Наконец, оба обессиленные, они опустились в воду, тяжело дыша и приходя в себя.

— Пора выбираться отсюда, — тихонько шепнул ей Дарий.

Он привлек ее к себе, прижался губами к виску, очень мягко и нежно поцеловал, а потом вынес из воды на руках. Они прошли по воде туда, где берег был песчаным, и прошли той же тропинкой к стоянке, светившейся огнями осторожных, небольших костров, почти не дымящих — это постарался Квинт.

Дарий заметил, что девушка начала подмерзать в прохладном ночном воздухе. И подвел ее ближе к костру, накинув на плечи плащ и завернув ее с руками.

— Мне еще косу сушить, — пролепетала Рыбка, борясь со слипающимися глазами.

Дарий, уже не стесняясь ребят, расправил ее волосы так, чтобы они не вспыхнули от случайной искры и несколько раз встряхнул в теплом, подрагивающем воздухе возле огня. Поняв, что девочка засыпает на ходу, он подхватил ее на руки, завернутую в плащ, и уложил рядом с собой, согревая своим телом.

На рассвете Дарий поднял отряд — время не ждало, а силы восстановить времени хватило. Они собрались, перекусили — и вот уже снова под ногами пылит дорога, а над залитыми потом людьми кружат тучи кровососущих насекомых. Дарий не мог постоянно находиться рядом с Рыбкой — в ее же интересах, потому что ставить девочку в особое положение перед остальными не хотел, да и, любуясь Рыбкой, неутомимо шагающей в строю и успевающей еще замечать каких-то птиц и мотыльков в придорожных заболоченных кустах, можно пропустить засаду.

На привале он все же подошел к девушке, устало привалившейся спиной к своему вещмешку. Она сосредоточенно подтягивала ремешки кальцей, что-то рассматривала на деревянной подошве, от напряжения вытянув свои запыленные до колен, тонкие стройные ножки перед собой и шевеля длинными пальчиками, серыми от пыли.

— Натерла ногу? — искренне испугался Дарий, понимая, что если это так, то идти девушка вряд ли сможет, и придется нести ее по очереди всем, а это может вызвать резкую смену настроения у ребят по отношении к Рыбке.

— Я? — она и не заметила, как он подошел, и встрепенулась теперь всем телом, едва не вскочив на босые ноги.

Дарий придержал ее за плечо:

— Сиди, не прыгай. Дай-ка я взгляну, — он наклонился к ней, но ничего подозрительного не заметил на ее узких ступнях размером несколько больших, чем у Гайи, но тоже ровных и с высоким подъемом.

— Я не натерла! — засмеялась Рыбка, ловко подгибая ступни под себя и растопыривая коленки, отчего сидевший неподалеку парень, тоже возившийся со своими кальцеями, едва не заглотил ремешок, который придержал зачем-то зубами. — Ты не поверишь, но я умею ходить долго. Мы же ходили в храме Флоры собирать растения. И на болота эти тоже ходили. Так что я здесь не первый раз! Правда, мы в основном по дороге не ходили, рядом шли и тоже собирали.

Дария сначала бросило в жар при виде ее бедер, вынырнувших из-под задравшейся туники, а затем он задохнулся от удивления — вот почему девочка так спокойно переносила тяжелый даже для закаленных молодых воинов марш.

— Но вы же не так быстро? — вмешался тот самый декурион, который всю дорогу исподволь опекал Рыбку.

— Конечно, нет! Мы же всматриваемся в каждую травинку! Смотрим и запоминаем, какие и где созрели ягоды, какой куст растет в полную силу и с него плоды будут полны целебных ил, а какому и самому бы не загнуться.

Дарий слушал ее веселый голос, толкующий о таких вещах легко и понятно, и все больше удивлялся тому, со скольких же сторон раскроется ему нежная, гордая, стремительная и отважная Рыбка.

Вторая ночевка была короче, тише и тревожнее предыдущей. Они уже были в нескольких часах пути до того места, к которому стремились. Если допрошенные пленники не солгали и не ошиблись, то после полудня они должны будут выйти в окрестности лагеря наемников.

Ксения проверила еще раз сумку с медикаментами и порадовалась, что трибун, красивая, несмотря на рост и широкие плечи молодая женщина, сама помогла ей собраться. По пути с жалобами к ней никто не обращался, хотя трибун и предупредила, что ребята сами и не подумают признаться, что болит где-то. Рыбка пыталась спрашивать у ребят на привалах:

— Все целы?

