Гайя раздела Марса не глядя — она и сама привыкла раздеваться и одеваться в темноте, и раненых товарищей доводилось освобождать от всего ставшего лишним, чтобы облегчить их страдания. Она заставила себя больше ни о чем не думать — только чувствовать. Они в безопасности, ее дом надежно охраняется, и никто не потревожит их до утра…

Префект когорты спекулаториев Секстус Фонтей метался по атриуму собственного дома, а следом за ним, нарочно приотстав на полшага, спокойно и размеренно шагала Гайя своими бесшумными шагами.

— Кто б мне такое сказал бы еще вчера… Я, в своем доме, не могу зайти к собственной супруге… — ворчал префект, оказавшийся без формы и без оружия сразу постаревшим, уставшим и немного милым.

В глубине дома послышался и тут же стих детский плач, это Юлия купала на ночь двойняшек. Гайя в первый же день разогнала толпу добросердечно дающих советы соседок с их жеваным хлебом в тряпочке и прочими безумными ухищрениями, которые, по мнению соседок, были способны облегчить жизнь молодой матери.

— Младенцу нужна только грудь матери, — успокоила она Юлию. — И плакать они у тебя не будут, если ты сама будешь совершенно спокойна.

— Да как я могу быть спокойна, если Рагнар постоянно рискует собой?

— Рагнар умелый воин, и достать его не так просто. Поверь, я же билась с ним на тренировках. Он действительно очень хорош. Тебе не о чем беспокоиться, — заверила ее Гайя. — Думай о себе и детях. Этим ты и его успокоишь, он будет более сосредоточен на заданиях.

Юлия была умницей, и Гайя это знала, просто лишний раз поддержала в молодой матери уверенность. Дети родились здоровыми и крепкими, молока у Юлии хватало, домашние рабыни, выбранные лично Друзом в помощь той старухе, которая помогала Гортензии всю жизнь, отлично справлялись со своими обязанностями. Поэтому Гайя была совершенно спокойна за Рагнара и его внезапно разросшееся семейство. Но вот на подходе оказалась и сама Гортензия, и тут волновались и Ренита, и привезенная снова та же повитуха, и даже Гайя.

— Командир, — осторожно окликнула она Фонтея. — Мы тут явно ничем не поможем. Все идет своим чередом. Осмелюсь посоветовать тебе сделать самое разумное. Зайти к Гортензии, ободрить ее и ложиться спать. Я посижу с ней. И если что-то будет требовать твоего решения, то немедленно разбужу. Уж мне-то ты веришь?

— Верю. Наверное, ты права. Но ведь не засну. Она мучается уже третий час. И меня попросила уйти. Сказала, что не хочет при мне выпучивать глаза и кусать губы. И ты мне предлагаешь лечь спать?

— Предлагаю скопить силы. Они тебе понадобятся утром.

— Уверена?

— Абсолютно.

Фонтей попытался еще раз прорваться в спальню к Гортензии, но быстро вернулся к Гайе, устало сидящей возле имплювия:

— Ренита и еще какая-то кучка женщин стояли намертво, как будто защищали римский форт от батавов.

— Не ожидал?

— От Рениты? Теперь уже был готов. Но сначала она мне показалась такой… — он замялся, подбирая слова. — Словно мокрая серая тряпка…

— А сейчас? — подняла на него Гайя смеющиеся глаза.

— Это ты научила ее распоряжаться? — вопросом на вопрос резко ответил Фонтей. — Твоя школа?

— Вряд ли. Она просто обрела себя. И она такая, какая есть. Ребята ее приняли, доверяют и не прячутся.

— Но смеются же. А Волк жаловался на нее не далее, как вчера.

— Смеются не со зла. Она действительно слишком резко сбросила ту коросту с души, которую умышлено заставила себя отрастить в лудусе. Она искренне любит ребят и жалеет. Не забывай, она же замужем за Таранисом.

— И с тобой она дружит.

— Волк тоже со мной дружит. Но почему-то мне не пришел на нее жаловаться.

— Тебя просто не оказалось в тот момент рядом. Он собирался заступить на дежурство у императора. А Ренита запретила. Сказала, что он не восстановился еще.

