Снова зазвонил телефон. Секунду Эмма стояла, прислушиваясь, а потом вернулась в гостиную.

– Хотите, отвечу?

Старик сидел на двухместном диванчике; расчистил место для них обоих и поставил на подлокотники два стакана виски.

– О нет, не беспокойтесь. Я все равно не понимаю ни слова… Присаживайтесь. Выпейте.

Она опустилась рядом, отодвинув ногой мешок для мусора.

– Конни что-нибудь вспомнила? – спросил он, постукивая по стакану все еще элегантными негнущимися пальцами.

– Вспоминает потихоньку… – ответила Эмма, разглаживая юбку и поворачиваясь, чтобы лучше его видеть.

– Вы расскажете ей, что она сделала?

На нее как будто смотрели глаза Конни.

– Мы показали ей фотографии девочек…

Недоумение и растерянность. Совершенно сражен шоком. Дрожащей рукой взял виски, отпил.

– Она отрицает случившееся, – пояснила Эмма.

– Карл сказал, вы как-то назвали ее состояние…

– Диссоциативная амнезия. Довольно частое явление, способ справиться с травмой.

– Он думает, что она симулирует. Вы согласны?

– Симулирование в таких случаях – редкость. Как правило, при диссоциативной амнезии мозг защищается, пряча память о травмирующем событии, как в коробочку, и задвигая ее на периферию сознания…

Явление, в котором она сама весьма преуспела, – сознательно, конечно.

– И что в этом плохого?

– Простите, не поняла…

– Зачем вспоминать? Ничего хорошего в этой коробке нет, одна боль. Вокруг и так достаточно боли!

Захотелось пригубить виски. Эмма отчетливо представила его дорогой вкус, почти чувствуя, как обжигает горло.

– Мне надо оценить ее психическое состояние на момент совершения преступления. Рано или поздно, мистер де Кадене, ей придется отвечать за свой поступок. Если Конни не признает того, что сделала, о каком выздоровлении можно говорить?

– Выздоровлении? – повторил старик, снял очки и ущипнул себя за переносицу.

Он принадлежал к другому поколению, поколению детей войны, которых воспитали родители, прятавшие в такие коробочки целый мир.

– Мне кажется, мы должны глядеть в лицо боли, мистер де Кадене.

Лицемерка.

– Простите, не хочу проявить неуважение, но я вам, врачам, не доверяю. Конни была не в себе… Лекарства, которые прописала эта глупая улыбающаяся докторша… всё из-за них…

Она прекрасно знала, какие препараты принимала Конни: помимо дофепрамина, ей для снятия тревожности назначили бензодиазепин. Ничего необычного.

– Это очень маловероятно, мистер де Кадене.

– Все думают, я ничего не замечаю…

Его голос сорвался, губа задрожала.

– Она тогда была сама не своя!

Старик вытащил из кармана грязный носовой платок и промокнул глаза. Эмма коснулась его холодной трясущейся руки. Где Дэвид? Где Карл? Где миссис де Кадене? Где соцслужбы? Он не должен оставаться один.

От ее прикосновения и сочувствия старика прорвало. Он понурил голову и заплакал. Эмма обеими руками гладила его ладонь.

– У Конни был приступ психоза…

– Что мы сделали не так? – плакал он как ребенок. – Не знаю, как ее простить… Я думал, я христианин, но я не могу…

Эмма молча сжала его рябую руку.

– Я не знаю, что делать. Вот Джулия, та всегда знает…

В дверь постучали.

– Наверное, это она. Я открою, – сказала Эмма, поднимаясь и выходя в коридор.

На пороге маячил высокий мужчина средних лет, с седеющими взъерошенными волосами и в забрызганных краской джинсах. В руке он держал ключи; за ним на дороге был припаркован микроавтобус с открытыми дверцами и мигающей аварийкой; мотор работал.

– Привет! – произнес он с легким акцентом, очевидно гадая, кто она такая. – Я за книгами Эндрю…

– Ах да…

Просигналил клаксон – микроавтобус занял чье-то место. Мужчина обернулся, свистнул и поднял руку.

– Эти? Из «Сейнсбери»? – спросил он.

Эмма придержала дверь, а он наклонился и взял первые несколько пакетов. Позади снова засигналили.

