Таранис был целыми днями то занят упражнениями в меткой стрельбе, в чем ему равных не было, кроме Авла. Поэтому и заданий у обоих метких лучников было много, и не всегда со своими группами. Ренита каждый раз переживала, когда Таранису приходилось подолгу сидеть где-нибудь на крыше или в специально нанятой комнате на верхнем этаже инсулы с луком наизготовку, чтобы не пропустить покушения на передвигающегося по улице с торжественной процессией императора — Октавиан любил покинуть тщательно охраняемую лектику и выйти побеседовать с простым римским народом.

Ренита, утратив подругу и переживая за Тараниса, с которым они все же поженились по римским законам, мрачно сидела в санитарной палатке, занятая приготовлением очередной порции снадобий. Она уже не плакала, потому что боялась за слезами пропустить деления маленьких весов, на которых тщательно взвешивала компоненты лекарств. Немного успокоившись, женщина задумалась — ведь ее не позвали подписать свидетельство о гибели этих офицеров, а без такого документа, как она уже знала, их родным трудно будет оформить пенсию. Хотя, насколько она знала, у Гайи семьи не было, она же так и не успела выйти замуж за Марса. Да и вряд ли Марс польстился бы на деньги, которые выплачивает империя за гибель своих лучших сынов.

Но вот за ее спиной тихонько прошелестел полог. Она резко обернулась — неужели опять кого-то достали поганцы в схватке? И встала, увидев родную фигуру:

— Таранис! Ты жив! Ты цел? — она по привычке пробежалась по его телу, рукам, бедрам, доставив ему никогда не надоедающее наслаждение.

Таранис даже прикрыл глаза от удовольствия, давая ей исследовать всего себя.

— Моя милая, если у меня что-то и болит, то это губы. И то, только потому, что они жаждут твоих поцелуев.

Ренита вся растворилась в его руках и губах, наслаждаясь каждым моментом, который им даровала жизнь. И, несмотря искреннюю скорбь о гибели Гайи, она не испытывала сейчас угрызений совести — ведь именно Гайя и научила ее жить полной грудью.

Еще декаду не удавалось Марсу попасть на глаза префекту и переговорить с ним с глазу на глаз. Точнее, как только он приближался к штабу, так сразу же возникал Друз и оглашал следующее задание. Зачистки каких-то притонов, проверка несения службы вигилами, допросы мелких лавочников, подторговывающих египетским зельем… Голова у Марса шла кругом.

Но вот он решился, и зашел к префекту прямо домой.

— Как ты мне надоел! — префект прикрыл глаза рукой при виде Марса, худого и бледного, превратившегося в собственную тень за эти дни.

— Надоел? — Марс, теряя контроль над собой, зарычал. — Нет, это ты мне сейчас ответь, как старому другу. Они ведь от тебя шли? Гайя сразу после штурма отправилась на доклад, а за Дарием прислали в середине ночи. А на рассвете выяснилось, что их зарубили на ночной улице. Да кто и как?! Они не те бойцы, чтобы лечь сразу! И если ты говоришь, что они изрублены… То это сколько же шел бой?! И где были те же урбанарии пресловутые?

— Урбанарии их и нашли. Не успели ребята вовремя. Пока бежали со своего вызова… Вот и припозднились.

— Не на столько! И вообще, имя же командира наряда урбанариев известно? Назови мне его, я ему в глаза посмотрю. Да я весь их курятник переверну!

Префект увидел, что глаза Марса налились нездоровой краснотой, и что мужчина впервые в жизни потерял контроль над собой. Он тихонько дернул за шнурок под письменным столом. И скомандовал вошедшему бесшумно караулу:

— Взять его. В карцер. На трое суток.

А сам молча отвернулся к окну, чтобы не видеть, как разлетается один караул, опрокидывая спинами лампионы, еще не зажженные в этот час, за ним вбегает второй и третий, и, наконец, утирая разбитые окровавленные носы и губы, несколько дюжих преторианцев волокут своего же офицера в холодный подвал дома префекта.

— Марс! — из забытья, вызванного голодом и холодом, его вывел голос Юлии. Он приподнялся на локте, ощутив под собой свежую солому, пахнущую медом и хлебом.

— Юлия? Тебе что здесь надо?

