— Ты осел! Молодой, брыкливый и похотливый! — Фонтей грохнул кулаком по столу так, что кодикиллусы подпрыгнули и грохнули в свою очередь, как будто в штабной палатке выстрелили из баллисты.
Марс стоял, потупив голову. Он знал, что виновен в том, что кинулся за Гайей, вместо того, чтобы изображать неземную любовь к Луцилле.
— Виноват, командир.
— Ясно дело, что виноват! Одно тебя извиняет. Ты осел влюбленный! Думаете оба, я старик и ничего не вижу?!
Марс отрицательно помотал головой.
— И она хороша. Трибун! А сигает со второго этажа.
— Портик на первом, — машинально поправил Марс, просто потому, что они все знали расположение каждого помещения дворца и время от времени проводили учения, на которых никуда не бежали, а наизусть рассказывали маршрут из любого названного товарищем помещения к одному из выходов.
— Не учи ученого! Не дерзи, мальчишка! — огрызнулся Фонтей, а затем прибавил уже с озабоченностью в голосе. — Высота там второго этажа причем высокого! А если бы она ногу сломала? Шею?
— Гайя? Сломала бы шею?
— Тьфу, — махнул рукой Фонтей. — Врезал бы обоим.
— Не надо! — Марс распрямился и шагнул к нему вплотную. — Не надо, заклинаю. Со мной делай, что хочешь.
— Что положено! — перебил его Фонтей, сводя брови для грозного вида.
— Что положено, — покорно повторил Марс. — Мне не страшно ничего. Но ее, прошу, не трогай! Я виноват во всем.
— С баллюстрады ты ее толкал?! В вечерних одеждах? В сандалиях с высокой подошвой?! Она же не в кальцеях летела.
— Считай, что я толкал… всеми своими действиями. Дурак, не сказал ей про операцию с Луциллой. Не успел…
— И не должен был. У стен мыши с ушами сидят. Есть в нашем деле вещи, о которых даже близким друзьям не говорят.
— Не трогай ее!
— Да что ты заладил! — досадливо махнул рукой префект. — О себе думай. Часовой, ликторов! Раздевайся…
Марс спокойно сбросил тунику на табуретку, оставшись в сублигакулюме, но в поножах и наручах. Ликторы, четверо коренастых сумрачных мужчин средних лет, привычно заломили ему руки и погнали на плац, где уже была выстроена вся когорта.
— А куда его привязывать-то? — страшным шопотом поинтересовался старший ликтор у Фонтея, не обнаружив обычного для такого места позорного столба, к которому полагалось привязывать жертву.
— Да как-то не удосужились, — пожал плечами Фонтей, беспомощно оглянувшись на Друга.
Они стояли в этом месте лагерем полтора года, рядом с лагерем когорты преторианской гвардии, но все же не с ними вместе. А наказывали за все это время только одного — предателя Порция, д и того не пришлось привязывать, потому что он так извивался и кричал, что проще оказалось разложить его просто на земле.
Марс с усмешкой взглянул на ликтора:
— А меня и не надо привязывать. Я ж никуда не бегу.
Ликтор усмехнулся в ответ:
— Это ты сейчас такой храбрый… — и достал фасции.
Строй молчал. Спекулатории понимали, что римская армия держится на железной дисциплине, и префект имел право за самовольное оставление Марсом своего задания объявить децимацию — построить их в одну шеренгу, рассчитать на первый-десятый и отрубить голову каждому десятому. Но Марса уважали все, и видеть его сейчас полуобнаженным и уже с первыми струйками крови, сбегающими по рассеченной спине, им всем было больно. Две сотни мужчин сжали кулаки и челюсти, как будто фасции снимали кожу и с них самих. И все они с затаенным ужасом ждали, что следом выведут Гайю…
Фонтей наблюдал за наказанием — вторым за все время существования его когорты тайной стражи. Он строго настрого, погрозив кулаком перед носом всех ликторов и каждого по отдельности, запретил им калечить Марса:
— Этот офицер мне нужен живым и здоровым. Знаю, что можете шкуру спустить до костей. Но не сметь мне!! Ясно?!
— А что делать тогда? — пробасил старший ликтор. — Мало того, что вызвали нас срочно, а нам весталок сопровождать в Большой цирк. Гладиаторские бои сегодня же. Так теперь мы голову ломай, что делать. Хочешь, вместо фасций траву в луговине нарву? Крапиву?
