Она без сил рухнула на койку, даже не заметив Марса, стоящего возле полога и глядящего на нее умоляющими глазами. Она почувствовала дуновение его дыхания у самого уха:

— Милая моя… Позволь, я помогу тебе добраться до дому, где ты сможешь помыться, поесть как следует.

— Марс, — пробормотала она, засыпая и прокручивая в мыслях все события безумных суток. — Ренита уехала?

— Сразу же. Я отправил воина с ними, чтобы он привез известия оттуда. Все хорошо. Управляющий получил твое письмо, принял их любезно. Таранис, кстати, уже вернулся.

— Рада.

— Так любимая… Ты же мне обещала… — и Марс подхватил ее на руки, стараясь не разбудить спящего сном честного труженика Квинта.

— Поставь, — зашипела она, тоже не желая мешать отсыпаться Квинту. — Обещала, поеду. И знаешь, я и правда хочу в горячую ванну.

По дороге Гайя, немного разгулявшаяся на свежем воздухе, рассказала Марсу о том, как познакомилась с новым врачом и уже помогла ему обосноваться в госпитале.

— Как по первому впечатлению, то я спокойна. Насчет профессионализма доверяю Рените. Она там бывает часто, знает всех. Но он же еще и воином должен быть.

— И как? — их кони мерно ступали рядом, и Марс с Гайей вели неторопливый разговор.

— Молодой, полный сил, но не юнец. И отец у него врач, так что представляет себе и вызовы к больным среди ночи, и все прочие прелести этой профессии. И на службу согласился идти с радостью.

— Ребята на эти перемены как отреагировали?

— Не успели еще. И чем позже им представится случай «познакомиться» с врачом поближе, тем лучше. Согласен? Но Рутилием он занялся сразу. И ни одного критического замечания в адрес Рениты.

— А было за что? Она безупречна.

— Кто знает. Она же заканчивала перевязку уже в родах. Могла оплошать где.

— Это да. Она нежная такая, — согласился Марс. — Не представляю, как она с болью справилась. Я искренне боялся, что кричать на весь лагерь будет так, что с города не только урбанарии, но и вигилы примчатся.

— Заслуга Тараниса.

Марс даже не попытался помочь Гайе сойти с коня — они спрыгнули на землю одновременно, и их доспехи звякнули тоже одновременно. Но вот войдя с ней в атриум, он не удержался — протянул руку к ее плащу:

— Позволь мне поухаживать за тобой. Ты же моя почетная гостья…

Гайя не стала возражать, и Марс вслед за плащом потянулся к застежкам ее доспехов, безошибочно нащупав их на спине девушки.

— Я сама, — негромко сказала она, но не сделала попыток отстраниться, и Марс освободил ее от тяжести кожи и металла, а затем сбросил и свои.

— Ты чего больше хочешь? Поесть? Ванну?

— Спать, — улыбнулась она ему невеселой улыбкой. — Да вот только боюсь, не засну.

— Рыбка? — тихонько спросил Марс, заметив, как помрачнело ее лицо.

Гайя кивнула.

Марс промолчал, вспоминая, как у погребального костра Дарий вдруг спросил у него:

— Все хотел спросить про Гайю… какой она была.

— В смысле?

— Каким чудом Гайя выжила во всех боях?

— Чудом… — отозвался Марс, погружаясь в воспоминания своей юности. — А еще, она более сдержанная и рано повзрослела.

— Она не была такой непосредственной и восторженной девочкой, когда ты ее встретил?

— Боюсь, она никогда ею не была. А армия просто оказалась созвучна ее сущности.

— А моя Ксения просто жила. И любила все, что дает жизнь. Ей нравилось быть сильной и быстрой. Нравились новые ощущения. Разве Гайя в восемнадцать лет не была такой?

— Честно говоря, мне первый год службы дался слишком тяжело. И она мне помогала, поддерживала. Но как-то я тогда не особо о ней задумывался как о девушке.

— А когда задумался?

— Когда искал среди трупов на поле боя. И нашел с копьем в бедре. И пока нес ее на руках, спотыкаясь во всей этой мешанине железа и крови, она ни разу не застонала и даже попыталась мне улыбнуться. И глаза ее я тогда впервые разглядел… совсем близко от себя… Они цвет меняли от боли. И были такими, как у взрослых воинов. Это трудно выразить. Но у девятнадцатилетней девушки были глаза прошедшего сотни схваток легионера. И это было страшно.