– Давайте помогу, – предложила она, хватая еще пару сумок и направляясь к машине.

Мужчина поблагодарил и спокойно показал жестом рассерженному водителю, что все займет пару минут. Повернулся к Эмме и вполголоса произнес:

– Мудак!

Она улыбнулась и пошла за следующей партией.

Ставя последние две сумки в багажник, зацепилась за что-то кофтой. Тщетно попыталась достать рукой. Мужчина наклонился помочь, осторожно потянул. Пахнуло терпко, но приятно.

– О, простите, – сказал он, делая на кофте затяжку. – Не волнуйтесь!

Машина позади вызывающе взревела мотором.

Мужчина вежливо помахал и улыбнулся.

– Не спешите, потрепите нервы этому придурку… – добавил он, и в его голубых глазах блеснул веселый огонек.

Эмма улыбнулась, высвободилась из кофты, но без очков все равно не смогла ее отцепить. Пошла за очками в дом. Незнакомец стоял и терпеливо ждал. Потом захлопнул дверцы и поблагодарил за помощь. Какой приятный парень! Умеют же некоторые поднять настроение!..

Прихожая без сумок смотрелась гораздо лучше. В гостиной мистер де Кадене сидел так, как она его оставила, с той разницей, что стакан виски опустел. Старик с головой ушел в свой мир и долю секунды не мог сообразить, кто она.

– Карл уехал?

Она слышала, как заводится микроавтобус.

– Так это Карл?

Отодвинула занавеску и выглянула, жалея, что не рассмотрела его как следует и не представилась.

Надо приступать к тому, ради чего она приехала.

– Мистер де Кадене, я думаю, Конни пойдет на пользу, если вы ее навестите.

Он вздохнул и сжал руки.

– В «Тэтчвелл»… – добавила Эмма.

– Нет. Я не смогу…

– Она будет очень рада…

Он покачал головой.

– Нет.

– А миссис де Кадене? Конни страшно по ней скучает. Хотите, я заеду и сама ее отвезу, если так удобнее?

Он озадаченно повернулся.

– Миссис де Кадене?

– Да, Конни отчаянно хочет ее видеть.

– Джулия умерла.

Эмма уставилась в эти глаза, так похожие на глаза Конни. Открыла рот, но слов не было. Наконец выдавила:

– Примите мои соболезнования.

Почему она не знала? Почему никто не сказал ей, что у Конни горе?

– Умерла шесть недель назад. Передозировка лекарств… – тихо объяснил старик, снова глядя на свои руки.

– Мне очень жаль.

– Случайная… По моей вине…

Эмма резко повернулась.

– Нет, я уверена, что нет!

Пустые слова. Она часто слышала их от других.

– Да. Я должен был заметить.

– Какое горе!

– Я не спрятал таблетки. А она забывала, что уже приняла болеутоляющее, и глотала новые… Я должен был заметить, – повторил он, поднимая к лицу холодную рябую руку, и снова ущипнул переносицу, как будто, зажав кожу, выдавит горе.

Эмма прибралась в гостиной и кухне, отвезла мешки в местный благотворительный магазин и с сигаретой в руках поехала в темноте через мост. Мириады городских огней расплывались от слез. Она двигалась в плотном потоке машин по Северной кольцевой, мимо унылых неряшливых зданий, до самого Энфилда. В конце концов вошла в свой размеренный безопасный дом. Прислонилась к двери, отгораживаясь от прошедшего дня.

Сай сидел за кухонным столом и ел. Эмма вспомнила, что утром обещала купить на фермерском рынке баранины и приготовить ужин. Прошла по коридору в кухню.

– Привет, солнышко!

– Спасибо, что предупредила насчет ужина, – ответил он, демонстративно вставая и сваливая остатки в мусорное ведро.

Воскресенье май 25

Мы с Полли решили стать кристианами. Лучше всего которликами потому что там больше крови и снэков и это рядом с канцтоварами. Пошли в церковь святой девы Марии. Там надо пожимать всем руку и говорить да пребудет с тобой сила. Потом они передают по кругу бесплатные деньги на тарелке. Полли сказала я пойду в ад потому что я взяла (всего фунт) а надо наоборот давать (я не знала). Она сказала мне в попу будут тыкать горячую кочергу.