— Ты. Будь рядом. Помоги ей не быть одинокой.

— Мы сейчас не о ней. А обо мне. Я не могу и не хочу только ждать! Я хочу быть с тобой вместе.

— Это невозможно. Я презренный раб, гладиатор. И моя жизнь может оборваться даже завтра.

— Подумаешь! А в отряде моего дяди воины. И они тоже и гибнут, и раны получают, хотя вроде и служба такая престижная, завидная, в столице. И что? Они даже женятся, и зовут его на свадьбы. И продолжают служить.

— Знаешь, если бы я был на своем месте и был бы свободен, тоже предложил бы тебе жениться. Но не в этих условиях… Прости… Не порти себе жизнь.

— Таранис! — Рениту трясло как в лихорадке.

Она прекрасно помнила угрозы Вульфрика в адрес Тараниса, но вчера не решилась сказать ему, а вот сейчас произошло непоправимое. Врач не боялась за себя лично — скорее, гадливое чувство, то, которое заставляет нас стараться обойти оказавшуюся на пути кучу испражнений. Ренита прекрасно понимала, что, окажись она в постели Вульфрика, будет больно и стыдно, но жизнь не закончится. Она даже больше боялась за Гайю — она такая гордая, что не будет тихо лежать, сжимаясь от страха и боли, как решила поступить Ренита для себя. Она знала, что Гайя будет биться до последнего, и Вульфрику в лучшем случаем случае достанется ее им же изуродованный труп. Но, скорей всего, Гайя убила бы Вульфрика — элементарно даже зубами бы в шею вцепилась, если бы спеленал своими руками и ногами. И тогда казнили бы и ее…

Ренита вылетела во двор, где уже стоял крик надсмотрщика и несся через двор Требоний и несколько урбанариев из числа охраны лудуса. Один из подоспевших надсмотрщиков крутил руки Тараниса, а второй вцепился в длинные волосы мужчины так, что почти согнул его назад до земли. Вульфрик тяжело поднимался с земли, вытирая рукой кровь, стекающую из рассеченной губы.

Ренита почувствовала легкие шаги за спиной и не успела обернуться, как мимо нее пронеслась Гайя в развевающейся окровавленной простыне.

— Оставьте его! Отпустите немедленно!

Требоний и подоспевший к нему Тит остолбенели — Гайя, хватая ту простыню, на которой сидела, даже не подумала, что тряпка вся пропитана ее кровью, хлынувшей широким потоком из разреза. Кровь была и на боку набедренника, ну а с бедер ее успела смыть Ренита.

— Что там случилось? — вымолвил Тит помертвевшими губами, не сводя глаз с окровавленной Гайи, из-под простыни у которой выглядывала повязка с пятнами свежей крови, стягивающая девушку от талии до самых грудей, поднявшихся еще выше из-за толстого слоя бинтов. — Это он??

И Тит концом плетки показал на поднявшегося уже Вульфрика.

Надсмотрщик, прибежавший крайним и еще вообще ничего не понявший в происходящем, подлетел к германцу и попытался его схватить за руку, но был отброшен назад.

— Прекратите все. Замрите. Мне надо разобраться, — рявкнул Требоний, с неудовольствием поглядывая на Гайю. — Почему, если в нашем лудусе драка, то тут как тут или ты, или этот Марс? Ну хоть его Харон забрал, одной заботой меньше.

Он внимательно перевел взгляд с Вульфрика на Тараниса, затем на Рениту и остановил свои круглые оловянные глаза, плоско сидящие над крючковатым небольшим носом, на Гайе:

— Тебя же не ранили на арене? Так, пришибли слегка. И что это?

Ренита не дала ей ответить:

— Я вскрыла последствия удара. Мне виднее, что делать. Почему это обсуждается как на Форуме?

Требоний посмотрел на врача так, как будто она достала флейту и венок вакханки:

— Я решаю, что и где здесь обсуждать.

— А ланиста? — ехидно поинтересовался Таранис, находясь все в той же позе, напоминающей арку, сотворенную безумным архитектором не из мрамора, а из тугих перекрученных жилами мышц.

— Бунт? — взревел Требоний.

Но тут как раз появился ланиста, и Требоний постарался сгладить ситуацию. Он дал знак надсмотрщикам ослабить хватку, с которой они удерживали Тараниса и обернулся к ланисте:

— Да повздорили ребята на радостях. Сам понимаешь, бои удачно прошли. Чтоб не повеселиться?