— Но ты же не испугался?

— Испугался. И не знал, что лучше, в тот момент. Мысль билась, что останется калекой и не простит мне, что сам сразу горло не перерезал. Вот тогда и понял, что она красавица, словно сама Минерва спустилась с Олимпа, чтобы помочь нам победить в том бою.

— Но она выжила. А Ксения нет, — промолвил Дарий и снова погрузился в отстраненное забытье, и только отблеск пламени играл в его подернутых холодным пеплом глазах.

И вот теперь Марс вспомнил и этот разговор, и ту юную девочку, мужавшую у него на глазах — и покрывавшуюся шрамами, как они все. Они оставляли за собой мощеные дороги, проложенные по полям и лесам покоренных германских племен, а в отместку борозды оставались на их жилистых, привыкших к любой погоде и тяжестям, телах.

Сейчас она снова была рядом — все такая же красивая, только в золотых волосах пряталась густая проседь, делая их похожими с Рагнаром, волосы которого тоже переливались всеми оттенками золотистых тонов от платины до червонного золота. Марс осторожно расстегнул фибулы ее туники, и она не шелохнулась, давая ткани соскользнуть к ногам. А дальше он увидел ее драконов, и снова потерял голову:

— Моя гордая девочка… Никто не увидит твоих шрамов теперь… но я-то знаю каждый, как и ты мои. И те, что на сердце, тоже.

Марс медленно раздевал Гайю, время от времени ловя ее взгляд — он боялся снова оказаться отвергнутым, и знал, что больше этого не выдержит ни он сам, ни его гордость. Он смирился даже с тем, что волей Аида пришлось разделить с Кэмом право назвать ее своей невестой. Но вот потерять ее навсегда из-за своей оплошности не мог — и знал, что Гайя необыкновенно горда и независима, и что она готова перетерпеть любую боль и усталость, но не попросить помощи. Марс видел, как она измотана и физически и морально — и пытался хоть как-то ей помочь, боясь повторения того, что произошло однажды, когда она потеряла сознание прямо на ступеньках Палатинского дворца, измученная незаживающей раной.

— Гайя, нежная моя красавица, — Марс выцеловывал все изгибы ее тела, чувствуя, как расслабляются напряженные мышцы девушки.

Он подхватил ее на руки и унес в спальню, решив отложить ванную на после. Гайя полуприкрыла глаза, а ее волосы легкой волной свисали вниз, щекоча ему руку. Марс склонился над ее губами:

— Тебе хорошо?

— Да, — еле слышно дрогнул выпуклый розовый рот, и Марс в очередной раз удивился, как ей удается не уродовать свои прекрасные губы, кусая их от боли и напряжения.

Марс обнимал и ласкал Гайю так долго, пока она сама не изогнулась в порыве нежности и не прижалась в его телу своим животом и грудью. И вот тогда он, получив ее полное согласие, дал волю своем желаниям.

Они настолько захлебнулись наслаждением близости, что так и заснули, сплетенные в единое тело, сбросившее с себя оковы условностей и повседневных житейских тягот.

…До ванны они добрались только через несколько часов, когда Гайя, заснувшая в объятиях Марса, сама открыла глаза:

— Ой, Марс, а сейчас утро или вечер?

— Судя по всему, ночь глухая. Или ближе к рассвету. Ты хочешь есть?

— Честно говоря, очень хочу. Но, может, нам не стоит поднимать сейчас весь дом?

— И не придется, — поправил ее локон Марс, убирая его со щеки девушки и прикасаясь еще раз кончиками пальцев к ее нежной коже. — Я велел оставить возле дверей спальни легкий ужин. Фрукты, холодное мясо, медов-фруктовый напиток.

— Согласна! — улыбнулась девушка, и Марсу досталось удовольствие наблюдать как с аппетитом, но без жадности она ест, наслаждаясь каждым кусочком.

Едва Гайя и Марс насытились и ополоснули руки в предусмотрительно приготовленной для них чаше с водой, слегка ароматизированной душистыми лепестками цветов, как они снова почувствовали, как их тянет друг к другу. Волна нежности и желания затопила их в очередной раз, и они не стали противиться своим чувствам — самозабвенно целовались и обнимались, наслаждаясь всем тем, что таилось в их закаленных и тренированных телах, а сейчас требовало выхода не в привычных жестких тренировках, а самым простым и естественным путем…