Воздух наполнился угрожающим гудением. Гудел каждый кристал соли, вибрировал и полз к темной фигуре. Полоска света над горной грядой ширилась, и я истово верила, что солнечные лучи разобьют соляное безумие вдребезги, освободив меня от наваждения.

— Мы дадим тебе крылья… и все, что ты захочешь… Иди же сюда…

— Кто вы такие? С места не сдвинусь! Отвечай!

Восход сверкнул алой вспышкой, рассыпая брызги и пронизывая воздух. Соляные кристаллы засияли рубиновыми каплями на солнце, а фигура исчезла без следа. Но в голове у меня звенела их многоголосая мольба:

— Не бросай нас… Накорми Искру… Она так голодна…

Отец Валуа молча положил на стол передо мной символ. Я смотрел на священный знак бесконечности, когда-то бывший моим, а теперь отчужденный и бесполезный… Однако именно он и стал решающим доводом, благодаря которому Орден поверил в смерть Шестой. Хотя оно ведь так и было, Шестая умерла. Окончательно и бесповоротно.

— Возвращаю, — в голосе церковника звучала смертельная усталость.

Он сильно постарел за эти дни, разрываясь между расшаркиванием с империей и княжеством, соблюдением интересов Ордена Пяти и… мною. Глава Тайного корпуса хотел немедленно арестовать меня вместе с магистром, но вмешался отец Валуа. Хотя лучше было оказаться в имперских застенках на дыбе, чем в обители Ордена. Из меня вынули душу, перетряхнули и взвесили. Впрочем, я и не старался ничего скрыть. Заявил, что подорвал карету Шестой, ничуть об этом не жалею и раскаиваться не собираюсь. Показал рисунки Милагрос с пятью исходами конца света, а потом и тот шестой, на котором я убиваю Хриз и спасаю мир. И даже когда отец Валуа залез в мою память, приложив ладонь к символу на груди и обжигая меня нечеловеческой болью, он увидел лишь то, во что я искренне и пылко верил. Я убил Шестую. Ее нет. Точка.

Ну а то, что осталось от нее, уже никого не должно волновать. Никому нет дела до скромной послушницы Любови, заточенной в моем замке. Удержание мыслей и сознания в таком разделенном состоянии давалось мне удивительно легко, все-таки не зря я в свое время упражнялся в медитации и концентрации внимания. Единственное, что меня страшило, это встреча с отцом Георгом. Наставник знал меня слишком хорошо, и притворяться перед ним было опасно. Еще тогда, сразу же после взрыва, он посмотрел на меня долгим испытующим взглядом, который я выдержал, не дрогнув, и спросил:

— Ты?

Я кивнул, радуясь тому, что не лгу.

— Зачем?

— Потому что не мог иначе, — и опять я не покривил душой.

— И как тебе? Оно того стоило? Как ты чувствуешь себя, убив человека?

Я пожал плечами и отвел взгляд:

— Я убил не человека, а кровожадную тварь. И ничуть об этом не жалею.

И вот здесь я сфальшивил. Наставник нахмурился, почуяв это, но не успел больше ничего спросить, потому что все завертелось… Память невольно увела меня к тому, как все случилось.

Провоцируя Хриз на постоянные скандалы, я приучил придворных к тому, что у светлой вояжны дурной нрав и тяжелая рука. Крайне способствовали тому и дополнительные слухи, распускаемые Лешуа, а также несколько подстроенных случаев, когда недобро брошенный взгляд вояжны на какой-нибудь предмет обихода вызывал взрыв последнего. Это было несложно. Я просто оборачивал против Хриз ее же оружие, припоминая все, что она говорила или делала. Деньги действительно творят чудеса, купить можно что угодно. И я покупал: сведения, услуги и… труп безымянной нищенки. В день свадьбы вместе с Лу мы скрутили и напоили Хриз вином, после чего я исторг из тела безумицы священный символ. Бесчувственную вояжну уложили в сундук с книгами, где специально имелось потайное отделение с отверстиями для воздуха, в котором ее и повезли… только не под венец, а в мой замок. Ну а Лу блестяще сыграла роль безумной невесты, запугав свиту так, что те боялись ей в чем-либо перечить. Лешуа по моей просьбе свел тесное знакомство с обер-церемониймейстером и спаивал его, чтобы накануне свадьбы зайти с козыря. Он упросил поставить в карету сына своего дражайшего приятеля, которому многим обязан. Так Велька и оказался в кучерах невесты императора, чтобы устроить все наилучшим образом. Магистр же обеспечил Вельке рекомендации.

