— Ох я окаянный! Что ж наделал, старый хрыч. Ну ничего маленький сейчас, сейчас, дядя Сима, тебе поможет…

Приложив свои ладони к низу живота, приговаривал, успокаивающие слова, а я чувствовала как от его прикосновений по телу побежало приятное тепло, от самого чрева к сердцу, ласково обнимая.

Убрав, свои ладошки, мужчина смахнул выступившие слезы и, сведя хмуро на переносице брови, грозно надо мной навис, уперев руки в бока.

— И чего эть ты не сказала а?! С каких пор, светлая княжна молчит о таком счастье, да ещё и парится а?! Ты ж представить не можешь, что он там у тебя чувствовал, когда я его веником отхаживал!

Смотря во все глаза и не понимая, о чем он говорит, не могла сложить два и два.

— Что совсем туготь да?!

Молча кивая головой в знак согласия, умоляюще посмотрела на банника— Симу.

— О-о девки пошли! Да ж знать не знают, что скоро от мужа понесут! Ты когда сказать то думала, а блаженная или до самих хузар с ним пойдешь не сказав, иль может ещё и рожать в пути будешь?!

Смотря расширившимися глазами, ещё не до конца осознавая сказанное, приложила ладошку к низу живота. Стоило подумать о том, что у меня там маленький кусочек моего мужа, его и моё продолжение, наворачивались слезы.

— Ну что ты девонька, не надо плакать радоваться нужно! Ну-ка быстро вытирай слезы и иди, радуй мужа.

Помотав головой, тихо произнесла:

— Пока нельзя, я ему попозже скажу и вы дедушка банник прошу, не говорите! Сейчас не то время, он не должен знать, иначе будет о нас беспокоиться, а у нас поход, а он может развернуться назад и тогда всё, поляне останутся безнаказанными!

— Поляне говоришь?! А не боишься деточка от них отгребсти? Что подомнут они вас и дело с концом, и не будет тогда ни княжича твоего, ни рода Вятского!

— Не боюсь дедушка, у нас оружие есть, нурманы, кмети и муж у меня умный, а мы обязательно победим!

— Ну раз так уверена, будь по твоему, не скажу, но смотри как только полян подомнете, должна будешь ему сказать, а иначе…

Погрозив мне пальцем мужичок дал ясно понять, что в этом случае он может нежданно негаданно заявится в виде вестника сам!

— Ну а теперь марш отседова! Мужа там своего позови, мы с ним ещё не закончили!

Выбежав из парильни, укуталась в сухую простынь и опустилась на полок. Ярослав нашелся почти сразу, зайдя с улицы, румяным со стекающими по волосам и груди капельками воды. Мой муж был великолепен! Отчего-то резко не хватило дыхания, а слова застряли в горле, способная лишь улыбаться указала рукой в сторону парильни и привалилась в деревянной стене делая глубокие вдохи. Ух-х вот так мужчина у меня, слов нет одни эмоции и закручивающееся желание в низу живота. Отдохнув, насухо вытереть, оделась и в сопровождении пошла в нашу светлицу. Устала.

Войдя в опочивальню, сняла всё лишнее, оставшись, в одной нательной рубашке, забралась под одеяло и, кажется, уснула ещё до того как голова коснулась подушки. Оставив где-то на столе приготовленную еду… в полудреме почувствовав объятия моего мужчины, прижалась покрепче окончательно засыпая.

Сидел на своём Вороне и рассматривал в бинокль Днепр. Верхушка зимы. Днепр был скован льдом. Холодная зима выдалась. Морозы, по моим прикидкам, достигли отметки примерно минус двадцать три — двадцать пять. Странно. Здесь же теплее должно быть. Всё же не Сибирь матушка. Несмотря на хорошую подготовку к походу и тёплую одежду, обморожения имели место. Хотя и не критично. Лагерь будем разбивать здесь. А утром начнём переход. Лёд, то есть, вот на сколько он толстый? Выдержит ли сани с орудиями? Походные кухни. И вообще обоз? Конницу? Ладно, проверим.

— Что смотришь, княже? — Спросил рядом сидящий на коне Боян.

— Нужно будет людей пустить, проверить толщину льда. Пусть лунки пробьют в разных местах.

— Знамо дело. Пушки то тяжёлые у нас.

— Лагерь здесь разбиваем.

— Поляне уже знают, что мы на них идём.

— Наплевать. Никуда не денутся. Это даже хорошо. Может на битву в открытом поле решатся?

— Хорошо бы. — Вставил своё слово, сидевший на коне по другую от меня сторону, Гуннульв. — А то бегай за ними по этим дебрям.

В Чернигове я оставил две сотни воинов. Охранять наш законный трофей и раненых. Грабить и беспредельничать запретил. Это теперь мой город. Радимичи ещё этого не поняли, но от это уже не имело значения. Из сбежавших, вернулось около сотни. Сложили оружие и встали на колени. Вернулись те, у кого здесь были семьи. Отказались приходить, не местные, не с Чернигова, у которых никого в городе не было. Но на это плевать. Никуда не денутся. Всё равно их достану. Или им придётся бежать дальше, захватив своих родных. Бежать с родных мест. А сейчас время такое, один ты без родни никто, чужак, которого всякий норовит обобрать или полонить. Теперь впереди войска шло почти две с половиной сотни радимичей. Без оружия и безбронные.

