— Будущей императрице не пристало плеваться, словно верблюдице, — сказал я, спокойно доставая платок и утираясь. — Хотя… Какая из вас императрица?.. Если вы даже собственной памяти не хозяйка… Но не буду вас долго мучить. У меня для вас две новости. Хорошая и плохая. С какой начать?
— Пшел… кзл… лдень…
Я поморщился.
— Ладно, начну с плохой. Луиджиа.
Взгляд безумицы сделался ужасно напряженным, на лбу появились капельки пота. Я осторожно взял Хриз под руку и усадил обратно в кресло, заботливо пристроив вязание обратно ей на колени. От вишен на блюде исходил терпкий горький аромат.
— Вы же помните ее? Или тоже забыли? Нет? Так вот, у бедной девочки случился выкидыш… — продолжал я, сидя на корточках перед безумицей. — При этом Лу уверена, что это вы забрали ее малышек… Или же кто-то, похожий на вас… Что скажите?
Я немного ослабил мысленные путы, чтобы дать Хриз возможность ответить.
— Скинула ублюдков?.. — выдохнула она с ненавистью. — Молодец… Скоро их папочка к ним присоединится! И вам туда дорога!.. Сгорите в!..
— Шшш… — не удержался я и провел пальцем по ее губам, замыкая их. — Вы же опять не дослушали. Лу сказала, что вы не просто так забрали их жизни, а в обмен на жизнь императора. Это и была хорошая новость. Его Величество Фердинанд Второй жив. Вы рады?
Покинув пределы Крафградской крепости, я поспешил в обитель ордена когниматов. Во мне кипела жажда действий, не дающая скатиться в отчаяние, а обида превращалась в злость и давала силы. Поиграла и забыла? Нет, светлая вояжна, так не получится. Я уже давно не мальчик, чтобы позволить вытирать о себя ноги. Но господи Единый, как же больно… Она ведь никогда меня и не любила, прихоть и упрямая игрушка — вот кем я был для нее!.. И все равно, я сдержу слово и спасу ее… от самой себя.
Но отец Васуарий наотрез отказался обсуждать со мной защиту светлой вояжны, как я ни пытался убедить его в том, что могу помочь. Он выставил меня за дверь со словами странного напутствия, смысл которого стал ясен потом:
— Берегите себя, фрон Тиффано, а еще лучше — покиньте город. Светлая вояжна не из тех, кого можно остановить…
В усадьбе воеводы Даугава со мной тоже не захотели говорить, попросту спустив собак, а в цирке после расспросов я едва не оказался брошен в клетку с тиграми. Аускрет сказался больным и отказался встречаться со мной. Лекарь Дудельман уклончиво поведал о том, что всего лишь оказывал арестантке врачебную помощь, и знать ничего не знает. Поэтому Лешуа я подстерег вместе с Велькой на рынке.
— Сколько просишь за пяток яиц? — торговался Лешуа с бородатым перекупщиком.
— Надо поговорить, — тихо сказал я и взял повара под локоть. — Туда. Живо.
— Господин Тиффано… — растерялся он, к счастью, не делая попыток освободиться и ступая за мной. — Откуда ж вы?.. И здесь?..
Пустующий рыбный прилавок намертво провонял тяжелым духом, однако укрывал нас от любопытных глаз. Я прижал Лешуа к стене и потребовал:
— Мне нужно знать, что задумала Хриз. Вы были у нее, я знаю. Что она от вас хотела?
— Кысей, — повар вдруг обратился ко мне по имени, — я хорошо к вам отношусь, но… Сейчас каждый сам по себе, простите.
— Что она от вас хотела?!?
Велька скорчил зверскую рожу и погрозил Лешуа кривым ножом.
— Я буду свидетельствовать против вашей… эмм… против вояжны, уж не обессудьте. Мне надо защитить Милагрос с дочерью, не говоря уже о бедном Сигизмунде. Так что вы уж сами…
— Что вы несете? Думаете, я поверю, что вы ходили к Хриз только для этого!..
Острое лезвие просвистело у моего виска, оцарапав кожу, и впилось в деревянную опору навеса. Велька предупреждающе крикнул:
— Берегись!..
Второй нож попал бы в цель, если бы Лешуа не сбил меня с ног. Вместе с ним мы упали на пол, и лезвие со смачным хрустом сломало несчастную опору. Ветхий деревянный навес рухнул на нас, осыпав яблоневым цветом и птичьим пометом. Велька пронзительно засвистел:
— Грабят! Держи вора! Держи!
