— А не проще ли было сказать сразу командиру? Нашел бы быстро управу на мздоимца, — удивилась Гайя. — Надо же! Страх потеряли совершенно!

— Скоро попытаются брать взятки за воздух, которым мы дышим, — скорбно вздохнула Гортензия.

— Меня настораживает другое, — с Гайи сразу слетело то легкое и радостное настроение, с которым они болтали о милых пустяках, когда Гайя показывала обновки, а Юлия и Гортензия тоже обновки, но уже не свои, а подготовленные для будущих малышей. — Эдил давно в этом районе?

— Да не очень, с полгода, — ответила Гортензия.

— И он что, не знает, кто владелец дома?

— Знает. Я. Супруг сразу сделал меня владелицей дома и земли, как только мне двадцать один исполнилось, — ответила Гортензия. — Он хотел как лучше, на случай его гибели или, упаси нас всеблагие боги, пропажи без вести. А обернулось вот как и когда!

— И на чем же вы расстались, — поинтересовалась Гайя у Юлии, коря себя за профессиональные нотки в голосе.

— Я ему достаточно твердо сказала, что денег он не получит, и отрезать наш дом от водопровода и канализации я не дам. Он ссылался, что дом купили уже в таком состоянии, с водоотводом, но разрешение было получено еще предыдущим хозяином и от Луция Корнелия Суллы Счастливого. А с тех пор, мол, много воды утекло.

— И он? — Гайя уже вполне представляла себе всю ситуацию, и она ей не нравилась. Наверняка эдил не был столь глуп, чтобы не уточнить хотя бы примерно, к чьей семье решился приставать с нелепым требованием. Одно то, что к Фонтею ночами прилетали вестовые, да и сам он часто заезжал домой в сопровождении ребят, само по себе должно было натолкнуть на осторожность самого жадного взяточника.

— Он не сказал ничего определенного. А знаешь, — Юлия поколебалась. — Я его припугнула тем, что дружу с тобой.

— Это так страшно? — демонстративно окинула себя взглядом Гайя, сидящая в конклаве Юлии в светло-розовом паллии и с длинными греческими серьгами в ушах, выглядывающими из-под падающих после римских сквозняков в беспорядке волос.

— Он же тебя не в сандалиях с серебряными бусинками этих видел, — рассмеялась открытым искренним смехом Юлия, положив обе руки на огромный, не дающий ей сидеть нормально, живот. — Ты же трирему прямо в город в доспехах привела и под флагом из своего плаща. Весь город обсуждал.

— Ну если тебе так приятнее, то можешь мною пугать, — махнула рукой Гайя, отсмеявшись, но в душе у нее скребло нехорошее предчувствие. — Когда он явится снова выклянчивать взятку?

Юлия поежилась и заметно нервно поправила шаль на плечах:

— Жду вот…

— Отлично. Тогда я не откажусь у тебя перекусить как следует. А то устала от прогулок по лавкам через все взвозы. Отвыкла.

Юлия и Гортензия радостно всплеснули руками одновременно:

— Как здорово! Мы даже не решились предложить, думали, ты, как всегда, занята.

— Мы уже привыкли, — добавила тихо Юлия. — Рагнар иногда только придет, как ему уже уходить. Я так за него волнуюсь.

Юлия обхватила сама себя за локти, выдавая прикрытую радостью по поводу визита Гайи постоянную грусть и тревогу.

Они как раз отдавали должное замечательной стряпне Юлии — легкой и сытной, и совсем простой, когда пожилой управляющий доложил о визите «достойнейшего курульного эдила». Гайя, с сожалением проглатывая последний кусочек нежной рыбы, приготовленной с душистыми овощами и приправами так, что она не подгорела и не высохла, кивнула Юлии, заметно заволновавшейся и побледневшей, и та велела пригласить эдила.

Гайя сразу наметанным взглядом распознала тип этого человека — и укрепилась в своих подозрениях взтка сама по себе не была нужна эдилу — видимо, важно было, чтобы весь Рим узнал, что семья самого префекта спекулаториев, наводящего ужас на город и все окрестные города, охотно готова дать взятку, лишь бы не остаться без воды и канализации.

Она нарочно решила остаться в тени, и вяло взяла из вазы персик, сделал вид, что целиком поглощена поеданием сочного фрукта.

Эдил обвел взглядом полупустой уже стол — рабыня сноровисто унесла пустые блюда, и поживиться было нечем.

