Я вытащила из кармана пузатую пластиковую бутылку и прочитала: «Кислота хлористоводородная, соляная. Яд». С силой нажала и крутанула крышку с блокировкой от детей. Завороженно смотрела, как из бутылки, словно жуткий и опасный джин, поднимается едкий пар.

– Несс! – позвала я.

Мой голос звучал издалека. Она повернулась. Лицо вытянулось, улыбка исчезла. Поняла, что я все знаю.

Я плеснула в нее содержимое бутылки – и ощутила прекрасное, почти совершенное чувство торжества справедливости…

Доктор Р. прикрыла рот рукой. Меня осеняет, что ей рисуется не та картинка.

– Не бойтесь. Какой-то находчивый герой бросился на помощь попавшей в беду деве. На меня прыгнули и сбили с ног, а едкий джин расплескался по моей собственной шее, рукам и ногам, отказывая мне в исполнении желаний. Незнакомец прижал меня к полу; ядовитые испарения шипели в ушах, проникали в ноздри, заставляя давиться от кашля. А рядом стояла она: прекрасная, вероломная, не тронутая кислотой. Глядела сверху, как моя кожа шкворчит и прожигает себя до мяса.

Доктор Р. медленно отворачивается от окна и хмурится.

– То есть вы сделали это не преднамеренно?

– Совсем нет. Просто сказочно повезло.

– Что потом?

Помню людей, которые смотрят на меня сверху, их смятенные перекошенные лица. Испуганные. Я видела страх. Я была монстром. Кто-то вырвал у меня из рук бутылку, как будто я соляный террорист и вот-вот начну метаться по церкви, поливая всех подряд.

Я выбежала через боковую дверь и бросилась с холма через дорогу и железнодорожные пути к реке. На тропинке у берега было темно, хоть глаз выколи, мокро после дождя и холодно, но я вся горела. На руках, груди и правом бедре облезала кожа. Я кричала в агонии. В темноте запрыгал белый огонек. Подскакивающий луч приближался. Женщина на велосипеде. Увидела меня и вскрикнула. Помню, я подумала: почему все так меня боятся? Глянула вниз и поняла – я была в крови по самый пояс. Меня пырнули ножом? Медленно-медленно дошло, что, закрутившись с делами, я забыла поменять тампон. Однако первоочередной проблемой был ожог. Я вытянула вперед руку в мигающем белом свете. Кожа совсем слезла, как будто моя плоть решила подышать воздухом. Нужно окунуться в воду, унять боль. Я начала срывать с себя одежду. Торопливо сползла к воде, поскользнулась, ударилась головой. Женщина что-то кричала, но мне надо было в воду…

Помню холод реки. Помню, как сажусь на корточки и грязная вода успокаивает горящую плоть. Помню, прикидывала, успею ли вернуться к банановой песне Энни и во сколько лучше ставить в духовку лазанью. А еще нужно зажечь свечи, разложить на столе салфетки, перелить в графин вино… Из этих мыслей меня вырвал полицейский. Он поволок меня из воды по галечному берегу, сдирая кожу, так что я чувствовала себя мясом, которое кромсают ножом. Я истошно вопила, отбивалась, но ему на помощь уже спешили товарищи. Замигали новые огни, точно на сумасшедшем празднике боли.

Сентябрь 30

Нинавижу школу. Фиби Б сука. Зажимала рядом со мной нос и махала рукой, а все смеялись. Когда стояли в коридоре перед уроком кулинарии она сказала что моя мама психически ненормальная. А я сказала что ее мама такая жирная что за три года не облетишь на космическом корабле. Она сказала празник урожая задержали потому что мама плеснула хлоркой в маму Полли. Полли сказала она не попала. Я сказала она не плескала это случайно вышло. Она что-то чистила и споткнулась. Фиби Б сказала маму арестовали потому что она плавала в реке без одежды и что на нее надели смерительную рубашку и отвезли в психушку. Мы были около шестого класса. Я спихнула ее с лестницы и она заревела как маленькая. Мисс Дж отправила меня к деректору. Он сказал подождать в кабинете и я сидела пока он говорил по телефону и пил колу. Я сказала, что в кокаколе восемь ложек сахара. И он сказал да, это очень плохо и попросил никому не говорить. Сказал не надо было пихать с лестницы Фиби Б. НЕВАЖНО что она говорила. Я спросила а ЧТО надо делать когда кто-то говорит гадости про твою маму. Сказать мне ответил он. Чесно говоря не очень практично. Он сказал в школе есть тетя с которой мне бы хорошо поговорить. Потом спросил как у меня дела и есть ли вопросы. Я ничего не придумала. Спросила не знает ли он что такое смерительная рубашка. Он сказал это такая одежда чтобы не пораниться. Как даспехи наверное. Мы сейчас проходим про рыцарей. Он все глядел на мою одежду. Утром я не нашла свою форму и взяла рубашку Джоша а носки и юбку вынула из стиралки но все было мокрое и мятое и пахло собаками. я сушила их на себе. И он говорит вот что я тебе скажу, пойдем ка посмотрим в забытых вещах, может что нибудь найдем. Взял меня за руку и мы пошли смотреть в коробке. Он все повторял это никому не нужно и давал мне. Вобще то он вор.

