Я замолчал. На пристани стояла тишина. Я даже услышал стук собственного сердца: «Тук-тук, тук-тук…». Сигурт и вся его банда смотрели на меня, вытаращив глаза. Мне хотелось рассмеяться, но сумел сдержаться. Да, всё же велика сила поэзии и часто бывает, что она сильнее булатной стали. Сигурт медленно повернулся назад и удивленно стал смотреть на Мстиславу. Как и все его остальные хирдманы. Кое-кто даже непроизвольно стали хватать обереги. Блин! Не перегнул ли я палку? Оглянулся на остальных. Мужчины недоумённо смотрели на стоящих рядом женщин и девушек.

— Ярослав! — Сигурт говорил не переставая смотреть на мою жену. — Это что получается? Они и любовь и ненависть и радость и горе?

— Да, Сигурт! Они и любовь и ненависть, радость и горе, верность и измена, наслаждение и боль. — Вспомнил слова бывшей жены. — Они такие, но этим они и притягательны для нас. Это как то, без чего мы не можем жить. Как сладкий дурман, который хочется вдыхать и вкушать снова и снова! Гореть, корчится от боли, умирать. Но вновь и вновь стараясь обладать ими.

— Мизгирь, муж мой! Что ты так на меня смотришь? — Раздался голос Крапивы.

— Так вот ты откуда такая взялась, на мою голову! Из кувшина колдуна! Светлые боги, спасите и обороните!

— Поздно, муж мой!

Я захохотал. Мой смех подхватил, сначала Гуннульв, потом Сигурт, потом остальные. Женщины тоже засмеялись. Отсмеявшись спросил:

— Ну что Сигурт, отдашь мне мою радость и горе, моё наслаждение и мою боль?

— Забирай! Слава Одину, я не женат!

Хирдманы перекинули сходни и по ним ко мне на пристань перешла Мстислава. Глядя ей в глаза, спросил:

— Вот видишь, егоза моя. Из-за тебя меня раздели до исподнего! Теперь я голодранец! Всё ещё хочешь быть женой голодранца?

— Хочу!

— Тогда пошли, на столах ещё не все съедено и не все меда и вина выпиты!

Подхватил её на руки и понес в терем.

Сапоги, рубаху и кафтан мне вернули, точно так же как и золотую цепь, и наручные часы. Наконец, Боян, на правах старшего, заявил, что молодым пора на покой, а гости дорогие могут дальше продолжать славить новобрачных за пиршественным столом, тем самым способствуя тому, чтобы чрево молодой жены побыстрее обзавелось будущим потомством. Нас проводили до нашей светлицы. По пути нам давали советы, один откровеннее другого. Мда, если бы Мстислава ещё не знала мужчину, то наверное сгорела бы от стыда. Но она только улыбалась и кивала, соглашаясь с советчиками.

И вот мы одни. Я запер дверь. Ну их, ещё полезут проверять, как мы там потомством обзаводимся. С них станется, особенно после кражи моей супруги. Не хочется совсем уж конченным кретином выглядеть. Смотрю на Мстиславу. Ещё совсем недавно, она очень меня стеснялась. Даже когда мы переспали с ней, всё равно краснела, инстинктивно пытаясь закрыть обнажённую грудь или своё сокровенное место. А сейчас?! Для начала взобралась на наше ложе. Вся светлица была убрана полевыми цветами и травами. Запах обалденный. Устроила свою задницу, ножки свесила. Подол задрала выше колен и смотрит на меня в ожидании. Я сначала не понял? Хочет, что бы я прямо сейчас подол ей выше задрал или что? Она вздохнула, потом поболтала ножками в сапожках и опять смотрит ожидающе. Вот я тормоз реальный. Улыбаясь подошёл к ней. Мне снять с неё сапоги не в лом. Встал на одно колено. Сначала взял в руки правую ножку, снял аккуратно сапожок и поцеловал ей пальчики ног. Тоже самое сделал с левой ножкой. Сидит, довольная, улыбается и подол приподняла. Никакого стеснения! Даже не краснеет. Залез руками ей под платье. Глажу ей бёдра.

— Мстиша, может от тряпок избавимся, а потом…

— Избавляй.

Её от тряпок избавил, теперь сам избавлялся. В какой-то момент поймал её голодный взгляд. Стоит на брачном ложе в полный рост и поедает меня глазами. Ничего себе?!

— Мстиша, ты чего так на меня смотришь, солнышко?

— Жду, когда ты избавишься от своих тряпок. Ярослав, ладо мой, а побыстрее нельзя?

Что это с ней? Вглядываюсь ей в глаза, шальные они какие-то. Если бы точно не знал, что тут они наркотой не балуются, подумал бы, что «колёс» объелась и теперь её таращит. Хотя кто их знает, что тут местные бабульки намешать могут, травок там разных, подозрительных…

— Мстиша, ты что пила?

