— Да я не пью.
— Еще скажи, по девкам не бегаешь.
— Эх, — недостаточно искренне, по мнению Гайи, вздохнул Луканий. — Есть такая слабость.
— А девкам деньги нужны. Хочешь же прирабатывать и ничего особо не делать? Просто будешь нам рассказывать, сколько вас, чем занимаетесь, кого охраняете. И есть ли еще такие же жадные до денег и удовольствий товарищи у тебя?
Луканий замешкался, выбирая правильный ответ, но тут сзади них раздался голос немоложой женщины, выползшей зачем-то на галерею:
— Вот столпились тут! И ходят, и ходят. Чего спрашивается? Что здесь забыли? Вы же здесь не живете все? А столпились. Или напьетесь, или белье с веревок украдете. И девку приволокли! — женщина заметила Гайю, и ее было уже не остановить. — Молоденькая такая, а бесстыжая! Это же надо! Ночь на дворе. А она с парнями шляется неизвестно где!
Гайя не пыталась утихомирить ворчунью, предоставив это ребятам, которые могли обаять кого угодно, подольстить и поулыбаться даже такой злыдне. Ее волновало другое — не услышал бы египтянин и не соотнес бы ее слова с угрозой себе. К тому же спекулатории не знали, сколько людей находятся в комнате за перегородкой и ждали фразы Лукания, в которой он и должен был попытаться сообщить им, к чему готовится.
Но вот она поняла, что нить разговора за стеной чуть утеряла и теперь там творится нечто неожиданное — в разговор включились еще четыре мужских голоса, и их обладатели явно не писцами трудились. И сам разговор уже шел на резких тонах, и мужчины угрожали Луканию, а затем Гайя услышала звук извлекаемого из ножен клинка. Она знала, что у посланного ею на верную смерть парня из оружия только обычный нож на поясе, и против пяти противников ему придется трудно.
Девушка решительно сняла и свернула плащ, бросая его на сложенную в углу стопку плащей ребят, и натянула маску.
— Ты куда? — зашипел Квинт.
— Туда, — она показала пальцем вверх. — Через галерею на крышу, а оттуда в окно.
— Там же ставни. Таранис и тот посмотрел и сказал, что полежит на соседней крыше для подстраховки, но ставню пробить не сможет. А горящими стрелами пожар устроит.
— Вот потому и пойду. А вы отвлечете, пробивая стену.
— Квинт, — подошел к ним Тит. — У нас проблема. Эта стена не ивовая перегородка, а кирпичная.
— Прекрасно, — бросила, убегая, Гайя. — Больше шума.
Она кошкой вскарабкалась на крышу галереи, цепляясь за тонкие оструганные доски, и перебралась на крышу, крытую глиняной черепицей. Ей пришлось распластаться, чтобы не сбить и не заставить хрустеть тонкие пластинки обоженной керамики, и стелиться по ним до ската вверх, а оттуда вниз на другую сторону здания, выходившую непосредственно на улицу. Она встретилась глазами с Таранисом, которого почти не было видно под плащом, сливающимся по цвету с подернутой кое-где серым лишайником черепицей. Таранис кивнул ей утвердительно и снова приник к крыше дома напротив, взяв наизготовку лук.
Гайя осторожно нащупала и покачала руками край крыши, окаймленный деревянным желобом для отвода дождевой воды — он был прочен и выдержит ее вес, если не налегать на него слишком сильно и долго. Девушка еще раз заглянула вниз, удостоверилась, что правильно нашла окно, закрытое ставнями, и еще раз получила кивок Тараниса. Она уцепилась рукам за желоб, дала своему послушному гибкому телу соскользнуть вниз, раскачалась и разжала ладони, влетая с размаху в ставни согнутыми ногами, обутыми в неизменные армейские кальцеи.
Легкие доски поддались напору, и она влетела в полутемное помещение, освещенное лишь парой масляных светильников. Очевидно, их было больше, но пара сосудов уже были опрокинуты в драке и на общее счастье, не успели разгореться, потому что фитили оказались сразу же затоптаны.
В комнате, порядком разгромленной в борьбе, Луканий отбивался от наседавших на него нескольких мужчин, вооруженных кривыми египетскими короткими мечами. Гайя сама удивилась, как долго мальчишка сумел продержаться один, с ножом, к тому же уже получивший несколько ран, обильно заливавших кровью и его, и пол вокруг. Часть крови на полу принадлежала одному их египтян, чей труп валялся под ногами сражающихся.
