– Кого бы ты выбрала? – спросила я. (Да, по моим стандартам, это заигрывание. А по вашим?)

– Не знаю. Любого, кого прибьет к моему берегу.

Несмотря на дневное время, казалось, что небо покалывают колючки звезд.

– Ты бисексуальна? – спросила я.

– Не люблю ярлыки.

– Скучаешь по сексу с мужчинами?

Она посмотрела на меня и пожала плечами.

– Нет.

– У вас с Лией все хорошо?

Чуя приоткрытую дверь запретной темы, я тут же шагнула внутрь. Всегда думала, что у них хороший секс, но теперь вспомнила, что не замечала между ними особого проявления чувств.

– Да, – преданно ответила Несс, но я уловила в ее голосе сомнение.

Нельзя же в самом деле сказать «нет»! Все мы врем.

– А у вас с Карлом?

– Ага, – ответила я, потому что тоже врушка. – Хотя, скажем так, пора бы смахнуть паутину с костюма французской служанки.

Она потрясенно приподнялась на локте.

– Вы переодеваетесь?!

Говорю же, было в ней что-то от Эдвины Керри. Мне нравилось, что она считает переодевания абсурдными и не желает потакать мужским фантазиям. Очень по-феминистски, бодрит. С другой стороны, подумалось, что в ее натуре отсутствует элемент воображения. (А как у вас, доктор Р.? Продолжаете играть в больницу? Душке Саю нравится жаркий Санта?)

Несс во все глаза смотрела на меня, ожидая ответа.

– Нет, серьезно! Переодеваетесь?

– Раньше – да.

Когда мы начинали, Карл все это очень поощрял.

– У него свои причуды. Например, нравится ему белое белье. Непременно белое!

Я не шучу, доктор, он дарит мне белое белье на каждый день рождения. Честно говоря, не считаю это полноценным подарком. А вы? Все равно что подарить утюг или пылесос…

– Господи, ушам своим не верю! – со смехом воскликнула Несс, качая головой. – Я – нет! Ни за что! Терпеть все это не могу! Я чувствовала бы себя полным посмешищем в школьной форме… или что вы там надеваете?..

На ее лице играла недоуменная улыбка. Идея совершенно не укладывалась у нее в голове.

Я рассмеялась.

– Раньше у меня был костюм зайки…

Она прыснула. Мы обе расхохотались. Вконец обкуренные, принялись скакать, гримасничая и изображая заек. Кстати говоря, доктор Р., вот вам бесплатный совет, передайте своим пациентам: если даете по-собачьи, стоя на четвереньках, даже не пытайтесь поворачиваться! Мы с Несс это проверили – сексуально выглядеть просто невозможно, ни под каким углом! Но пробовать – уморительно.

Постепенно смех и шутки стихли, на смену им пришли птичьи трели и жужжание насекомых. Мы решили, что пора, и стали паковаться, но без особого успеха: Несс сосредоточенно изучала карту, держа ее вверх ногами, а я надела оба носка на одну ногу. В конце концов мы все-таки собрали мозги в кучу и продолжили путь.

– Ну, и как его звали, – начала она немного погодя (мы шли вдоль озера и вот-вот должны были свернуть), – этого твоего препода?

Интересно, у какого процента счастливых в браке маленький кусочек сердца по-прежнему отдан кому-то другому? Не по-настоящему, а в мире фантазий? Волокете в статистике? Открою вам секрет, доктор Р.: этот мужчина мог сбросить с моей души всю шелуху, так что оставалась самая суть. У вашей братии, верно, есть термин для этой болезни? Или это просто называется влюбиться? Хорошо, что все прошло. В свое время я совершенно в нем потерялась. А потом, когда он ушел, во мне осталась дыра. Я заполнила ее цементом. Затвердела. Теперь я внутри каменная. Так все говорят.

– Джонатан Хэпгуд.

Произнести его имя – все равно что достать из грязи на свет редкий артефакт. Причем это необязательно к добру – вспомните проклятие Тутанхамона.

– Джонатан Хэпгуд, – повторила Несс.

Как волнующе было слышать это имя из ее уст… Все из-за косячка – вожжи ослабли, воображение понеслось вскачь. Я ведь была очень довольна, доктор: Карлом, детьми, своим жизненным выбором. Страстная, плавящая душу любовь не может служить основой для воспитания детей. Семье нужен прочный фундамент. У меня было прошлое, вот и всё.

– Что случилось с Джонатаном Хэпгудом? – спросила она, глядя на меня краешком глаза.

– А… – равнодушно отозвалась я. – В конце концов он поставил точку. Говорят, потом от него ушла жена.

– Поделом. До сих пор видитесь?

– Господи, нет. Уже почти десять лет.

– Но связь поддерживаете?

– Нет.

– Совсем?

– Ну, эсэмэска на Новый год. Или имейл на день рождения.

– Все-таки ты о нем думаешь? – Несс спрашивала настойчиво и въедливо.

Я вздохнула.

– Иногда.

Она отпила воды из бутылки.

– Например?

Я чувствовала себя виноватой, неверной и в то же время странно свободной. Никогда раньше я о таких вещах не говорила.

– Не знаю. Вспоминала его сегодня, глядя на все это… – указала рукой на величественные холмы, озеро. – Или еще если услышу музыку, обычную заезженную ерунду… Между прочим, теперь твоя очередь.

Я хотела сменить тему, ощущая себя неловко, как во сне, когда снится, что ты голый. Я уже и так наговорила лишнего, раздула из мухи слона… Надо как-то объясниться.

– Наверное, все дело в том, что я не очень умею отпускать прошлое. Я отчаянно верная. Если кого-то полюбила, так и люблю всю жизнь. Мужчины, подруги… Ни разу никого не разлюбила… (Заметили самовосхваление, стремление представить себя как человека особенного? Мол, виновата во всем моя верность, а не ветреность.)

Мы шли бок о бок. Несс рассмеялась и тронула меня за руку.

– Констанс! Так ведь твое полное имя?.. Не переживай! Это не неверность. По-моему, ты самый честный человек из всех, кого я встречала.

От этих слов у меня просто голова закружилась! Хотя я всегда считала, что честность в нашем обществе здорово переоценена. Я чувствовала кожей ее мягкую руку. Ее пальцы скользнули вниз, к моей ладони.

– И кроме того, – добавила она, – любовь бывает разная.

Женщина слева от Эммы была продюсером с телевидения, мужчина справа – гинекологом. Эмма пришла поздно и пропустила церемонию знакомства и мартини. Пропустила потому, что, как ни старалась, все время опаздывала. Мужа это страшно бесило; однажды он с пеной у рта доказывал ей, что опаздывающий человек намеренно не считается с окружающими. Какой ужас; не хотелось даже думать, что ее поведение расценивают именно так. В то же время она никогда не могла торопиться. Много лет назад, в университете, она месяцами медленно и методично работала над курсовой, в то время как другие наскоро сляпывали работы в последний момент. Усилия были вознаграждены желанным дипломом с отличием. Может, у нее просто по-другому идут часы? На все требуется время: решить, что надеть, забронировать путешествие, возбудиться…

Сегодня она просто-напросто забыла. Слишком уж давно организовали этот званый ужин. Хэтти была мастером припереть человека к стенке. Еще в июле, в водовороте новой страсти, она связала Эмму обещанием.

– Что делаешь восемнадцатого октября?

Вопрос строился так, чтобы заарканить собеседника и заставить его пообещать. А Эмма была тугодумкой и не смогла выскользнуть из петли. Этот ужин – последнее, куда хотелось идти, но она человек ответственный, если обещала, непременно делала. Эмма вызвала «Убер», однако из-за пробок в Хайбери пришлось последние десять минут пройти пешком, до нитки промокнув под дождем. Потек макияж, на что Хэтти сочла своим долгом указать прямо в гостиной, полной сухих, прилизанных и подвыпивших незнакомцев. И вот теперь, восемнадцатого октября, Эмма сидела за столом, залив в себя запоздалый мартини, и, как учили в детстве, задавала соседям вежливые вопросы. На данный момент выяснилось, что гинеколог был женоненавистником, а телевизионный продюсер делала реалити-шоу, которое заставляло одну половину британской публики смеяться над другой, – ее собственные слова.

Продюсера звали Альба. Она была вегетарианкой, любила животных и, кажется, не жаловала людей. Эмма с тарелкой морских гребешков и пюре из горошка с мятой оказалась меж двух огней – Альба и мизогин постоянно препирались, и Эмма сделала вывод, что они женаты. Порадовалась, что ни один ничего не спросил о ней самой.