Марк был сейчас в опасной близости от моих губ, которые жаждали его поцелуев. Я не собиралась отказываться от него и уж тем более от своих чувств к нему. Пусть под нами провалится пол, если мне хоть кто-либо скажет. что мои чувства были не взаимны. Не поверю. Не поверю ни единому слову. Глаза Марка, его прикосновения и тепло было красноречивее любых слов. Жизнь сама распорядилась таким образом, что на нашу с ним долю выпали испытания. Но ни он, ни я не имели права опускать руки. Это бездействие было бы сродни самоубийству.

— Я люблю тебя, — тихо прошептала я, делая шаг навстречу. — Мне плевать на Оливию и на все обстоятельства, но я не могу смириться с тем, что ты так просто можешь отказаться от всего того, что было между нами. Ты нужен мне, — мой голос дрожал, ровно как и тело в руках любимого человека. Не знаю, откуда взялись эти храбрость и уверенность в том, что Марк любит меня. Но… я устала. Устала сражаться с ветряными мельницами. Пришло время открыто поговорить и расставить всё по своим местам. Если мы не можем быть вместе, то пусть постарается мне объяснить, почему, и может быть, тогда я отпущу его со спокойным сердцем…

— Кейтлин… — в голосе Марка было столько обречённости, что я подсознательно приготовилась к «нехорошему» разговору. Он бережно опустил меня на пол рядом с кроватью. — Я тоже тебя люблю… — тихо сказал он, сел на кровать, и опустил голову в руки.

Кейтлин

Как бы мне хотелось уметь читать чужие мысли, чтобы знать, о чём думал Марк в эту минуту. Слова, которые я собиралась сказать, застряли комом в горле. А мысли разбежались по укромным углам, словно испуганные тараканы. Я не рассчитывала на ответные слова о взаимных чувствах, но услышав их, замерла на месте. Но если Марк любил, то почему выглядел таким несчастным и растерянным?

— Ты разговариваешь во сне, — Марк поднял голову и наши глаза встретились.

— Что? — спросила я растерянно, ничего не понимая.

— Я чутко сплю, а ты разговариваешь во сне, — я тонула в этом взгляде.

— И…

— …В ту последнюю ночь перед моим отъездом в Лондон, ты призналась мне… — перебил меня Марк и, не закончив предложение, уголки его губ тронула тёплая улыбка. — Возможно, это было и неосознанно, но… всё же было.

Щёки зарделись ярким румянцем. Он знал… Всё это время он знал и… дыхание перехватило и цепочка воспоминаний, разделивших нашу жизнь на до и после больно укололо в самое сердце. На смену растерянности пришла неуверенность и замешательство.

— Пусть так. Но с того времени мало, что изменилось, — не в моих правилах и принципах было доходить до середины пути и сворачивать с дороги. Если и идти, то уж до самого конца, каким бы он ни был, плохим или хорошим.

— Ты права. С того времени ничего не изменилось, — лицо Марка стало серьёзным, а улыбка исчезла с лица. — Тебе по-прежнему угрожает опасность. И я, увы, играю в этом всём далеко не последнюю роль, — мрачно проговорил Марк, изучая моё лицо.

Мне потребовалось какое-то время, чтобы осмыслить услышанное.

— О чём ты говоришь? Я не понимаю… — я отрицательно покачала головой. О какой опасности шла речь?

— Генри твой сводный брат. Твои настоящие родители Томас и Эдена Пирс, — Марк отвёл взгляд и запустил руки в волосы.

Перед глазами одно за другим пролетели воспоминания радостных лиц мамы и папы. Нет, должно быть это какая-то ошибка. Марк ошибается. Это не может быть правдой. Как мог Генри быть моим братом?

— Это какая-то ошибка… — губы скривились в горькой усмешке, и я отвернулась от Марка, ошеломлённая признанием. — Это не может быть правдой. Сьюзан, Бернард… они бы сказали мне, — я инстинктивно подошла к окну и распахнула его настежь, чтобы впустить в комнату свежий воздух. — А Генри… ведь он чуть не… — мой голос осёкся, и я повернулась к Марку, встречаясь с его серьёзным взглядом.

Глаза мужчины из-за приглушённого света в комнате казались чёрными, ничего не имеющими общего с ясным и зелёным оттенком.

— Это не ошибка. Этот подонок твой брат, — твердо повторил Марк.

— Откуда тебе это известно? — в голове не укладывалось, что это могло быть правдой. — И как давно?

— Давно, — судя по удручённому виду и тяжелому взгляду, Марк меня не обманывал.

