«Я буду заботиться о тебе, брат», — подумал он напоследок, прежде, чем забыться спасительным сном.

— Уступи место бабушке.

— Взял ключи?

— Проверь телефон!

— Деньги не забыл?

Обрывки воспоминаний цветным калейдоскопом мелькали перед крепко сжатыми глазами Мелкого, откуда-то пришло понимание, что мама заботилась о нем, пытаясь сделать, как лучше. Но сам он с каждым днем ощущал себя маменьким сыночком все больше и больше. По началу это его жутко раздражало, что выливалось в истерики, ссоры, конфликты, скандалы, а потом он просто забил, предпочтя суровому и жестокому реальному миру, где нужно было говорить «нет», отказывать людям, расстраивая их, мир виртуальный — книги, а позже и видеоигры, где он спасал принцесс, друзей и даже миры. Там он был рыцарем, великим мечником, пилотом боевого робота, разведчиком и президентом. Мелкий чувствовал, что вот-вот, еще совсем немного, и он точно вспомнит полностью все, что было.

Карусель картинок взорвалась радугой, а память сделала прыжок в студенческие годы. Сколько ему тогда было? Двадцать один- двадцать два? Мозг заботливо спрятал неприятные воспоминания поглубже и вот уже не Павлик, а Паша стоит перед непримечательной дверью в центральном фойе своей главного здания своей альма-матер и все никак не может найти в себе силы постучаться.

Стоящий перед дверью лохматый студент не помнил про свое детское обещание заботиться о брате, но все равно постоянно был рядом. Все эти годы ни одно угощение он не съел в одиночку. Честно делил все на равные части — брату, себе и маме. Детский сад сменился школой, книги — компьютерными играми. Павлик перестал быть Павликом, став Пашей — среднестатистическим дрыщём-задротом. Один из многих геймеров, превосходно разбирающихся во всех компьютерных игрушках, он был неплохо подкован в литературе и истории. А слабые руки и мощные, слегка непропорциональные остальному телу ноги выдавали в нем бывшего танцора — мама отдала их с братом в русско-народные танцы, где они «мучились» десять с лишним лет.

И вот сейчас, в двадцать два года, стоя перед дверью, за которой скрывался кабинет имперского вербовщика, Паша все же решился. Короткий стук, ответное:

«Войдите!»

И вот он уже сидит на стуле перед жилистым хмурым мужчиной в обычном сером свитере с черными кожаными нашивками на локтях.

Паша уже прошел всю серию тестов и испытаний и ему осталось самое сложное — собеседование с вербовщиком. С легкостью сдав нормативы, парень понял, насколько он все-таки благодарен маме — танцы сослужили хорошую службу, развив выносливость и хорошенько прокачав ноги. Вот только капитан, сидящий за широким столом с легким подозрением поглядывал на парня. Внешне Паша был все-таки мелковат.

А парень сидел и размышлял о превратностях судьбы. Его братишка, набравший максимальный балл не поступил на бюджет, из-за появившихся из ниоткуда нескольких льготников-стобальников, еле-еле изъясняющихся на русском языке. Учитывая, что брат поступал на лингвистику и перевод — это было более, чем странно. Тем более, что по имперскому эдикту, вышедшему четыре года назад, все мужчины старше восемнадцати лет призывались в действующую армию. Начавшаяся несколько десятков лет назад война с инсектоидами заставила землян выжимать все доступные ресурсы. Отсрочку получали лишь студенты дневного отделения, поступившие на бюджет. Остальные шли служить на два года.

Мама с детства предупреждала их с братом:

«Будете плохо учиться, в армию пойдете!»

Поэтому Паша армии побаивался и вступать туда не собирался. Все, что хотел парень, неделю назад зашедший в непримечательный кабинет на первом этаже, было — спросить совета. В итоге отеческий совет вылился в сдачу нормативов и полного цикла вступительных испытаний. А Паша понял, как он может загладить свою «Новогоднюю вину».

— Ну что я могу тебе сказать, боец, — вербовщик, слегка прищурившись, посмотрел на волнующегося студента, — я могу тебе помочь с твоей проблемой. Баш на баш, так сказать.

— Это как? — не понял Паша.