— Что надумала, прекрасная матрона? — с ленцой в голосе обратился он к Юлии.

Гайя отметила про себя, что глаза и повадка молодой женщины, только что явно нервничавшей и боявшейся предстоящего разговора, вдруг изменились, стали собраннее и даже жестче.

— А какой ответ ты хочешь услышать? — мягким голосом поинтересовалась Юлия. — Безусловно, я не разрешу отрезать дом от водопровода и канализации.

— Да кто тебя спрашивать будет? Я уже предупредил. Да с июньских ид предупреждаю уже целую декаду. Даже больше. Сколько можно? — с раздражением проговорил эдил, копаясь в большом кодикиллусе, который держал в руках и сейчас раскрыл, что-то помечая стилом, извлеченным из-за уха.

— Очень интересно, — снова улыбнулась Юлия, прикрывая шалью живот извечным жестом будущей матери, и только это стало знаком для Гайи, что та действительно напугана, но старается не подать виду. — Кто будет спрашивать? Но ты же вошел с вопросом. Вот, ты и спрашиваешь. Значит, есть все же выход?

— Умничаешь? — уже другим, более жестким тоном поинтересовался эдил.

— Констатирую факт. И да, кстати, — Юлия показала гостеприимным жестом на сидящую в отдалении, возле Гортензии, Гайю:

— Вот моя подруга Гайя Флавия, старший центурион спекулаториев, с которой я обещала тебя непременно познакомить. Как же, такой уважаемый человек, как ты, и не знаком с такой знаменитостью!

Эдил бросил в сторону Гайи презрительный взгляд — от него не укрылись ни ее изящные серьги, ни игриво спускающаяся в ложбинку грудей цепочка с подвеской в виде крошечной рыбки, ни длинных скрещенных в лодыжках ног, обутых в легкие крошечные сандалии тонкой кожи в тон палия.

— Эта белокурая девочка? Не смеши мои калиги. Вот уж недалекий женский ум, — эдил презрительно рассмеялся. — Иметь наглость пугать меня своим знакомством с самой Гайей Флавией, и при первом же случае подсовывать под ее видом дурочку-подружку. Да эта красотка и пиратская трирема настолько далеки друг от друга, как отсюда до Геркулесовых столбов. Подумать только! Эта девочка с кольцами на пальцах могла бы удержать меч?!

Эдил отсмеялся, наслаждаясь своим остроумием и находчивостью, а затем вновь посерьезнел:

— Ну что? Никакой Гайи рядом с тобой и не стояло. И я же знаю, что муж твой варвар полудикий, и дома-то не ночует. В лес, наверное, бегает? Там ему все родное? Или от тебя уже устал, от упрямства твоего тупого? Да уж, подобралась семейка. Мамаша твоя как пыльным мешком из-за угла пришибленная тоже тебя не защитит, хоть и хозяйка дома по бумагам. Так что ты, девочка моя, влипла. Или деньги, или будешь наперегонки со своей старухой рабыней с амфорой да к водоразборничку квартальному. Ну и подружку свою приспособь, авось чуть и подкачает мышцы, чтобы хоть отдаленно на Гайю эту походить. Хотя вообще зачем такое женщине?

Эдил насладился произведенным впечатлением на четырех женщин, и снова развернулся к Юлии:

— Что рот открыла? От удивления, что придется за водой ходить? Нет денег на молодую рабыню? Или сказать что хотела? А вообще, давай, так и оставайся. Широко раскрытый рот украшает женщину. Авось и мужу своему варвару понравишься так больше.

Дальше продолжить свои славословия эдил не успел — он и сам не понял, как оказался вдавлен своим еще улыбавшимся по инерции лицом в мозаичный пол триклиния, а небольшая, но удивительно сильная ножка, схваченная розовыми ремешками сандалий с позвякивающими на них серебряными бусинками, стояла на его руке, которой он собирался только выхватить из-за пояса нож. Нож она отбрала сразу же и на всякий случай заправила привычным движением себе за пояс, проклиная, что вместо обычного широкого ремня с металлическими накладками у нее витушка из тончайшей розовой кожи, едва усиленная такой же тонкой серебряной цепочкой.

Не убирая ноги и перенеся на мгновение на нее вес своего далеко не маленького тела, девушка коротким точным ударом другой ноги отшвырнула в сторону его кодикиллус: