С головой уйдя под воду, я все равно не избавилась от мерзкого ощущения соли по всему телу. Казалось, ее ожившие кристаллы ползали у меня под кожей и шептали, шептали, шептали… Даже журчание и плеск воды не могли заглушить этот многоголосый шепот. Искра меня звала, сулила весь мир, просила взамен лишь мое безумие… Окружающее заполнял нестерпимый белый цвет, играя оттенками серого и вспыхивая ноющей болью в висках. Соль была послушной, но обжигала снежной пустотой, заметая пургой мои воспоминания… Не безумие ей было нужно, а моя память! Та истончалась и рвалась в самых неожиданных местах. Лицо… Я вынырнула из воды и замерла, дожидаясь, пока поверхность воды успокоится, чтобы в очередной бесполезный раз вглядеться в собственное отражение. На меня смотрела незнакомая женщина. Ее волосы были немыслимо глубокого черного цвета с фиолетовыми вспышками, смуглая кожа оттенка кофе с молоком, но глаза… глаза были моими. Серыми. Я еще помнила, что они должны быть серыми, но уже ни в чем не была уверена. Волосы!.. Я скосила глаза и повертела в руках мокрые светлые пряди. Допустим, покрасила. Мое тело просвечивало белизной сквозь воду. Загорела? Но у незнакомки не было жутких шрамов! Я помнила, я видела, что у меня они есть! Я это я!.. Но кто она? Искра? Ее отражение вело себя чуточку иначе, чем я, как будто отставая от моего на пару секунд… Или на целую вечность?..
Я выбралась из воды и принялась растираться, чувствуя, как невидимые соляные крупинки царапают кожу. Рана на бедре пощипывала и чесалась. Надо переодеться, высушить волосы и подготовиться к вечернему свиданию. Больше права на ошибку у меня не было. Мой последний шанс… все вспомнить. Интересно, чего Тиффано так мялся? Каких таких извращений стеснялся?
Соляная тень ползла к девятой розе невыносимо медленно. Я завороженно следила за ней, не обращая внимания на собственную тень. А та тоже росла и удлинялась в лучах заходящего солнца, пока не заняла собой все пространство. Она была позади меня, обнимала и нашептывала:
— Что ты хочешь? Летать? Лети… Оставь лишнее… оно тянет к земле… Выбрось его… Забудь… Отдай нам…
Принесенное слугой зеркало стояло напротив. В нем отражалась пустота. Меня не было. Я хотела разбить зеркало, даже решила, что это все происки Тиффано, чтобы свести меня с ума, но потом… Пусть скажет мне, как он это делает! Он мне все скажет, лживый мерзавец! Лишь бы пришел…
Сумерки укутали сад серым саваном, погрузили все в соляное безмолвие. Солнце зашло. Но я продолжала стоять и ждать. Тиффано должен придти. Пусть только попробует не придти… Соль шевелилась у меня под ногами, и я сама не заметила, как у меня в руке оказалась пригоршня белой отравы. А если ее съесть? Неудержимое желание лизнуть и попробовать… Должно быть, она горькая на вкус… Я поднесла ладонь ко рту, и тут кто-то схватил меня за запястье.
— Что это? С ума сошла! Выкинь гадость!
— Ты пришел… — обрадовалась я, забывая про соль. — Пошли, пошли скорее!..
— Не так быстро, — остудил Тиффано мою радость. — Прежде ты должна согласиться…
— Я согласна!
— Дай договорить. Согласиться на то, что я попытаюсь… еще раз попытаюсь… очистить твой разум…
— Очищай! Пошли скорее!
— Не перебивай меня! Я проведу обряд духовного спасения…
— Да без разницы, хоть на голове стой, меня твои извращения не смутят, пошли уже…
Он еще пытался что-то объяснить, злясь и раздражаясь, но я уже тащила его в спальню, бросив мимолетный взгляд в зеркало. Тиффано в нем отражался, а я… Я была другой. Но была. Существовала и отражалась в зеркальной глади рядом с ним, как будто реальность вновь милосердно приняла меня обратно. И это не могло не радовать. Надо просто вспомнить, и все станет на свои места.
В спальне Тиффано отцепил мои пальцы от своего локтя и досадливо поморщился.
— Люба, скажи, ты помнишь нашу первую близость?
— Нет! Что за глупость! Если б помнила, то разве стала б!..
— Ты была в синем платье.