— Это да, — согласился ланиста. — Мы на радость римлянам и живем. А, и этот тут?

Он подошел к Таранису, окинул его одобрительным взглядом:

— Умыт? Побрит? Ну, иди, наслаждайся юной красоткой. Жаль, вина ты на дух не переносишь. А не помешало бы с такой-то красоткой…, - и приказал надсмотрщикам. — Ополоснуть и в гостевые покои. К прекрасной Клавдии.

Удостоверившись, что Тараниса увели и презрительно взглянув на Рениту, слухи об отношениях которой с этим гладиатором до него уже дошли, он обратился к Гайе:

— А ты тут голая не скачи. Любовник твой уже гниет в Эсквилинских ямах, второй наслаждается тоже юной красоткой, ну там хоть красотка настоящая. Так что сиди уже, там, где больные люди сидят, лечатся. Ренита, что ты смотришь? Уведи уже ее.

И он повернулся к Вульфрику:

— Пойдем? Ты же не откажешься от чаши хорошего цекубского? Заодно расскажешь, что тут на самом деле было.

Гайя постаралась, как могла, успокоить Рениту:

— Не плачь. Он любит тебя. И не надо ему напоминать про такие встречи… Поверь, ему тоже очень больно. Но что поделать?

— Я знаю, — всхипнула Ренита, утирая слезы подхваченнй из корзины чистой салфеткой. — Но мне трудно. Вот ты сильная. И Марс тебя любит. Скоро все закончится, и вы будете вместе.

Гайя горько усмехнулась:

— Не уверена. И дело не только в наших с ним отношениях. Ты же знаешь, мы солдаты. Куда пошлет император… А нас могут и в разные стороны послать. Да и Марс тоже не на побывку к родным отправился. Жестко ему там придется сейчас. И я не помощник…

— Давай надеяться на лучшее…

Они обнялись, усевшись рядышком на топчане, который Ренита приготовила Гайе со словами:

— Никуда не отпущу в казарму одну. Придет утром Рагнар, заберет.

И Гайя согласилась — только потому, что и к Рените Таранис придет только утром и по той же причине. И оставлять ее одну Гайя не могла себе позволить. Она сознавала, что с имеющейся раной не сможет дать отпор нескольким воинам, но была уверена, что какое-то время сумеет отбиваться, если тот же Вульфрик придет сейчас выяснять отношения с Ренитой.

— Таранис, — сразу же утром попросила Гайя кельта, боясь показаться слабой, но и выхода другого не видя. — Прошу тебя, не давай Рените забросить тренировки. У нее способности неплохие. Она осторожна. Ей страшно получить удар, поэтому она очень внимательна. И она хорошо себя контролирует, потому что боится причинить боль своему партнеру.

— Боится причинить боль? А с кем и как она тогда собралась сражаться? — поморщился Таранис. — И надо ли ей это? Она так нежна.

— Ей надо уметь постоять за себя. Ты сам видел, чем закончилась ее ночная прогулка всего лишь по двору лудуса.

— Помню. И не допущу больше, чтобы она одна разгуливала одна.

— Таранис, ты мой друг, и друг Марса, пойми, я не хочу тебя обидеть. Но ты же сам понимаешь, что ты не можешь охранять ее, тем более постоянно?

— Ты вчера получила свободу, — он твердо посмотрел Гайе в глаза своими бездонно-синими, но не ледяными, как у Вульфрика, а именно теплыми и глубокими, как прогретые солнцем озера. — И я приложу все силы, чтоб получить ее тоже.

— Искренне на это надеюсь, — ободрила его Гайя. — Но пока что, прошу, помоги Рените. Она должна научиться верить в свои силы.

Таранис привычным движением откинул за плечо длинные волосы, недоуменно пожал плечами:

— Если уж ты так просишь…

— А что тебя смущает? Со мной же ты и на учебной арене часто встаешь, да и амфитеатре у нас неплохо вышло. Что не так?

— Понимаешь, — он потер рукой лоб. — Ты это ты. Ты воин. И тебя другой я не знал. А она… Она похожа на нераспустившийся бутон, нежная, хрупкая, таящая в себе что-то прекрасное…

— О как! А я?

Он изумленно посмотрел на нее:

— Ты воин. Хотя ведь Марс тебя любил без памяти. И с ним ты становилась совсем другой.