В карете Лу ехала одна, если не считать трупа. Она переодела его в свадебный наряд, нацепила корону на голову и повесила символ на шею. Во время остановки, когда корона зацепилась и упала, образовалась заминка. Все видели открывшуюся шторку, неподвижную маску на лице невесты, фату и корону… Хотя… Что они там могли видеть? Еще одна слабость Хриз обернулась против нее. Карета и корона так сияли на солнце и слепили глаза, что при всем желании разглядеть что-то под фатой было невозможно. Тем временем Лу незаметно выскользнула под прикрытием моих бойцов, переодетых в имперские мундиры, а уже через несколько минут карета взлетела на воздух и загорелась. От нее остался лишь обгоревший остов, а от тела… обугленные кости, оплавленный рубин в короне и символ… И теперь он, ничуть не помятый, без единого следа царапины или копоти, лежал передо мной на столе, отливая мягким темным светом. Неучтожим. В груди заныло.

— Дознание закончено, — продолжил отец Валуа после некоторого молчания. — Смерть Хризоколы Ланстикун не повлекла тех событий, которые должна была повлечь, будь она и в самом деле Шестой, поэтому степень твоей вины, брат Кысей, смягчена. Однако твое наказание…

— Что? — перебил я его, отрывая затуманенный взгляд от символа. — В смысле? Я убил Шестую.

— Нет, — качнул головой отец Валуа. — Ты убил еретичку и колдунью, по сути, привел в исполнение тот приговор, который и так уже был вынесен ей семь лет назад. Однако ты ослушался прямого приказа, а это…

— Да погодите! — отмахнулся я. — Вы же видели рисунки!

— Еще раз повторяю, — раздраженно отчеканил церковник. — Хризокола Ланстикун не признана Шестой, поскольку даже по прошествии двух недель с момента ее смерти не случилось никаких стихийный бедствий, мора, массовых помешательств, и даже войну, и ту удалось предотвратить… Кстати, надо отдать тебе должное, заранее подготовить мирное соглашение и подсунуть через своего дружка, офицера Матия…

— Вы не понимаете! Ценой мира была как раз смерть Шестой! Без этого и мирного договора никогда бы не было! — горячился я.

— Что тем более доказывает, что никакая она не Шестая, — вздохнул отец Валуа. — А раз Хризокола не Шестая, значит, Шестым является ее брат.

— Что? — оторопел я. — Что за глупость? Нет у нее братьев! А тот мальчишка ей не родной!

— Мы тоже так решили, но по здравому размышлению вывод напрашивается сам собой. С чего бы безумной еретичке повсюду таскать за собой пришлого мальчишку? Очевидно, пускающий слюни Рагнар Ланстикун оказался не таким недееспособным, как нам представлялось, обрюхатил какую-нибудь служанку, но открыто признать мальчишку семья не захотела. Да что там спорить, если они похожи друг на друга, как две капли воды. Фамильное сходство на лицо. Поэтому сейчас все силы Ордена будут брошены на поиски Антона Ланстикуна.

У меня пропал дар речи. Такого оборота я не ожидал.

— По-по-погодите, — заикаясь, выговорил я через силу. — Но я… Я общался с Антоном. Он вполне нормален! У него нет никаких признаков безумия…

— Будут. Они еще не проявились.

Я лихорадочно соображал. Хриз… Как бы я ни хотел вытравить из нее прошлое, за брата она мне глотку перегрызет. В памяти невольно всплыла та сцена, когда Антона взяли заложником, и каким мертвым и страшным сделалось лицо безумицы… Господи, а ведь в руках этого малолетнего бандита еще и княжна в заложницах… Нет, до Антона первым должен добраться я, а не Орден. А может мальчишка и в самом деле ей родной? Очевидно, сомнение отразилось у меня на лице, потому что отец Валуа удовлетворенно кивнул:

— Теперь понимаешь? Его надо найти как можно скорее…

— Я помогу, — быстро сказал я.

— Ну уж нет, — усмехнулся отец Валуа. — Чтоб ты опять решил взять правосудие в свои руки? Нет, во второй раз этот номер не пройдет. И ты не дослушал, брат Кысей, какое покаяние тебе предписано за твое ослушание…