— Ничего! — Сама уже возбужденно дышит и губы себе облизывает. Я наконец разделся полностью. Залез на постель и она вцепилась в меня. Без всякой подготовки завалила меня на себя. Ей уже никакая подготовка была не нужна. Она была готова. Марафон начался…

…Начало было бурным и быстрым. Что это со мной? Мне не восемнадцать лет и я не скорострел! Тоже что-то хлебнуть дали? Чёрт! Лежит подомной, обняв за шею руками и за бёдра ногами, не отпускается. Глазищи большие. Целует и даже облизывает. Сама только что кричала. Хотя раньше только стонала. Целует меня, пока не совсем умело, но настырно, даже облизывает мне губы. Задом задвигала.

— Любый мой, ладо моё ненаглядное. Ещё!

— Что ещё? — Не узнал свой голос. Как будто хриплый рык волка.

— Ещё! Хочу ещё!

Перевернулся вместе с ней и сел на край ложа. Теперь она сидит на мне, тесно прижавшись всем телом. Не выпускает меня из себя. Впилась мне в губы… или я в её, уже сам теряюсь. Чуть приподнялась и сразу опустилась, потом опять. Начала постанывать. Прижимал её к себе, гладил, мял, тискать, целовал и покусывал. Она стонала, вот только громкость её голоса становилась всё сильнее. Закричала уже во весь голос. Я зарычал. Рывком уложил её на ложе и перехватив её ноги, согнул их в коленях и прижал ей к животу. Да что со мной? Точно, что-то дали хлебнуть, мать их. Поубиваю на хрен, узнаю кто! Но остановится не мог. У неё точно на бедрах синяки останутся. Но она не обращала внимания. Вцепившись в мои руки, стала выгибаться, упираясь головой в ложе.

— Ярослав! А-а-а…

…Это какое-то безумие. Более-менее адекватно стал воспринимать реальность. Стою около ложа и держу её задранные ноги в руках. Она лежит на спине, руки в стороны. Кулачки сжаты, скомкав простынь. На юной груди следы от засосов и распухшие соски. Глаза закрыты и на губах блаженная улыбка.

— Мстиша, ты как? Тебе не больно?

Открыла глаза и посмотрела на меня.

— Нет. Ярославушка, а что ты стоишь, ладо мой? Ложись рядом.

Опустил аккуратно её ноги. Залез на постель. Не успел упасть на спину, как она, взобравшись на меня, улеглась, вытянувшись. При этом прижалась своим лоном к моему хозяйству.

— Ты устал, муж мой возлюбленный?

— Мстиша! Может, э-э-э полежим?

— Конечно, полежим. — При этом стала тереться своим лоном о моё хозяйство. Начала целовать мне грудь, постепенно спускаясь вниз. Да твою душу! Угораздило взять себе молодую жену, чуть ли не вдвое меня младше, да еще чего-то хапнувшей! Интересно, я до утра доживу?..

Хазария, г. Итиль. Дельта Волги. Ставка Великого кагана всех хазар. 856 год от Р.Х. месяц просинец (январь).

Бек Иосиф, из рода Буланидов, реальный правитель каганата, задумчиво смотрел на склонившегося перед ним человека. Захватить более полугода назад Златоград и княжну Мстиславу не удалось. Войско, посланное на вятичей, потерпело поражение и отступило назад в пределы каганата. Вернее даже не отступило, а бежало, спасая свои жалкие жизни. Точно так же разбежались союзники, эти трусливые собаки — радимичи и поляне. Вождь покоренных вятичей Бронислав убит, как и многие его люди. Хотя большая часть всё же спаслась. И что теперь делать с женой и детьми Бронислава? Продать? Казнить? Но тогда кто даст гарантий, что эти покорившиеся вятичи не примкнут к своим родичам? А натиск печенегов и огузов на каганат всё возрастает. И ещё этот, непонятно откуда взявшийся Ярослав, новый князь вятичей, взявший в жёны Мстиславу и получивший легитимную власть над славянами. Кто он? Откуда взялся? Что за оружие он собой принёс? Разгром под стенами Златограда, это заслуга его оружия. Всех, кто пришёл оттуда живым, допрашивали очень тщательно. И то, что стало известно, беку не понравилось. Этим оружием можно было за один раз убить множество воинов. И не имело значения, какие это воины, искусные или нет? Защищённые, самой лучшей бронёй или просто овчинными безрукавками. Его родственник, этот безмозглый сын ишака, которого привезли с отрезанной ногой сообщил, что Ярослав, пообещал обязательно прийти в Итиль и не один, а с вятичами и совсем дикими нурманами. Этими порождениями преисподней севера.