На первом этаже Энни разучивала песню. Несмотря на полнейшее отсутствие музыкальных способностей, ей поручили на праздник сольную партию – надо полагать, школьные учителя исходили из принципа, что каждый проигравший должен победить. Я слушала, как она, не попадая в ноты, с чувством распевает про голодающих детей и фруктовый салат. Дочери предстояло выступать в костюме банана и торчать на сцене с другими бананами-мальчишками позади винограда. Полли была питайей, чему Энни немножко завидовала – более тропический образ, более эффектный. Несс припрягли аккомпанировать на пианино, поскольку учитель музыки заболел, и она приходила с девчонками репетировать на нашем инструменте. Это был важный день в доме Мортенсенов, и я решительно настроилась не ударить лицом в грязь. В лепешку расшибусь, чтобы порадовать близких. Воспитательный процесс с моей стороны шел в последнее время весьма сумбурно, но сегодня я это компенсирую. В церковь обещали прийти мама с папой. Джош после школы убегал на тренировку, встретимся с ним уже на месте. А потом все вернутся к нам на ужин, Лия и Полли останутся ночевать. Мы снова будем одной большой семьей. От меня требовалось сделать лазанью.
Чтобы не потерять фокус, я приняла «маминого маленького помощника»[11]. (Теперь я носила таблетки в карманах халата, кофты, плаща, сумки – ведь не знаешь, когда возникнет нужда). Утром Карл подколол меня, осведомившись, столько еще я намерена изображать жертву. И что, дескать, если я не справляюсь, он сам все приготовит и уберется, когда придет после изнурительного рабочего дня. «Замечательно, значит, договорились!» – ответила я. Заметьте, доктор Р., у меня еще оставалось что-то от былой дерзости – время от времени я пускала в Карла вонючие газы злости, засевшие глубоко в прямой кишке.
В доме воцарилась тишина. Все ушли. Я сидела на нижней ступеньке, озадаченная хаосом, который остался после ухода детей, и прислушивалась к недоброму чувству, что где-то рядом притаилось страшное горе. Пялилась на беспорядок, не в силах ничего предпринять. Зазвонил телефон. Мама – в панике, что потеряла сумочку. Спросила: «Ты в порядке, дорогая? Ты как-то невнятно произносишь слова». Необычно – в последнее время она такое редко замечала. Я растрогалась и заверила, что я в порядке, ей надо искать сумочку, а я уберу дом, схожу в магазин и увижусь с нею в церкви. Она спросила, не принести ли чего-нибудь на ужин, но я знала, что она все равно забудет, и потому сказала «не надо».
Я не вставала с этой ступеньки несколько часов – не могла решить, чем заняться в первую очередь. Позвонила за поддержкой Несс. Она, видимо, была на уроке и перезвонила позже (я все еще сидела на ступеньке). Посоветовала забить на готовку, сжульничать и купить полуфабрикат. Предложила после школы что-нибудь завезти. Но нет, я хотела все сделать сама – это же для семьи. Проявив фантастическую собранность, я проигнорировала бардак, нашла поваренную книгу, выписала список ингредиентов и отправилась в «Сейнсбери». На обратном пути заскочила в хозяйственный и в приступе чистоплотности накупила всякой всячины, так что оттопырились карманы плаща: проволочные мочалки, жидкость для удаления известкового налета с душевой лейки, средство от засоров для мерзопакостной раковины в ванной, соляную кислоту от желтизны под ободком унитаза – из схватки с домом я выйду победительницей.
На деле я так ничего и не почистила – только подняла то, что валялось на полу, и прошлась пылесосом. Сосредоточилась на лазанье и постаралась сознательно готовить ее с любовью, однако все время впадала в рассеянность и забывала, сколько чего класть. Очевидно было, что получится несъедобно. Вскоре я уже роняла слезы в бешамель (не знаю, почему меня так развезло: месячные? таблетки? чувство неполноценности?). Я завороженно размешала их в соусе, закинула в рот очередную таблетку и сказала себе, какая я дура и как мне повезло: прекрасные дети, замечательные родители и, несмотря ни на что, хороший муж.
Накрыла лазанью фольгой и отставила в сторону. Остается только сунуть в духовку. Занялась столом, что оказалось вовсе не просто: я все время сбивалась со счета, сколько нужно приборов. Поставила в центре свечи, собираясь зажечь их по возвращении. Приняла ванну, переоделась и накрасилась. Перспектива выхода из дома вселяла некоторую тревогу. В последнее время я избегала мероприятий, особенно школьных. Чтобы снять напряжение, зажевала немножко диазепама и схватила плащ.