Но в ответ слышала только шутки — например, про Тита, который не цел настолько, что его по вещмешкам разложили всем поровну. Тит, оказавшийся вполне без изъяна и довольно смешливым молодым воином лет двадцати пяти, на насмешки друзей ответил какой-то колкостью, а Рыбке предложил:

— Хочешь, могу и тебя на плечи посадить? Поедешь, как пун на боевом слоне!

Рыбка рассмеялась:

— Может, за то пуны и поплатились, что своими ногами топать не любили. Наши Карфаген разрушили и борозду там провели. Больше ста лет назад…

Но тут прозвучала команда строиться, и снова Рыбка шагала в строю, стараясь не гнуться под тяжестью вещмешка и медицинской сумки.

Она радовалась, что они не отправились в полном вооружении — ей было еще довольно трудно в нем бегать на учениях, но все та же трибун с золотистыми волосами, свободно стекающими по наплечникам доспехов, успокоила Ксению, пытающуюся самостоятельно справиться с затягивающимся ремешками на спине панцирем:

— Это дело привычки, — женщина одним движением расстегнула перекрутившиеся во время бега ремешки. — Затягивай потуже. И они не будут елозить по спине. Девочка ты крепкая, здоровенькая, легко приучишься и бегать в них, и сражаться.

— А ты давно носишь их? — набралась смелости Рыбка, глядя в зеленовато-переливчатые, немного усталые глаза женщины, слегка подведенные изящными линиями черной и светло-синей краски.

— Тебе сколько лет? — прищурилась слегка трибун, окидывая взглядом тоненькую, чуть угловатую от выпирающих ключиц фигурку.

— Семнадцать! Почти…

— Что ж, — вздохнула женщина, растирая правой рукой запястье левой, стянутое наручем. — Я пошла служить в восемнадцать. Тоже почти… но год есть год в таком деле. Ладно, не переживай. Ешь как следует, упражняйся, не ленись.

— И командир мне то же самое говорит! — воскликнула Рыбка.

— Слушайся своего командира, он плохого не посоветует, — Гайя еле сдержала тогда улыбку, потому что знала, кто приходится командиром этой милой светленькой высокой худышки и как именно Ксения появилась в отряде. Была наслышана Гайя и о полумифических воинах-гиперборейцах, в стране которых полгода царили морозы и лежал снег, а проникнуть на их земли не удавалось никому из-за беспримерного мужества гиперборейцев. И даже Александр Македонский и Юлий Цезарь не решились идти туда на верную смерть.

Ксения кивнула, потому что Дарию верила безоговорочно не только как своему возлюбленному, но и как боевому офицеру — ночуя с ним вместе в палатке и предаваясь любви, Ксения успела разглядеть все шрамы на его молодом и закаленном теле, и они ей о многом сказали красноречивее, чем если бы он рассказал сам. Выспрашивать девушка не стала — и так понимала, что за каждым таким рубцом стоят страшные воспоминания о потерях не вышедших из битвы товарищей, боли…

Гайя уловила смятение в светлых глазах девушки и поспешила успокоить:

— Тебе и правда повезло с командиром. Как и мне когда-то.

— Дарий разве мог быть твоим командиром?! — распахнула Рыбка длиннейшие, но светлые ресницы.

— Что ты! Дарий моложе меня почти на три года. Мы со старшим центурионом Марсиусом Гортензием начинали служить под командованием Секста Фонтея.

— Префект? — прошептала благоговейно Рыбка. — Твоим командиром был сам доблестный префект спекулаториев?

— Он тогда не был префектом спекулаториев, — улыбнулась трибун. — Но отважным и мудрым командиром был всегда.

— И ты не вышла за него замуж? — ляпнула Рыбка и сама пожалела, увидев, какие сполохи топазового огня метнулись и застыли в глубинах больших глаз трибуна.

— Замуж? У него уже тогда была жена. Достойнейшая Гортензия всегда была надежным тылом нашего командира. И поверь, мне не до того было там. Тебе иной раз тяжело здесь, и я вижу это, хотя ты и не показываешь никому. Но здесь Рим в нескольких шагах, и можно даже сходить в баню, в термополию, в театр, да и просто погулять по мощеным улицам, заходя в лавки. А мы шагали через леса и болота, тащили повозки и раненых товарищей. Какая уж там любовь…