— Я вообще-то, живу здесь, — обиженно буркнула Юлия. — А пока дядя не видит, я решила тебя покормить. Ты можешь подняться?

Марс пошевелил руками и ногами, ощущая только слабость от голода, но никаких следов побоев не обнаружил. Он вспомнил все предшествовавшие события и застонал. Ему было невыносимо стыдно, что он так сорвался, устроил дебош в таблинии префекта, сгоряча поколотил своих же товарищей…

— Юлия, а ребята там сильно пострадали? — осторожно поинтересовался у девушки, замершей по ту сторону решетки с корзинкой в руках.

— Как сказать… Они сказали, что им и хуже перепадало. Знаешь, даже хвалили тебя, мол, рука твердая и тяжелая, невзирая ни на что. А так… Ну, да, я им сама помогала умываться и кровь остановить. И тетя Гортензия…

— Рагнар где?

Юлия вздохнула:

— Опять на задании. Да что же это за жизнь такая. Я думала, что не повторю судьбу тетки никогда. А вот опять сижу и жду.

— Рагнара?

— И Рагнара, и дядю. И еще кое-кого…

— Кого же? — не понял Марс.

— Да я еще не знаю, — замялась Юлия. — Да и какая разница? Рагнар, конечно, хочет сына. А мне так и дочка хороша. А сын тем более.

— Поздравляю, — Марс окончательно пришел в себя от этих новостей.

Он поднялся, но заметил, что тяжелая цепь удерживает его за правую руку и левую ногу.

— Эк меня стреножил твой дядя. Тебе, кстати, не попадет, что сюда пришла?

— Не попадет. А заковали тебя для того, чтоб сам себе бед не наделал. Дядя очень переживал, когда ты взбесился.

— Где он сейчас? Я ему так взбешусь!

— Марс, давай-ка сначала поешь. А то сил беситься не будет.

Он вздохнул и взял протянутую ею снедь, начал жевать, не чувствуя вкуса.

— Ну как? Эти пирожки я сама пекла. Меня Гайя научила.

Марс чуть не подавился, с трудом проглотив сразу ставший шершавым и горьким нежный медовый пирожок, и снова застонал.

— Что с тобой? — испугалась Юлия. — Тебе нехорошо? Пирожки не понравились? Они свежие, ты не думай. Я надеялась, что Рагнар сегодня утром вернется, нажарила с утра пораньше. А вестовой передал, чтоб не ждала раньше декабрьских ид. Это еще почти декада…

— Нет, что ты, пирожки замечательные. И пропадать им не надо. Ребятам скорми, которые дом охраняют.

— Скормлю, — печально кивнула Юлия. — Они уже тут так отъелись, что сменяться не хотят.

Она вздохнула еще раз, пожелала ему терпения и ушла. А Марс остался в раздумии — неужели префект ничего не сказал своей племяннице о гибели Гайи, опасаясь за ее беременность?

— Остыл? Готов слушать? — префект выглядел еще более усталым и измученным, чем пару дней назад, когда Марс буянил у него в таблинии.

Марс потупил взор.

— Тебе предстоит серьезное задание. Вот пергамент. В нем приказ, подписанные Октавианом Августом. Тебе надо добраться в Сирию, на самую ближнюю границу. Там стоит наш небольшой гарнизон. Они не дают бандам прорываться в сторону моря. Найдешь командира гарнизона, вручишь приказ, и вернешься вместе с двумя нашими воинами, выполняющими там срочное оперативное задание. Надеюсь, к тому времени, когда ты доберешься, они с ним уже справятся. Разница у вас в полторы декады.

— Их имена я узнаю, когда командир гарнизона прочитает приказ?

— Да почему же? Гайя и Дарий.

Марс едва устоял на ногах.

— Да, — кивнул префект. — Зная тебя, я не мог так сразу во всем признаться. Ты бросился бы следом, сорвал бы всю операцию. Зачем? А так они абсолютно для всех мертвы. И никто не будет выслеживать их. Пойми…

Марс кивнул — он имел представление о работе под прикрытием, хотя бы из своего гладиаторского опыта, и к тому же знал, что Гайе эти задачи приходилось выполнять гораздо чаще.

— Когда отправляться?

— Сейчас. Мойся, проверяй оружие. Бери коня и путь. В Остии сядешь на корабль «Ворон Аида». Вот пергамент его капитану.