В гостях у Венеры Доброй ночи, Венера! В такую неземную прозрачную синь, может быть, ты о Марсе тоскуешь и мечтаешь увидеться с ним? Но орбиты сойдутся не скоро… Не горюй, не качай головой! Я глазами больших телескопов каждый вечер любуюсь тобой. Положи мне на плечи руки из тончайших волокон эфира. Плюнь на бога войны! И лучше полюби апостола мира. Если горе – мы в горе суровы, если радость – раздайся круг! Мы честны и верны на слово, чтим и ценим золото рук. На земле сейчас липами пахнет и березки в самом соку, моя матушка только ахнет, увидав такую сноху. Будешь долго, тревожно и часто вечерами глядеть на часы. Ты познаешь земное счастье, ты полюбишь земную синь… …За бураном, за ливнем, за вьюгой лик загадочный вижу вдали. Я тебя все равно завоюю – человек, сын и житель Земли. 1955 «Я знакомством с людьми влиятельными…» Я знакомством с людьми влиятельными похвалиться – увы! – не могу: не бывали моими приятелями, не вращался я в этом кругу. Но в другие входил я знакомства, и с другими большими людьми я дружил, доверявшими полностью, одобрявшими планы мои, положенье и вес имевшие, не бросавшие слов зазря, – все строгальщики и разметчики, все растóчники и слесаря. А каким я красавицам пальчики целовал, прикасаясь слегка! – Все шлифовщицы, автоматчицы, контролеры из ОТК. Люди самого высшего звания, самой в мире высокой мечты, созидания и дерзания, доброты, красоты, чистоты! 1967 Николаю Анциферову Как холодный пласт антрацита, спину жжет промерзший асфальт. Николай Степаныч Анциферов! Коля! Что с тобой? Ты ослаб? Каждый вздох – учащенный, с болью. Круто выгнута грудь – как лук. Над тобой, как сирена в забое, помощь скорая режет слух. Только поздно, наверно, поздно подплывает шприца цеппелин… И в глазах сквозь сумрак морозный звезды зимние отцвели. Вот и всё. Как обвал на шахте. Темнота и порода вокруг. И снимают рабочие шапки, Мнут в тисках антрацитовых рук. Ты от них далеко. В одиночку, без заданья и графика смен, рубишь строчек пласты долгой ночью в тесном штреке московских стен. А в окне, как весенняя почка, протирая стекло без конца, с нетерпеньем любимая дочка ждет отца… Мы с тобою одной закваски: Только я из забоя цехов. Не замешиваем мы краски на воде для своих стихов. Только нам, работягам, под силу (за глаза скажу и в глаза) о рабоче-крестьянской России настоящее слово сказать. Чтоб народа дела и заботы не истерлись в слове слепом, чтобы песня полей и заводов – как в гербе нашем молот с серпом! …Все смотрю: вдруг в плащишке потертом, до бровей карниз-козырек, ты пройдешь с улыбочкой тёркинской через площадь наискосок… 1965 Голоса родной земли Где жаворонок сменяет соловья, где лес и поле не теснят друг друга, где, как гимнастка, радуга упруго встает после дождя, – здесь вырос я. Здесь я живу, дышу на этой воле. И, не припомню даже сколько лет, здесь слушаю я слаженный дуэт – как в голос леса входит голос поля. И третий голос слышу. Он менял над вечными полями и лесами привычное звучанье, и в меня входил с двумя другими голосами. Он над рассветом выше всех взлетал, в его суровом непреклонном тембре я чувствовал отчетливо металл и времени совсем иные темпы. Я так азартно подпевал ему, что собственного голоса не слышал, и постепенно неба синеву мне заменила заводская крыша. Он для меня был музыки милей – от звонких нот до громового всплеска!.. Но песни поля и напевы леса не вытеснил он из груди моей. Не мог я их забыть, им изменить. Подсказывает всё – и слух и зренье: в трех голосах, как мир в трех измереньях, я узнаю напев родной земли. Мой край родной! Пока мои глаза хранят твой свет, живу я мыслью, чувством однажды уловить душою чуткой в одном звучанье эти голоса! 1972 |