— Да просто. Ты пойдешь в армию, а брата твоего примут на бюджет. Я договорюсь. Только, контракт подпишешь не на два года, а на пять лет. Уж больно адаптивность у тебя потрясающая, братец!

Седой мужчина отвел пронизывающий взгляд в сторону и принялся точить простой карандаш.

— А почему на пять? — через силу выдавил из себя парень.

Будучи историком, он понимал, что все тонкости и недомолвки нужно уяснить заранее, чтобы потом не было мучительно больно и обидно.

— Ну а сколько ты хочешь, чтоб твой брат учился? — наигранно удивился вербовщик. — Я же тебе говорю — баш на баш.

— Пять лет в армии — это хуже ипотеки…, - пробормотал парень.

— Что-то? Ипотеки? — заинтересовался армеец.

Острозаточенный карандаш лег на дубовый стол рядом с контрактом.

— Термин из прошлого, — пояснил Паша, — говорят, связывала семьи лучше штампа в паспорте.

Капитан уважительно покивал головой и сделал вид, что ненадолго задумался:

— А знаешь, что, боец? — жизнерадостно улыбнулся вербовщик, от внимания которого не ускользнуло, как паренек вот уже во второй раз морщится при слове «боец», — есть один вариант…

Выдержав МХАТовскую паузу (что это такое капитан знать не знал, но его дедушка шибко любил вставлять её по делу и без), армеец слегка наклонился к Паше, придавая тем самым разговору некую интимность и доверительность:

— Осталось два контракта на военные исследования — наши яйцеголовые делают из солдат то ли магов, то ли супер-героев. На животных схема уже давно отработана, остался последний круг испытаний.

Паша недоверчиво посмотрел на ставшего серьезным капитана. Идущая вот уже второй десяток лет год война с инсектоидами, о которой СМИ скупо отзывались в формате: «На западном фронте без перемен» пугала умеющих думать людей, скажем так, очень сильно. На семинарах Пашина группа разбирала хроники земных войн, где за такими вот строчками скрывались тысячи убитых.

— Вместо пяти лет — всего два год, плюс твоей семье еще и пенсию платить будут, — добил Пашу капитан.

От такого предложения парень просто не мог отказаться.

— А если я, — с усилием сглотнув и вытерев мокрые ладошки о скользкие брюки, уточнил парень, — а если я.… Ну, того?

— Пенсия сохранится, сынок, — понимающий взгляд капитана, оценившего поступок этого мелковатого паренька, немного приободрил Пашу, — но не думаю, что до этого дойдет, на вот, почитай контракт.

Паша вспомнил про брата и новогодний подарок и, загадочно улыбнувшись, принялся изучать документ.

Спустя два часа парень отложил двадцатистраничный договор в сторону и посмотрел на вербовщика, который к этому моменту посматривал на студента с некой толикой уважения. Парень, который кожей чувствовал буравящий взгляд капитана, виновато улыбнулся и пожал плечами:

— Историк…

— Да уж, — протянул капитан, — все прочитал? Все сноски нашел мелким шрифтом?

— Нет, мелкого шрифта не заметил, — удивился Паша, на что военный страдальчески поморщился, — но пара вопросов у меня есть, можно?

— Шутку я пошутил, балбес, — буркнул капитан, — нет там никакого мелкого шрифта! Но почему-то каждый второй ищет в договоре сноску, согласно которой его либо на органы разберут, либо в первый же день пошлют в горячую точку.

Лицо капитана исказила гримаса недовольства.

«Наверно, такому бравому вояке, как он, скучно сидеть в нашем университете» —, подумал Паша.

— Давай, задавай свои вопросы, а слово «можно» — забудь. Обращаясь к офицеру говори только «разрешите». Понял?

— Понял, — согласно кивнул парень, — вот пункт три точка пятнадцать. «Проверка на стрессоустойчивость» — это что такое?

— А что тут непонятного? — настал черед капитана удивляться, — проверка на стрессоустойчивость и есть.

Видя непонимание в глазах сидящего напротив худощавого студента-историка с прямой как палка спиной, вербовщик тяжело вздохнул. Обед откладывался на неопределенный срок.