— После того, как твоя машина попала в аварию я кое-что утаил от тебя, решив… В общем, с тебя на тот момент и так было достаточно того, что произошло. В машине кто-то перерезал тормоза.

— Нет… — я зажала рот рукой. На меня словно вылили ушат с холодной водой. — Эмили и Уильям. Они ведь могли погибнуть из-за меня… — словно в трансе произнесла я. — И всё это время ты молчал? — обречённо спросила я. — Это Генри хотел меня убить?

Наверно, я сильно побледнела, потому что Марк поднялся с кровати и приблизился, с тревогой заглядывая в лицо.

— Не знаю. Я нанял человека, чтобы распутать этот клубок. Но теперь он пропал, а вместе с ним и возможные зацепки.

— Генри знает, что он мой брат? — Марк, молча, кивнул.

Земля для меня перевернулась с ног на голову. Всё, что я знала о своей жизни и родителях была ложь. Почему они ничего мне не сказали? И если Марк всё знал, почему тоже ничего не сказал? Почему Генри пришёл работать на фирму к отцу, и всё это время притворялся тёмной лошадкой? Не проще ли было представиться сыном Томаса и претендовать на часть активов? Если только…

— В машине родителей тоже были неисправны тормоза… — ошеломленно произнесла я и схватилась за подоконник. — Это он? Марк, скажи мне, это его рук дело? Это он их убил? — слёзы навернулись на глаза.

— Это ещё необходимо доказать.

Как же было больно всё это слышать. Столько времени я напрасно винила себя в их смерти. Сколько бессонных ночей я пережила и через какой ад прошла, чтобы выбраться на поверхность… За что? За какие-то бумажки, которые люди называют деньгами, он убил сначала моих родителей, а потом собирался убить и меня?

— Марк, расскажи, — попросила я его, едва стоя на ногах. — Я хочу знать всё.

Мне казалось, что после расставания с Марком больнее быть уже просто не может.

Но я ошибалась. Слова Марка резали, как острые лезвия. В голове не укладывалось, что жизнь могла бы сложиться иначе, а мама и папа могли бы сейчас быть живыми. Мама и папа… Своих настоящих родителей я, конечно, не помнила. Да и предположить не могла, что жизнь, казавшаяся обычной, скрывала столько тайн.

Многие вещи теперь стали на свои места. Стало понятно спонтанное и скоропалительное решение Марка жениться на Оливии. Да и в моём ли праве было винить и осуждать Марка? Будь на его месте, я бы поступила так же…

— Как ты думаешь, куда пропала Флоренс? — я первой нарушила молчание после долгой паузы, думая обо всём, что узнала.

— Не знаю, — обречённо выдохнул мужчина. — Но уверен, что не обошлось без помощи Оливии.

Оливия… Я недооценила соперницу и теперь была вынуждена принять чужие условия игры. Заглянув в лицо Марка, я только сейчас поняла, сколько навалилось на его плечи: наша размолвка, «воссоединение» с Оливией, инфаркт отца. Нам следовало поговорить обо всём ещё раньше и не доводить нас обоих до такого подавленного и угнетённого состояния. Но откуда мне было знать, что мне угрожала опасность, а Марк не желал свадьбы с Оливией?

Ни моих настоящих, ни приемных родителей в живых уже не было. Чем бы ни обосновывалось решение Бернарда и Сьюзан утаить от меня имена настоящих родителей, никого из них уже нельзя было вернуть. Но можно было доказать вину Генри. Человек, разрушивший мою жизнь, не имел права оставаться на свободе и продолжать жить, как ни в чём, ни бывало.

— Необходимо обратиться в полицию, спровоцировать Генри и Оливию на новое покушение, чтобы их поймали с поличным, — это был единственный способ закончить весь этот фарс.

— Нет Это исключено. Даже не смей об этом думать, — в голосе Марка послышались стальные нотки. Но я не собиралась ему уступать. Не в этот раз.

— Ты же понимаешь, что кроме устного запрета ничего больше не можешь? — внутри не было ни грамма сомнения, что говорю и делаю что-то не так. — В противном случае ты обрекаешь меня на долгую жизнь, сотканную из прочных нитей шантажа и лжи. Ты женишься на Оливии? И тем самым обеспечишь безбедное существование Генри? А что будет со мной? Меня ты куда денешь? Или прикажешь вечно жить в страхе за собственную жизнь? Мне не нужен ни дом, ни деньги, ни компания. И если бы я знала наверняка, что всё это достанется ему, то раздала бы всё на благотворительность… — на последнем слове я осеклась.