Торговый люд пришел в движение, на рынке поднялась суматоха. Неизвестный малый разбойного вида оценил ситуацию и бросился наутек. Лешуа помог мне встать, качая головой:
— Она хочет вас убить, господин Тиффано. Вы не знали? Обещала тысячу золотых за вашу голову. Все еще хотите ее спасти?
Это был уже третий бокал вина, хорошего, надо сказать, вина, из запасов убитого Рыбальски, но опьянеть и заглушить боль у меня никак не получалось.
— Женщины, фрон профессор, — философски заметил Гогенфельзен, поднимая и разглядывая на просвет бокал, — нужны для услаждений, а не для страданий. Гоните печаль прочь!..
— Т-тысяча золотых! Чтоб убить меня! — стукнул я кулаком по столу, чувствуя, что язык уже начал заплетаться. — Вы п-понимаете? Вот если бы ваша невеста…эмм… как ее?.. Петра, кажется?.. Вот если бы она…
— Кто невеста? Петра? — умилился и прослезился полковник, успевший наклюкаться больше моего. — Да какая она мне невеста! Походная подруга!..
— Фу, как грубо… ик… — поморщился я. — Но Хриз… Она же так д-долго за мной бегала… а потом р-р-раз! — и все!.. Забыла… ик…
— Ни рожи, ни кожи, одни, тьфу, кости… эта ваша вояжна!.. — заявил Гогенфельзен. — Забыла, и вы ее забудьте!.. А вот кстати моя Петра…
— Но-но!.. — запротестовал я. — Что вы п-понимаете!.. Моя Хриз такая… такая… такая…
— Какая такая?
— Н-необыдно… ик… необыкнош… ик… Необыкновенная! Хоть и стерва…
Лестница почему-то была очень крутой и казалась бесконечной. Вот кто так строит?.. Где Велька? Эй?.. А, я же послал его с тайным заданием… чтобы успеть. Суд уже послезавтра. А и пусть!.. Плевать, чем там все разрешится!.. Я скорчил рожу светлой вояжне и погрозил ей кулаком. Умыкну прямо из-под носа имперцев!.. Пикнуть не успеешь!..
— Фрон профессор, а с кем это вы там разговариваете? — раздался позади голос Петры.
Я обернулся, и лестница накренилась и взвилась перед глазами. Вот демон!.. Стоять!.. Перила!.. Держаться!.. С трудом, но м
не удалось устоять на ногах. Пышнотелая блондинка подбоченилась и покачала головой.
— Кажется, вы немного перебрали?.. Давайте я вам помогу… Вот так…
Она подлезла мне под руку, что-то воркуя, и я пожаловался ей:
— П-почему женщины такие… ик… такие… такие…
— Какие такие? Давайте, вот сюда…
— Такие п-подлые…
— Ну что вы, фрон профессор…
Вместе мы победили лестницу и добрались до моей комнаты, но Петра не унялась и стала меня раздевать.
— Давай, фрон профессор, вот так…
— Я сам!.. — твердо заявил я, отпихивая девушку от себя. — Подите вон!..
— Но как же сам?.. Вы же еле стоите!..
Я погрозил ей пальцем:
— Знаю я вашу п-породу!.. Только одно… ик… вам и нужно!..
Она возмущенно всплеснула руками и попыталась опрокинуть меня в кровать. Увы, ей это удалось. Хмельной дурман заволакивал сознание и сковывал движения. С трудом подняв голову, я сообщил Петре, которая уже взялась за ремень моих брюк:
— Блудница!.. А еще светлая вояжна!.. Она… — я беспомощно всхлипнул, — она меня заразила… звездной сыпью… ик…
— Что? — побледнела Петра, одергивая руки от ремня, словно ошпаренная.
— Но я ей отомстю… ик!.. Отмщу!.. Или отмстю?.. А, неважно… Петра, ну куда же вы?.. А сапоги с меня?.. Жмут же…
За блондинкой захлопнулась дверь, и я провалился в долгожданное забытье.
Меня словно что-то толкнуло, и я проснулся. Открыл глаза и слепо уставился в потолок. Сна не было ни в одном глазу, хмель тоже выветрился. За окном серел рассвет. Что же меня разбудило? И тут до слуха донеслись странные подвывания, особенно жутковатые в предрассветной тишине. Я заставил себя сесть на кровати и потряс головой. Звуки доносились из сада, хорошо слышимые через открытое окно. Стояла густая удушающая жара, хотя до восхода солнца еще было далеко. Или мне просто нехорошо из-за похмелья? Господи, что я вчера наговорил полковнику? А этой настырной Петре?