Чувствовала я себя нормально. Шел дождь, темнело; я обещала Джошу прийти, но хотела припоздать и ни с кем не разговаривать. На полдороге сообразила, что забыла в кухне на зарядке телефон. Возвращаться было поздно. Церковь красиво украсили свечами и цветами. Было тепло, сухо и тесно. Возбужденно гудели сотни голосов. Взволнованные родители с фотоаппаратами и телефонами за много часов занимали лучшие места в первых рядах, чтобы заснять своих ненаглядных фруктовых чад. Я сказала кое-кому «привет», кивнула лыбящейся врачихе и мамаше-дилеру. И знаете, оказалось, среди людей – классно! Все были добрыми и остроумными, и я снова ощущала себя частью целого. Появилось чувство, что все будет хорошо. Поискала глазами Карла и заметила папу, который читал книгу в заднем ряду. Пробилась к нему сквозь толпу.
– Привет, пап!
Села рядом со сложенной кожаной курткой Карла.
Отец поднял голову, на мгновение удивленный, что видит меня здесь, и явно довольный, что вообще оказался в церкви.
– Здравствуй, дорогая, – отозвался он и кивнул в сторону Карла и мамы, которые были заняты каждый своим разговором у колонны. Карл беседовал с викарием.
– Джоша нет? – оглянулась я.
Около пианино директор болтал с Несс. Она смеялась. Я попыталась перехватить ее взгляд и помахала. Выглядела она сногсшибательно, доктор Р., помню отлично. В цветастом платье с глубоким вырезом, волосы распущены. Супер! И оценила это не только я; вокруг пианино болтались несколько папаш. Я сразу узнала заряженную кокетством атмосферу, которую она любила создавать.
В куртке Карла завибрировал телефон. Я надеялась, что это Джош, который торопится к началу. Порылась в карманах. Действительно, Джош. Прислал сообщение. Ввела обычный пароль – не подошел. Подняла голову. Карл по-прежнему стоял у колонны, приводя викария в телячий восторг. Приятный во всех отношениях, развеселый собеседник с излишне жизнерадостным голосом. Я секунду подумала и попробовала пароль от «Скай-ТВ». В точку! Перешла в сообщения. «Задержусь опоздал на автобус. Дж.» Уже хотела убрать телефон в куртку, как вдруг заметила, что предыдущая эсэмэска тоже не прочитана. От некоей Н. Сама не зная почему, открыла. «Когда ты так говоришь, у меня все трусики мокрые. Целую. Сотри!!!»
Перечитала. Проверила номер. Да. Ее. Мой дух вышел из тела. Я поднялась над церковными скамьями. Отчетливо видела, как сижу с телефоном Карла в руке, неподвижная, словно меня поставили на паузу. А она теребила за пианино около кафедры свои млятские волосы, заливалась серебристым смехом, строила глазки, в своей стихии, окруженная обожанием, и поглядывала в сторону колонны, у которой стоял Карл. Они были вместе, разделенные, но связанные, точно исполняли танец, точно существовали лишь друг для друга.
Кровь бесновалась в жилах. Надо как можно скорее уйти. Забыв сумку, я протиснулась в относительно безопасный проход между рядами и направилась к выходу. Было тошно. В мозгу билась одна-единственная мысль: срочно нужен лоразепам! Я запустила руку в глубокий карман плаща и остановилась как вкопанная – вместо таблеток пальцы нащупали что-то твердое, гораздо более эффективное. Я обернулась. Вот она, прислонилась к пианино, закидывает голову, смеется, встряхивает кучерявыми волосами, наклоняется, демонстрируя грудь. Как я ее ненавидела!
Медленно двинулась к ней, точно неуклонное и смертоносное оружие. «Прошу прощения… Извините…» – спокойно говорила я, не спуская глаз с мишени. Я знала, что должна сделать. Остановилась футах в четырех, не больше. Несс сидела за пианино спиной ко мне и с кем-то разговаривала – понятия не имею с кем; я не видела никого, кроме нее, кроме цветочного рисунка платья, родинок на шее, ожерелья, которое я ей подарила. Казалось, что я даже чувствую ее запах, мой «Джо Малон».