Октябрь 4-е

Я, бабушка, папа и Джош пошли навестить маму. Милтон-хаус где она живет вроде гостиницы. Там дают таблетки и желе. Я съела желе. Мне Милтон-хаус не понравился кроме автомата с чипсами и шоколадками. Мама сидела в комнате с еще одной тетенькой у которой был БОЛЬШУЩИЙ животик и которая скоро уронит ребеночка из урерты. На маме были треники и ночнушка. Она сидела на стуле и смотрела старую серию Трейси Бикер. Мама ТЕРПЕТЬ НЕ МОЖЕТ Трейси Бикер, но она СОВСЕМ не жаловалась. Она была сонная и ее голос был другой как будто она иностранка и не моя мама. И она странно пахла. Бабушка велела мне и Джошу обнять маму. Чесно говоря я не хотела ее обнимать но обняла и она меня не отпускала. У нее был браслет с именем. ЗАЧЕМ? После я спросила Джоша а точно это наша мама. Он сказал не прикидывайся дурой. Папа просил дать ей картинку которую я нарисовала – как я в новой одежде спихиваю Фиби Б с лестницы и она долго смотрела на нее но не спросила что это такое. Сначала она улыбалась а потом из глаз потекли слезы хотя голосом она не плакала. Я спросила что случилось а она только смотрела на картинку. Тогда я тоже стала плакать и бабушка взяла меня за руку и мы пошли и купили в автомате куда кидают монетки люкосейд спорт. Бабушка очень грубо говорила с какой-то тетей что маму превратили в чертову зомби и что здесь вообще происходит и позовите немедленно главрача. Когда мы пришли сказать маме досвиданье Джош уже переключил канал и они все кроме мамы смотрели футбол. А она заснула хотя было только три часа. В машине по дороге домой бабушка плакала. Мне совсем не нравится как все теперь стало. Наверное мама зомби а значит она мертвая. Я хочу пойти к Несс.

Выглянуло солнце, и снег превратился в грязную жижу. Эмма в приподнятом настроении шагала вдоль магазинов. Немного волновалась – Сай не подозревал, что она придет. Им надо многое наверстать. Они пустили дело на самотек, и отношения деградировали. Эмма явится к нему после репетиции и пригласит на ужин; она уже заказала столик в местном итальянском ресторане и купила билеты в кино на вечерний сеанс.

Она пришла на удивление рано, в четыре сорок, и решила подождать в пабе через дорогу, откуда видна сводчатая дверь церкви, где они репетируют. Толкнула дверь. Несколько седых голов посмотрели на нее и тут же вернулись к светлому элю – старые одурманенные белые мужчины, приклеившиеся, точно малые дети, к высоким табуретам и потягивающие пиво из кружек. В таких пабах до сих пор уцелели предрассудки – женщина не должна приходить одна; Эмма смутилась под пристальными взглядами. В молодости она не отважилась бы зайти в подобное заведение – никогда не чувствовала себя в них безопасно. По крайней мере, возраст дает определенную уверенность и спокойствие. Она подумала про Конни. Ее ощущение собственного «я» удивительным образом не пострадало. Конни, о которой она, по сути, никогда не переставала думать, стала для Эммы своего рода поведенческим барометром в повседневных делах, и Эмма удивлялась, насколько яростно она защищает свою пациентку: в разговорах с полицией, начальством, перед прессой, в кругу знакомых, в семье. Несмотря на очевидную беззащитность, Конни казалась столпом силы, и часть этой силы передалась ей.