка, пятерка и пришедшая последней шестерка бубен. Шутовской колпак. Дешевый, как вся моя жизнь. Генерал побледнел и в бессилии сжал кулаки. Я поднялась из-за стола.

— Вы проиграли, фрон генерал.

Он схватил меня за запястье.

— Вы жульничали!

— Следите за словами, — холодно процедила я.

— Никому не может везти пять игр подряд!

— И в шестую бы повезло, если б у вас еще остались деньги, — ухмыльнулась я и потрепала его по плечу свободной рукой. — Да полноте вам, фрон генерал. Вы еще не поняли, кто перед вами? Проклятая Шестая.

Вальцкерт вздрогнул и нахмурился, но моей руки не отпустил. По лицу ублюдочного колдуна пробежала легкая рябь неуверенности.

— И у вас хватает наглости так просто в этом признаться? — сомневался генерал. — Вы же понимаете, что дальше порога не уйдете…

Я наклонилась и прошептала ему на ухо:

— А кто меня остановит? Кто остановит бессмертную колдунью? Это не под силу даже Святому Престолу. Кстати…

Я взяла со стола свой перстень.

— Остальной выигрыш пришлете мне туда, куда скажу. Карточный долг — долг чести, фрон генерал. Не забывайте об этом. Иначе я потребую его с лихвой.

А теперь он растерялся. До этого моим словам он не верил, считая, что перед ним проходимка, которая решила его обдурить. Но мой отказ забрать выигрыш поставил его в тупик. Генерал отпустил меня и откинулся на стуле, смерив презрительным взглядом.

— Раз вы так настаиваете на том, что вы и есть опальная вояжна Ланстикун, еретичка и колдунья, то придется вас арестовать…

Я надела перстень на палец и полюбовалась его блеском.

— Я, фрон генерал, не просто колдунья. Это ваш прихвостень, — я кивнула на коротышку, оскалившегося мне из дымной темноты, — просто колдун. К тому же, потерявший половину…

Я расхохоталась визгливо и противно, да так, что саму пробрало до дрожи, на ужасные несколько секунд превратившись в грибную колдунью из Кльечи. Генерал побледнел и отпрянул, едва не свалившись со стула. А меня уже несло дальше. Я надвинулась на толстяка и выдохнула ему в лицо плесневелым смрадом разложения:

— Испугались? Я вижу… вижу фальшивый свет Искры!.. Вижу всё… Всё знаю… Сама бездна говорит со мной… Что вы можете? Слепцы… Склоните головы или умрите!..

Я ткнула его пальцем в грудь и опрокинула вместе со стулом. А может, он сам упал. Не знаю. В коротышку, который рванул ко мне наперерез, полетела карта. Бубновая шестерка, ставшая острее кинжала. Она рассекла ему лоб и впилась в глаз. Вырезатель упал на колени и взвыл раненным волком.

Возле двери я обернулась и потрясла кулаком.

— Этот город проклят! Скоро на него обрушится кара небесная! Завтра его жители узрят запретные письмена!.. И демоны выйдут на улицы!.. А после придут Пятеро, чтобы уничтожить здесь все живое! Вы все умрете!

Краем глаза я увидела свое отражение в зеркале и вздрогнула. Оттуда на меня смотрела и ухмылялась безобразная сгнившая старуха. Я оскалилась и заставила себя вынырнуть из омута безумия. Сморгнула, и всё исчезло. Нет, не исчезло. Спряталось в глубинах памяти. Я — отражение. Тень Шестой. Тень безумных колдунов. Ну и пусть.

На глазах испуганных завсегдатаев игорного дома старуха вновь превратилась в холодную Даму Пик. Та поправила выбившуюся прядь волос и закончила страшное пророчество:

— Вы все умрете. Кроме меня, разумеется. Я, проклятая Шестая колдунья из рода Ланстикун, бессмертна. Выбирайте. Гнев Церкви или милость Шестой…

— Сыночек, ну что же ты… Простудишься!

— Отстань!

Я подняла с земли камень и запустила его в мару. Булыжник просвистел сквозь Джеймса Рыбальски, не причинив ему никаких неудобств.

— Убирайся! Я тебя не убивала! Пошел вон! Иди, надоедай святоше, который привел в твой дом убийцу!

Я сидела под мостом, обняв себя за плечи и глядя на беспросветную темень вод Дымная. Было холодно. Мара подошла и села рядом, погладив по голове.

— Лука, сыночек, тебе пора домой, слышишь? Не упрямься. Пошли.

Я устало прикрыла глаза и уткнула голову в колени. Завтра выйдут газеты с текстом Завета. Не только в Виндене, но и в остальных городах княжества. Как быстро церковники поймут, откуда ветер дует, и сделают ответный ход? Мне надо ускорить события. Но как? И зачем я ляпнула про демонов на улицах? Где мне их взять? Идти изображать из себя огненный смерч?

— Ну ведь замерзнешь же! — надрывалась мара над ухом.

Вот чего он привязался? Мне больше нет дела ни до кого из них. Ни мертвых, ни живых. Надо возвращаться в цирк, а то и вправду околею здесь, как собака.

— У тебя есть дом! Вернись туда, сыночек. Мне так одиноко без тебя…

А ведь верно… Почему бы и нет? Особняк Рыбальски прекрасно подойдет. Именно там и должна остановиться вояжна Ланстикун. Эта мысль целиком и полностью завладела мной. Я с трудом поднялась на одеревеневшие от холода ноги и пошла прочь.

Как оказалось, в особняке Рыбальски вольготно разместился глава Часового корпуса, полковник Уве Гогенфельзен. Но меня это мало смутило. Я постояла перед воротами, разглядывая ярко святящиеся в ночи окна дома, а потом пошла вдоль ограды. Поддев шпилькой щеколду на тайной дверце, спрятанной от чужих взоров пышной лозой, я отворила ее и скользнула внутрь.