— Ей виднее. Хотя могу представить, как именно она это сделала… Не хватает ей иногда житейской мудрости. Поговорю с ней при случае.

Фонтей кивнул:

— Ты умеешь… Кстати, и меня уговорила… Пойду спать.

И он ушел в свой кабинет, где иногда ночевал, когда засиживался допоздна и не хотел беспокоить Гортензию.

Гайя тоже придремала, откинувшись в кресле с жесткой деревянной спинкой, инкрустированной серебряными вставками. Она безумно устала — дни сменяли друг друга с бешеной скоростью. Наступившая осень принесла с собой ветер и сплошные дожди — и тут же напомнили о своем существовании все когда-то выбитые в рукопашных схватках суставы, нестерпимо болела голова, а ночью наваливались кошмары.

Ей уже начал сниться очередной бой, в котором она снова и снова выводила детей из готового вспыхнуть по четырем углам амбара, но вот в отличие от реальности сюда примешивались подробности другого сражения, все соединялось в немыслимом узоре боли, струящейся по лицу крови вперемешку с холодным дождем, она слышала хруст собственных ломающихся пальцев и ребер — но знала, что должна стоять на ногах несмотря ни на что, и стояла, отражая удары…

— Гайя! Гайя! — голос Рениты вывел ее из темного забыться, в которое она провалилась вместо сна, обещавшего в начале отдых и покой. Ей на мгновение показалось, что Ренита не здесь, в доме префекта, а склонилась над ней там, на покрытом размокшей, скользящей под ногами глиной поле боя.

Она вскочила на ноги, успев удивиться, что они послушались — и открыла глаза, вспомнив, что цела и сидит в атриуме у префекта.

— Гортензия? — настороженно спросила она, вглядываясь в усталое лицо Рениты и следы крови на ее хитоне.

— Мальчишка. Крупный, и голос командный. Весь в отца.

— Я не слышала крик.

— А он особо и не кричал. Так, возвестил о своем появлении и бросился есть, — рассмеялась Ренита.

— Гортензия как?

— Счастлива, — Ренита присела рядом с Гайей. — И я тут не нужна уже. Поедем домой?

— Поедем. Только разбужу командира. Пусть порадуется.

— Он у же с ними.

Гайя про себя отметила, что впервые услышала от Рениты слово «дом», а ведь единственным домом Рениты и Тараниса была палатка в лагере, да и в той кипела жизнь, особенно после появления Рыбки. Гайя и сама не знала, как было бы лучше поступить им с самого начала — может, стоило поселить девушку вместе с тем контубернием, в который она входила. Но это не охладило бы ее отношений с Дарием — только еще и ребят бы поставило в неловкое положение, потому что все бы знали, куда отлучается Рыбка в часы отдыха. А так хотя бы честно.

— А ты на чем приехала? — поинтересовалась Гайя у Рениты, потому что сама она примчалась вместе с Фонтеем верхом, но вряд ли беременная врач была способна на такой подвиг, да и не надо это в ее ситуации.

— Меня Таранис привез сам.

Гайя успокоилась — Таранис был прекрасным наездником, и действительно мог доставить беременную жену, не повредив ей.

— Придется мне самой тебя ему вернуть, — бодро сказала Гайя, раздумывая о том, что придется кого-то из ребят, охраняющих дом префекта, попросить подсадить Рениту ей на коня, потому что левое запястье болело настолько немилосердно, что на тренировке ей пришлось отказаться от щита.

Пока они ехали улицами только готовящегося проснуться города, Гайя как бы невзначай поинтересовалась:

— Как там Волк? Он скоро придет на подмену Кэмиллусу и Марсу? А то они там уже с ног валятся от усталости.

— Не думаю, что скоро, — задумчиво протянула Ренита.

— Все так плохо?

— Не сказала бы. Он выздоровел с удивительной скоростью. Признаться, я с такими случаями не встречалась сама, но советовалась с другими врачами. Все в один голос говорят о лечении не меньше года, о поездке на море или хотя бы на горячие источники. Массажи, сон.

Гайя рассмеялась:

— Не думаю, что он согласится лечиться год. Хорошо, удержали хоть пару месяцев.

— Сама его проверь. И докажи этому упрямцу, что он еще меч в руках не удержит.