Гайя сразу же ворвалась вихрем в схватку, даже не успев выхватить нож — и первым же ударом подломила колено одному из жрецов, заставляя того отползти в угол. Второго она оглушила мощным ударом ноги в челюсть, а с третьим сцепилась на ножах, слыша за спиной, как грохает в стену молот, выбивая кирпичи. Стук молота, падающие обломки, посыпавшаяся сверху штукатурка, удары собственного сердца — все слилось внутри нее в сплошную боевую музыку, и тренированное тело делало свою работу само, а мозг холодно и быстро все происходящее. Она понимала, что силы Лукания на исходе и что нельзя убивать с таким трудом выслеженных поганцев, в руках которых была сосредоточена вся торговля дурью в римских притонах.
Но вот кусок стены вывалился почти на нее, едва не ударив куском кирпича по незащищенной ничем, кроме тонкого черного лоскутка голове, но только оцарапав обнаженное плечо. Она успела извернуться, а жрец от неожиданности потерял скорость, и Гайе не составило труда свалить его и плотно прижать к засыпанному штукатуркой деревянному полу.
— Принимай гада, — хрипло, не восстановив еще дыхание, приказала она одному из ворвавшихся ребят.
Остальные сами сориентировались и связали всех пойманных жрецов Изиды, заткнув им рты, потому что те шипели и посылали проклятия на трех языках, зачем-то припомнив и греческий.
— Уводите. Квинт, повозка наша стоит в проулке?
— Должны были подогнать. Значит, стоит.
— Грузите. И погодите, не уезжайте, — она наклонилась над потерявшим сознание окровавленным Луканием, обессиленно распластавшимся на полу.
— Жив? — Квинт присел рядом с ней, помогая перевернуть непослушное тело на спину и заглядывая в глаза.
— Жив. Врача бы скорее.
— Так Планкус в повозке ждать и должен! Позвать?
— Бегом, — Гайя взяла покрытую кровью ладонь Лукания в свои руки, и только сейчас заметила, что они у нее тоже порядком исцарапаны и покрыты ссадинами после лазания по острой черепице. — Мальчик мой, посмотри-ка мне в глаза…
Парень услышал ее голос и с трудом разлепил веки:
— Трибун… Я не подвел тебя? И могу предстать перед Хароном?
— Не подвел, — она бегло осмотрела его повреждения и не нашла ни одного смертельно опасного. — И Харону ты вовсе не нужен. А вот Планкуса ты заинтересуешь. Ему практиковаться надо.
Врач, такой же молодой и сильный парень, как и Луканий, влетел в помещение, даже не задохнувшись на лестнице:
— Недавний знакомый? Повадился ко мне попадать? Рад видеть. Давай-ка перевязываться.
— Ну все, Луканий, ты в надежных руках, — поднялась с колен Гайя, чувствуя, как наваливается усталость и как пот начинает щипать все ее ссадины. — Сейчас ребята поднимутся и отнесут его в повозку.
Врач кивнул:
— Сейчас перехвачу так, чтобы кровь остановить. Остальное уже в госпитале. Жить будет. Парень крепкий, здоровый. Крови потерял много, но это не страшно, хорошая еда, сон, и все вернется.
— Гайя, — окликнул ее Луканий. — Так я прощен?
— Да, конечно. Я подписала приказ еще до выезда. На всякий случай. А вдруг не вернулась бы я?
— Благодарю тебя, — в его выразительных глазах, показавшихся Гайе теперь красивыми и осмысленными, блеснула влага. — Для меня служба это смысл жизни. А ошибся… Сам себе я же этого никогда не прощу. И гибель той девочки себе не прощу…буду и за нее сражаться с нечистью.
Гайя улыбнулась воину из последних сил и вышла на лестницу. Сил спускаться вниз у нее не было — безумно болела спина, ломило задетое в драке левое запястье, снова напомнившее ей о сирийской пустыне. Она сняла маску и подставила лицо и волосы ветру, чтобы он обсушил пот, стекавший ручьями.
Гайя почувствовала колебания дощатой лестницы под ногами и напряглась, готовая отразить неожиданную атаку упущенного при захвате поганца, но тут же расслабилась, заметив в темноте знакомую огромную фигуру мужчины, чьи короткие белоснежные волосы ни с кем другим перепутать было невозможно.
