Литмир - Электронная Библиотека

Она накинула ему плащ на плечи и, когда он неожиданно легко вспрыгнул на колесницу, хотела обхватить его рукой за талию, но быстро поняла, что спина рассечена до самого низа:

— Возьми меня за талию. Сам знаешь, я медленно ездить не умею. А они, — она кивнула на двух крупных белых жеребцов той же породы, что использовались у них в когорте. — А они не любят. Так что держись!

Едва оказавшись дома, она загоняла рабынь приказами — и устроила Марса с всеми возможными удобствами.

— Вот мазь, Кэм для тебя передал. Кстати, этой мазью мне удалось легко залечить все татуировки. Она снимает всю боль и не оставляет следов от повреждений. Ложись поудобнее на животе, разотру.

— Можно подумать, я могу на чем-то другом сейчас лежать, — проворчал Марс, с наслаждением подставляя ей спину.

Он лежал совершенно обнаженный, потому что окровавленный сублигакулюм Гайя с него сорвала, когда отмывала от засохшей крови и той грязи, в которой он успел измазаться в яме, несмотря на заботы Рениты, которая примчалась сразу же со своими корзинками и фляжками.

Марс слышал, как она попререкалась с Друзом, настаивая, чтобы его отдали ей на лечение, а не бросали в яму, но Друз был непреклонен:

— Да пойми! Есть приказ! Положено так. На нас же смотрят все! Велено так поступить. Неужели ты думаешь, что я столб соляной?! И сам его туда засунул?

— Лоб ты точно твердокаменный! — шипела врач.

— Ренита, — с угрозой, но тоже негромко отвечал ей Друз. — При всем уважении и к тебе, и твоему состоянию… Еще слово, и я тебя отправлю восвояси. А спину ему промыть и смазать сам сумею.

— Нет! — отчаянно выдохнула врач, и вот уже она накрывает его горящую спину чем-то влажным и прохладным.

Марс даже забылся под ее умелыми руками, а после и заснул.

И проснулся, когда Друз окликнул:

— Эй, счастливчик! Кажется, тебе отпуск выпал вместо хорошего урока. Да ладно, заслужил. Видел бы ты все, что мы нарыли на эту Луциллу. Я б лучше козу своей бабушки бы поцеловал.

Марс нежился под руками Гайи:

— Еще немного, и я замурлыкаю от счастья.

— Да уж, счастья у тебя мешок.

— Гайя, родная моя Гайя! Я жив, я с тобой, и ты меня всего ласкаешь! Да что еще желать?!

— Наверное, и правда нечего, — насмешливо сказала она и протянула ему чашу. — Разве что молока и выспаться.

— А ты?

— На работу. А ты спи и выздоравливай. Мне придется уладить все, что мы с тобой натворили.

Дворец встретил ее новой волной сплетен — там не теряли времени даром.

— Этого красавчика старшего центуриона ликторы иссекли розгами.

— Да что ты? Старшего центуриона? Героя войны?

— Он что-то там нарушил. У меня двоюродный племянник знаком с сестрой одного из ликторов. И то рассказывал. Что мол, у них в когорте все так строго, все так по закону, что уж если кто виноват, то накажут, будь он сам префект спекулаториев.

— И что, и префекта отлупили?

— Нет, на него не хватило розг. Об Марсиуса Гортензия обломали все! Все четыре связки фасций!

— Неправда, восемь!

— Постойте, как как бы префект спекулаториев бы отдал приказ о лупке самого себя?!

— А и правда…

— Ой, да что вы все говорите!

— Он и Марсиуса не он приказал.

— А кто же? Сам попросил?

— Октавиан! Только я вам ничего не говорил!

— Из-за того, что позволил себе выходку на празднике?

— А ты что, не видела. За кем он погнался? За это самой Гайей Флавией!

— Бесстыжая! Все ей мало. Она же с самим императором ночь накануне провела!

— А при чем тут она? Не она ж за Марсиусом бежала.

— И все равно, почтеннейшие квириты! Прыгать с парапета это так не женственно!

— А что ж мы все хотели…

Гайя повела плечами, как будто слова падали на нее мокрыми липкими осенними листьями. Отыскала глазами Луциллу, или правда потерянную и раздавленную случившимся, или умело изображающую горе. Женщина была окружена целой толпой сочувствующих женщин, сокрушавшихся по поводу непостоянства красивых военных.