Он кинул на постель сверток. Я нахмурилась. Так… Особые предпочтения. Что ж, это не самое страшное. Интересно, а близость у нас вообще была или так и осталась в его больном воображении?
— Оно было дорогим, из шелка или атласа, кажется, с вышивкой. Разумеется, это другое платье, не то самое, но мне показалось, что оно похоже…
Я нехотя отступила, подошла к кровати и развернула платье. Миленько.
— Надень его, пожалуйста.
Пока я переодевалась, Тиффано говорил. И чем больше я его слушала, тем больше уверялась в том, что псих он, а не я.
— Ты помнишь Зевасталь? Все случилось там, во дворце великого князя. Ты шантажом вынудила меня уступить твоим домогательствам, но я и сам хотел… Заманил тебя в ловушку. На тебе было это синее платье, ты стояла у окна и не смотрела на меня, была обижена, ревновала к сиятельной княжне. Тогда я закрыл дверь и стал раздеваться…
Шелест одежды за моей спиной. Так, похоже этот ненормальный решил оголиться. Хм… Я обернулась, с интересом разглядывая его. Надо признать, что ушибленный церковник был хорошо сложен и красив, даже с избитой мордой. Хм… А еще он сохранил способность смущаться и краснеть, ну по крайней мере, румянец проступил на левой щеке, которую он выгодно повернул, предоставив мне возможность любоваться на его гордый профиль. Хорош все-таки, мерзавец!..
— У меня тогда были длинные волосы, помнишь?
— Хотелось бы… — невольно вырвалось у меня, — взглянуть.
Он потянулся к пряжке ремня, и мне внезапно сделалось страшно, бросило в жар. Что не так? Почему? Чего я испугалась? Уж точно не вида обнаженного мужчины.
Тиффано сделал шаг ко мне, и мускулы заиграли под смуглой гладкой кожей. Я не могла отвести взгляда от столь совершенной красоты, чувствуя себя, словно муха, попавшая в липкую влажную паутину желания, однако моих сил хватило, чтобы попятиться. Мужским бессилием он точно не страдал, природа одарила его более чем щедро…
— Прекрати таращиться… туда, — он тяжело сглотнул, — и подойди ко мне.
Его запах, горячий, солено-пряный, дразнил обоняние и память. Мне даже почудилось, что я чувствую его на языке.
— Тебя тогда звали Лидией, ты помнишь? Лидией Хризштайн… Но как бы ты ни звалась, я люблю тебя… И буду любить всякой. Ты обещала вернуться. Вспомни меня, пожалуйста…
Его голос дрогнул, и меня словно обухом по голове стукнули. Это не мой страх! Я чуяла его эмоции!.. Тиффано до одури боялся… боялся, что я его не вспомню? Или чего-то иного? И все эти незнакомые эмоции… стыд, страх, греховное желание… они смешивались и накатывали на меня волнами… Только теперь к ним еще добавилась горечь отчаяния с чем-то обжигающе-горячим… темным… Шоколад?
На непослушных ногах я сделала шаг вперед, словно бросаясь в кипящую сладость. Тиффано привлек меня к себе… Нет, просто вжал в себя, до боли, до хруста в костях, до ожога. Жужжание миллиардов стрекоз, бессильно бьющихся в серой паутине, превратилось в оглушительный рев. Я опустила руку и коснулась горячей каменной плоти. Соляные кристаллы у меня в мозгу размокли и превратились в кашу, неспособную соображать. Я хотела отыметь его немедленно… сию секунду… и иметь целую вечность. Ощущать его мускусный запах, гибкие мышцы под шелковой кожей, чувственные губы, тяжелое сильное тело и это пульсирующее у меня в руке желание… Пока еще в руке…
Я впилась ему в губы, силой размыкая их и углубляя поцелуй. Он соленый… Кажется, я прокусила ему губу, но остановиться уже не могла. Выпила его дыхание, смешанное со стоном и капельками крови. Прижалась всем телом. Мне мало… Господи, как же мне мало!.. Меня трясло от вынужденного воздержания. Мозги давно расплавились…
И тут он оборвал поцелуй и оттолкнул меня так резко, что я едва не упала. Ощущение было такое, словно меня выдернули из пламени и швырнули в ледяную воду. Говорить я не могла. Меня вообще не было, не существовало. Осталось только желание обладать им, касаться, обнимать и содрогаться изнутри под его ударами, чтобы на одно бесконечное мгновение… стать живой!.. Я зарычала от бессильной ярости, забыв обо всем на свете.