Наша жизнь была не только в заботах, но и в сладких томительных ночах, посвященных друг другу. Когда за закрытыми дверьми, каждый из нас старался доказать что его любовь сильнее! Порой, лёжа на груди своего мужчины задумывалась, а что бы было, не появись он? Какая ждала бы меня участь, что бы было с моим народом? Но спешно отгоняя страшные мысли, покрепче прижималась и целовала, не забывая говорить, как сильно я его люблю.
После бойни с хузарами, полянами и предавшими нас вятичами, к нам присоединились остальные не явившиеся на выручку племена. Их было очень много, когда в один из дней на пороге нашего города замаячили фигуры всадников и пеших, дружинники, стоящие в карауле забеспокоились и позвали Бояна с моим мужем. Стоило пришедшим подойти ближе, как мы узнали в них «своих». В тот вечер, впервые состоялся совет, на котором мнения вождей разошлись. Наученные на горьком опыте, они не хотели верить предателям и впускать их в город, единственный, кто сумел поставить точку в их споре был Ярослав! Поступив мудро и, взяв клятву верности со всех пришедших, только после этого позволил примкнуть к нам. Конечно, в стане победителей хотят быть все. Те кто присоединился, ощущали исходившее от наших воинов недоверие, но поделать ничего не могли, они ведь знали, что это их вина, что они струсили и предпочли отсидеться, решая к кому примкнуть. А теперь, тщательно, скрывают свою провинность. В последние дни перед зимним солнцестоянием, когда пушки и воины были готовы, мы с Ярославом начинали наши разговоры с бурных споров, заканчивая тесными объятиями друг друга. Мой ладно, не желал видеть меня рядом с ним, идущую в походе. Он всячески пытался уговорить остаться, но я не могла. Мою душу жгла ненависть и жажда отмщения! Я не забыла, кто и как убил моего отца, я не простила. Прошедшее время, лишь слегка остудило мой пыл, но не убавило моих намерений. Я все так же, как в первый день желаю смерти своим врагам! Кровь за кровь, жизнь за жизнь! И не будь я княжной Вятской, если не отомщу, заставив предателей трепетать, склонив в священном ужасе головы. Мой муж, как бы не старался меня уговорить, понимал, что я не отступлю, но не терял надежды оставить меня дома. Позже, уже после Карачуна, на котором произошло невероятное, заставив смотреть вятичей и нурман на Ярослава с восхищением и даже страхом, а я только лишний раз утвердилась во мнении, что он послан мне богами. В день, когда пришла пора выдвигаться, облаченная в меха, имея при себе оружие, не отставала не на шаг от своего мужа. Я хоть и знала, что он без меня не уедет, но на душе было лёгкое беспокойство и женское «а вдруг». Поэтому ступая шаг в шаг за ним, любуясь широким разворотами плеч, высоким ростом, не могла не поедать его глазами. А когда мой любимый, со всевозможной княжеской грацией взлетел на коня, из меня будто выбили воздух. Это было настолько прекрасно и гармонично, словно он всегда сидел в седле, уверенный сильный, излучающий мощь и непоколебимость. Впервые, я задумалась, а так ли далеко он находился от нас?! Может быть, он был за тридевять земель, но не столь далеко как кажется, может не стоит бояться богов, что они могут отобрать его у меня. Тем более он отказался возвращаться, сказав, что здесь у него жена и доверившиеся ему люди и его побратимы. Отгоняя прочь глупые мысли, смотрела на то, с какой уверенностью мой любимый сидит в седле, если бы я не знала, что он с самого лета учился ездить, приноравливаться и дружить с лошадьми, подумала бы, что он родился в седле! Настолько неописуемо он выглядел. Выдвинувшись в поход, везя на странной конструкции, которая скользила по снегу как по маслу пушки и ещё одни сани с высокой спинкой, как оказалось, они были сделана специально для меня и Ярослава. Двигаясь на лошадях, уставая, забирались в глубокое меховое нутро передохнуть. Наше путешествие, началось в пик холодов, в такое время войны предпочитают сидеть дома, не совершая набеги, приостанавливая межплеменные дрязги.