По обеим сторонам от войска скользили дружинники на лыжах. Лыжи тут знали, так что проблем в их изготовлении и умении пользоваться не было. Из этих я сформировал отряды егерей. Они выполняли функции боевого охранения. Три раза обнаруживали засады, устроенные пока ещё не покоренными радимичами и один раз полянами. Все три засады разгромили. Взятых в полон, после допроса, повесили. Палачами выступали уже мои радимичи. Повязать кровью, самая лучшая связка. Назад для них пути не будет.

Мстиша теперь почему-то всё время ехала в возке, закутанная в меха. С ней ехала Звенислава. Первуша сам попросил Мстиславу, взять девку в услужение на время похода. Оставлять её в Чернигове он напрочь отказался. Хирдманы и дружинники над ним подшучивали. Вызывались лично посторожить его невольницу, чтобы не сбежала. На что он злился. Это вызывало ещё больший смех. Княгиня слушая шутки воев, только улыбалась, посматривая на некогда гордую боярыню. Один раз, двигаясь на коне рядом с возком княгини, где сидела и Звенислава, услышал разговор Мстиши с боярышней.

— Что, Звенислава, быстро Первуша тебя послушанию научил?

— Да, госпожа.

— Быть женой моего воя лучше, чем быть рабой, Звенислава, согласись?

— Да, светлая княгиня.

— Молодец. Умная девочка. — Я усмехнулся, слыша это, от Мстиславы, которая сама была старше боярышни на год, максимум на два. — И ещё, Звенислава, — продолжила моя жена, — моли богов, чтобы он живым из похода вернулся. Так как он единственный твой защитник. Если его не станет, я тебя нурманам отдам. Видела я, как тот же Рольв на тебя жадно смотрит. Даже отсюда я увидел, как Звенислава вздрогнула и побледнела.

— Пожалуйста, светлая княгиня, госпожа моя, не отдавай меня им. Я буду молится всем богам и матушке Ладе, и Макоши.

— Посмотрим, на сколько ты будешь усердной. Но нурманы для меня важнее тебя. Тем более, двое из них побратимы моего мужа, а значит и мне братьями приходятся. А Рольв родич им.

Ещё в Златограде, планируя поход, я узнал, что князем у полян является некий Дир. Вспомнил слова Алисы, моей подружки в той жизни. Она говорила, что в Киеве было два князя Дир и Аскольд. Оба варяги, то есть нурманы. Олег, которого прозвали Вещим, прикинувшись со своей дружиной купцами, обманом сумел пробраться в Киев и убил Дира с Аскольдом, вырезав их семьи, а на княжий престол посадил юного Игоря, сына Рюрика, объявив того настоящим князем, природным. А Дира с Аскольдом ложными, самозванцами. Вот только здесь имел место один Дир. Аскольда не было. Спросил у Бояна про Аскольда. Он пожал плечами. Сказал, что о таком не слышал. Боян пояснил, что лет десять назад, случился мор и вся княжья семья полян умерла, кроме одном молодой княжны. Потом в Киев, когда мор сошёл на нет, пришёл Дир со своими дружинниками. Они шли в Царьград, наниматься к императору ромеев. Поляне попросили его стать их князем, а в жены взять себе княжну. Дир согласился. С тех пор он князь полян. Дир пошёл под хузар добровольно, поэтому хузары и поручили ему собирать дань со всех подвластных им славянских племён и свозить её в Киев. Мстислава тогда, услышав про Дира, только сверкнула глазами, сказав, что всё его семейство должно погибнуть, заплатив своей кровью за смерть её отца. Теперь стоя на берегу Днепра, я понимал, что если Чернигов она пощадила, то Киев ждет полный разгром. Она не успокоится, пока не оставит от него одни головешки. Спорить с ней не стал. В последнее время, она стала более эмоциональная. Постоянно требует к себе больше внимания. И Мстиславе нужно постоянно говорить — как я её люблю. Что это с ней? Вроде я и так стараюсь быть всё время нежным, ласковым и заботливым. Этих женщин не поймёшь. Я даже на полонянок не смотрел. Как только покинули Чернигов, по ночам в шатре любовью не занимались. Она спала в теплых вязаных штанах, что-то типа рейтуз и в теплой рубашке. Только прижималась ко мне теснее. Подставляла губы для поцелуя, разрешая немного помять её грудь. Хотя всё правильно, какой тут секс? С нами в шатре теперь спала и Звенислава. Это опять же Первуша уговорил Мстиславу брать Звениславу на ночь в шатёр. Опасался, засранец, что не уследит и её утащат те же нурманы. Так как в войске кроме этих двух женщин других не было.