— Не ерничай, — устало и грозно рыкнул префект. И ликтор все понял.
— Ладно. Сам его отлуплю. Кровь пущу, но даже кожу не просеку на всю глубину. Врач же есть у вас тут? Намажет мазью, и все бесследно пройдет за пару дней.
Префект кивнул.
И вот теперь он только успокоился, видя, что раны на спине Марса действительно не смертельны, как возле него оказалась Гайя:
— Не надо…
Он оглянулся на ее смертельно бледное лицо, частично скрытое шлемом.
— Ну вы оба даете. Заступаетесь тут друг за друга. Лучше б не валяли дурака на задании, — прошептал он ей одними губами.
Кэм, едва подоспевший за ней, потому что привязывал их коней, распрягая из колесницы, схватил девушку за руку, видя, что она готова рвануть к Марсу и разделить с ним его наказание.
— Не смей, — прошептал он ей в затылок. — Только хуже сделаешь. Старик уже все уладил.
Он шепнул ей в самое ухо, и она услышала, перестала выкручивать руки из его железной хватки. Кэм ослабил объятия, незаметные остальным, кроме Фонтея — и с горечью увидел, как она тайком растирает левое запястье и потряхивает им, еще больше побледневшая так, что глаза казались огненными ямами из-под тени налобника.
Ликтор взмахнул фасциями крайний раз:
— Сорок, — выдохнули разом двести охрипших глоток.
Марс, так и не согнувший спину, повел окровавленными плечами, подмигнул друзьям — и встретился с взглядом Гайи.
— Оно того стоило, — улыбнулся Марс ей, когда его вели мимо строя двое ликторов. Он стряхнул их руки со своих локтей сразу, и просто спокойно шел между ними.
— Куда его? — простонала Гайя, обращаясь к Фонтею.
— В холодную. Горячую голову лечить.
— А спину?! Там же грязь, муравьи какие ползают, — Гайя видела яму для наказаний, когда при ней доставали оттуда пленных наемников на допрос. Но даже пленных не держали там долго — только пока те ожидали очереди на допрос, а затем, как и положено, конвоировали в тюрьму.
— А спину Ренита полечит, — проворчал Фонтей. — И ты тоже о себе подумай. Дел натворила. С головой перестала дружить?! Идем в штаб, поговорим. Надеюсь, ты уже знаешь, что делать дальше…
К вечеру план был готов. Они сумели продумать все слова и дальнейшие поступки так, что все случившееся даже оказалось им выгодным — по крайней мере, привлекло внимание к Гайе как к женщине, а не к трибуну. Она дала много поводов для сплетен, да и предыдущие сплетни про нее и императора им на руку — это даст возможность ей в открытую уединяться с Октавианом, а не пробираться украдкой во дворец, чтобы затем также украдкой исчезнуть и вернуться уже в парадных одеждах с главного входа.
— Командир, — Гайя вложила в голос сколько смогла обаяния.
— Знаю, о чем ты. Лиса… Ладно, забирай по-тихому. В яме ему и правда делать нечего, показали чтоб другим неповадно будет. И хорошо. А Рените тоже руки развязать надо.
Гайя была готова поцеловать его темную от загара щеку с начавшей седеть легкой щетиной — префект опять не ночевал дома, да и вообще вряд ли спал. Она уже знала, что сразу после их бегства немедленно послал вестового за Фонтеем, а еще раньше в лагерь влетел вестовой урбанариев с вопросом «Что случилось, а мы не знаем?»
— Марс! — она бросилась к нему, вышедшему к ней в сопровождении одного из подручных Друза.
Он улыбнулся ей:
— Видишь, все хорошо, — и слегка пошатнулся, вдохнув свежий воздух после ямы и смешавшийся с легким ветром запах духов Гайи.
— Вижу, — она подхватила его под руку, заглянув на его обнаженную спину и содрогнувшись при виде коричневого от крови сублигакулюма.
— Ренита там уже возилась, — успокоил ее Марс.
— Вижу, — успокаиваясь, проговорила она, убедившись, что все рассечения аккуратно промыты и смазаны. — Командир разрешил отвезти тебя ко мне домой. Долечиваться. Хорошо, Кэм настоял на колеснице. Куда тебе верхом сейчас…