* * *
Сидя на своём Вороне, так звали моего коня, оглядывал проходящую мимо меня большую многоножку — колонну пешего войска, двигавшуюся по земле радимичей. Конные сотни в количестве четырехсот всадников прошли вперед, пробивая для пехоты дорогу в глубоком снегу. Мы начали карательный поход против радимичей. Этих нужно было хорошо наказать, успокоить так, чтобы они и не думали больше поднимать на нас свою лапу. Всё шло так, как я и задумал. Двигались мы быстро. Используя в большинстве своём русла замерших рек, хотя приходилось, как сейчас двигаться по лесу, пробиваясь через снег. Но наста ещё не было, так что кони не страдали. Почему зимой? Я решил использовать тактику, которую использовали монголы, вторгшись на Русь в свое время. Или им ещё предстоит это сделать через четыреста лет. Зимой, как это не звучит парадоксально, но двигаться по лесам, изобилующим реками, речушками, озерами и болотами, гораздо легче. Ведь всё замерзает. Нет травы для конницы? Ерунда, фураж есть у тех, кого ты захватишь. Именно так и действовали монголы Батыя, двигаясь от селения к селению, от города к городу. Города Руси падали перед ними один за другим. Долго не выдерживали. Рязань пала на четвертый день. Киев был захвачен в течение недели, если я не ошибаюсь. Единственный город, продержавшийся долго был небольшой Козельск, под стенами которого они простояли семь недель, назвав его в итоге «злым градом». С монголами шли китайские инженеры, которые прямо на месте создавали осадные орудия — требушеты, штурмовые подвижные башни, тараны. Благо леса вокруг было много и таскать с собой громоздкие осадные орудия не имело смысла, кроме некоторых частей для требушетов.
В поход пошли пять сотен конницы и тысяча двести пеших. Для этого времени очень большая банда. Это не считая нурман. Которых было почти полторы сотни. К зимнему походу готовились тщательно. Все вои были одеты тепло. Создавать осадные орудия я не планировал. Мы их тащили с собой. Три бронзовые пушки, моя гордость. Два орудия были калибра в сто миллиметров, одна в восемьдесят. Эта была короче и больше рассчитана на стрельбу картечью. Все три установлены на деревянные лафеты, вместо колёс у которых были полозья. Засранцев будет ждать очень неприятный сюрприз. Заодно опробуем на радимичах, вернее на их городках, как лучше разрушать стены. Мои артиллеристы получат хороший боевой опыт. И это было ещё не всё. В это время воины в походе тащили все продукты на себе и готовили себе сами. Мне это категорично не нравилось. Поэтому ещё в самом начале я сформировал хозроту, задача которой была — обустроить лагерь и накормить моих солдат, которые не должны были отвлекаться на посторонние дела. Помня о таком гениальном изобретении как походная кухня, решил сразу же этим озаботиться.
Сначала никто ничего понять не мог, что я хочу. Но я ничего не стал никому объяснять, просто озадачил кузнецов и плотников, каждых своей задачей. Плотники делали сани с широкими полозьями, а кузнецы отковали мне большие котлы, причём с крышками. Конечно, сделать полноценный термос, с плотно закрывающейся крышкой они не могли, но это было и не принципиально. Боян с нурманами глядя на эти котлы, недоумевали — слишком большие, таскать с собой неудобно. Я только усмехался, но мочал. В итоге они махнули рукой, типа князь блажит, ну и хрен с ним, чем бы дитё не тешилось, лишь бы в зад их не пинало и мозг не выносило. Крицы болотного железа кузнецы раскатали в пластины. Конечно, получилось не совсем эстетично, но у нас не прокатный стан, всё молотом и молотом, но наплевать. Главное — функциональность. Собрали четыре короба, на которые установили котлы. Топки выложили кирпичом, поставив его на ребро, Иначе железо, итак неважного качества, быстро прогорит. Все эти конструкции установили на, своего рода, сани с широкими полозьями, которые уже изготовили плотники. Снега ещё не было, но я уже опробовал, сварив в одной такой кухне кашу. Получилось очень даже! До Бояна с нурманами и всех остальных, наконец, дошло. У Бояна глаза вылезли на лоб, он только качал головой! Я засмеялся и пропел ему: «Мы уедим жить в Лондон»! Никто не понял, что за Лондон и зачем туда нужно ехать жить? Но я ничего не стал пояснять. Никакого чувства юмора!