Гайя была готова завести с действительно вызывающей жалость женщиной заговорить как можно теплее и даже попытаться подружиться с ней, чтобы довершить начатое Марсом расследование. Но едва Луцила увидела ее, как выражение вселенской скорби сошло с ее заплаканного личика и выглянула истинная фурия:

— Ты!!! Дрянь! Мало тебе мужиков в когорте! Ты увела моего милого, дорогого Марса!

— Успокойся, Луцилла, — протянула к ней руки и улыбнулась Гайя. — Все не так, как ты думаешь…

— Нет! Не подлизывайся! Лошадь ломовая! И зачем ты вообще во дворце оказалась? На тебе же воду возить! Из твоего паллия три моих можно сделать! И как такие маленькие ножки такую тушу воловью таскают?

Гайя приобняла Луциллу:

— В тебе сейчас говорит гнев. А он плохой советчик. Ты же сама устыдишься своих слов. Не надо, милая Луцилла. И ведь Марсиусу пересскажут все твои слова. И даже гримасы покажут, — она, все понижая голос, пыталась уговорить Луциллу.

Но та что-то увидела и услышала свое:

— Ой, да ты же Невеста смерти! Та гладиаторша! О которой гудел Рим! Это тебя Марс, мой Марс унес с арены прошлой осенью!

— Успокойся, — не на шутку перепугалась Гайя. — Ты что-то путаешь. Я долго воевала в Сирии, и вернулась в Рим совсем недавно.

— Лжешь, — зашлась в истерике Луцилла.

Гайя обвела собравшихся плотным кольцом людей своим чарующим взором и сказала как можно более сочувственно:

— Бедняжка! Она тронулась умом. Потеряла мужа. А тут такое досадное происшествие. И, может, она пила частенько неразбавленное, пока грустила о безвременно ушедшем супруге?

И языки заработали крепче мельничных жерновов:

— Больна! Точно больна!

— И пила! Метретами!

— Рехнулась с горя, бедненькая.

— Столько горя, а после столько радости, и снова удар по нервам. Вот и не выдержала.

— А женский мозг вообще слабый.

К ним уже пробивался личный врач Октавиана, пощупал пульс у бьющейся в истерике Луциллы:

— Разлитие черной желчи. Идем, голубушка, я займусь тобой.

— Куда он ее увел? — возник новый шквал обсуждений, и Гайя, никогда с этим не сталкивавшаяся, с содроганием услышала о способах лечения буйнопомешанных…

Единственное, на что надеялась она — это то, что мнения людей о медицине несколько не точны, как, например, о ее личной жизни и императора… Ей искренне не хотелось, чтобы Луциллу обрили наголо и держали в холодной ванне.

Луцилла удалилась, и о ней тут же забыли. Теперь уже жалели Марса — известие о том, что ему выдали сорок розг, невероятным образом переплелось с новостью о сумасшествии Луциллы. И все судачили:

— Одна невеста удрала прямо накануне свадьбы. Вторая рехнулась, и тоже внезапно. Что-то с ним не так. Может, они обе что-то увидели и узнали? Да уж, никто теперь не решится стать его невестой. Так смерти в женихи и достанется где-нибудь в бою. Говорят, воин он отчаянный, каких поискать…

Гайя едва сдержала усмешку — свое прозвище Невеста смерти она помнила хорошо. Да и странный сон про то, как едва не вышла замуж за Аида — тоже.

Терять Луциллу было не с руки — они с таким трудом установили благодаря дотошности Друза, что Луцилла была не столь невинна. Милая вдовушка не стеснялась брать наличные, и не только в сестерциях, но в динариях за то, что не возражала, что «друзья» ее покойного мужа продолжали беспрепятственно пользоваться ее виллой. Что особенно покоробило всех спекулаториев, это то, что супругу-то как раз Луцилла представила наемников как своих дальних родственников, приехавших из Остии и решивших открыть в Риме свое дело, да вот только что-то не складывается…

Гайе и самой стало интересно пообщаться с кареглазой красавицей — как у внешне недалекой молодой женщины хватало ума и такта, житейского чутья так искусно лгать супругу, которого, судя по успехам его торговли, особо дураком-то и язык не поворачивался назвать. У Гайи закралось подозрение, что Луцилла при всей ее житейской хватке и сообразительности, смешанных с природным обаянием, все же имела хорошего наставника, который вовремя подсказывал ей, кому и что проворковать. И лично ей самой было больно за Марса — Луцилла не любила его, а просто хотела получить его высокий статус, а с ним и деньги, которых ей отчаянно не хватало на привычный образ жизни — ее «друзья» стали достаточно скуповаты.

209
{"b":"662217","o":1}