Из Нижне-Чирского, Клетского, Урюпинского районов Сталинградской области от наших разведчиков в Сталинградское УНКВД поступали сведения о том, что немцы приступили к формированию белоказачьих отрядов. Для этой цели в станицы и хутора были присланы немецкой разведкой белоэмигранты, бывшие офицеры армий Врангеля, Краснова, Колчака, офицеры генералов Кутепова, Шкуро.
В хутор Хлебинский Сиротинского района пожаловал белогвардеец Бондарев. По его требованию на хуторском плацу собрали всех жителей. Бондарев выступил с пространной речью, в которой, в частности, заявил, что «Германия принесла свободу закрепощенному большевиками свободолюбивому казачеству, исход войны предрешен», и призывал казаков записываться в отряды, на которые возлагается почетная обязанность «поддерживать порядок» в районе.
С подобной речью-призывом в городе Калач-на-Дону перед жителями выступил хорунжий Еланцев.
Кроме этого, белоэмигранты помогали оккупантам в организации местных органов управления, в подборе кандидатур старост, полицейских, бургомистров.
Оккупанты заигрывали с казаками, выявляли среди них «обиженных» Советской властью в годы коллективизации.
В Чернышкове во главе управы встал некий есаул «Войска Донского», близкий друг (как он хвастался) атамана Шкуро. Он обнародовал программу «новой» жизни:
1. Ликвидация Советской власти и колхозов.
2. Вся власть войсковому кругу во главе с атаманом.
3. Все Придонье отделяется от других областей и будет иметь самостоятельное казачье правление.
4. Возобновляется частная собственность на землю, скот, объявляется свобода торговли, ремесел и т. д. и т. п.
В суровикинской управе некий Кобзев гарантировал выдачу всем желающим вступить в воинские формирования лошадей, обмундирования и оружия.
В семье, как говорится, не без урода. Находились такие казаки, кто прежде ловко маскировал свою ненависть к Советской власти. Они-то и являлись находкой для оккупантов. Из их числа срочно создавали штабы «Войска Донского» во главе с бывшим полковником царской армии Павловым, войсковым старшиной Духопельниковым, хорунжим Гольдиным.
Вербовка «добровольцев» в казачьи отряды велась через станичных и районных атаманов, которые, в свою очередь, опирались на вербовщиков. Среди таких агитаторов был Копцов, бывший подъесаул белой армии, судимый в 1930 году и поставленный в 1942 году немцами старостой хутора Верхне-Волоновского. Сын Копцова, Алексей, 1926 года рождения, возглавил районную полицию.
Вербовка шла усиленными темпами, но успеха среди населения не имела. Оставшиеся в занятых врагом хуторах казаки (кто по возрасту не был призван в ряды Красной Армии) всячески уклонялись от службы у оккупантов. Об этом свидетельствовали многие факты, к примеру, письмо назначенного немцами старосты Романовскому станичному управлению. Это письмо попало в Сталинградское УНКВД после освобождения районов Дона.
«Господину, его благородию станичному атаману.
На присланную вами копию письма начальника штаба полковника Попова сообщаю, что по хутору Погожево и хутору Логутино офицеров старой русской армии, как таковых, не имеется. Казачьей формы, обмундирования и оружия не имеется. Добровольцев-казаков, желающих вступить в германскую армию для разгрома большевизма и завоевания чести и славы донского казака, также не имеется.
12 октября 1942 года.
Староста колхоза...(подпись неразборчива)».
Убедившись, что казаки не желают вступать в отряды для борьбы с Красной Армией, штаб Павлова применил метод... разверстки. Каждой станице и хутору была дана в приказном порядке контрольная цифра присылки «добровольцев». Иначе жителей поселка ждала жестокая кара.
Под страхом смерти и путем обмана оккупантам и их помощникам — белоэмигрантам с трудом удалось создать лишь несколько малочисленных отрядов, некоторых тут же отправили на передовую, других включили в казачьи резервы «русского охранного корпуса» при главном штабе войск СС, погнали в карательные рейды по Кубани, а позже заставили бороться с партизанским движением во Франции и Югославии.
Идея создания, как и в годы гражданской войны, нового «Войска Донского» потерпела полный крах. Чекистские органы прифронтовой полосы и Сталинградского фронта приняли действенные меры: в районы формирований белоказачьих отрядов и непосредственно в сами отряды были направлены советские разведчики из казаков, которые сумели разъяснить «добровольцам» пагубность их участия в войне на стороне гитлеровцев. Созданные в результате этой кропотливой работы в отрядах патриотические группы начали переходить на сторону Красной Армии. Отряды стали редеть, распадаться, «добровольцы» вливались в ряды Красной Армии и позже достойно сражались с фашистскими захватчиками.
Разведсводки из оккупированных районов Сталинградской области рассказывали о многочисленных бесчинствах захватчиков. В наше УНКВД попали копии приказов коменданта города Серафимовича от 10 и 15 августа:
«Многократны случаи злоумышленных действий жителей против немецкого командования, порча телефонного кабеля, сношение с русскими по ту сторону Дона.
В результате подрывных действий нами взяты в качестве заложников 20 человек. При повторном саботаже, диверсиях в городе они все будут расстреляны. Пока же заложники находятся под стражей на неопределенное время.
Запрещается покидать город. За невыполнение — расстрел».
«...Приказываю немедленно сообщить в комендатуру о всех случаях самовольного убоя личного скота. Виновники будут строго наказаны.
Все местные жители должны зарегистрироваться. Тех, кто до 24 числа не пройдет перепись, ждет расстрел...»
В Дубовском районе на конезаводе № 1 был вывешен приказ оккупационных властей:
«1. За плохое отношение жителей к немецким войскам — расстрел.
2. Запрещено пребывание на улицах с 5 час. вечера до 8 час. утра. Задержанные в эти часы считаются партизанами.
3. Власть возложена на старост, назначенных немецкими властями.
4. Женам красноармейцев, имеющим одного или более детей, надлежит сдать все имеющееся у них зерно.
5. Запрещается без специального пропуска покидать поселок. Виновные караются расстрелом».
Жители Сталинградской области насильно выгонялись оккупантами на поля для уборки хлеба. За невыход на принудительные работы в первый раз виновный получал 25 розг, за повторный отказ от принудительных работ— расстреливался...
Оккупанты безжалостно грабили народ: через хутор Скворин на Запад были угнаны две тысячи голов колхозного и личного скота.
Оккупанты зверски расправлялись с народом: в хуторе Перекопка Клетского района были расстреляны колхозники Федот Качалин и Михаил Долгов лишь за то, что «посмели» тушить свои горящие дома. В хуторе Нижне-Голубом за невыход на полевые работы колхозники привязывались к деревьям и избивались...
Больше всего оккупанты бесчинствовали во временно захваченных ими районах Сталинграда. Вешали, расстреливали семьи работников райкомов, членов партии, простых рабочих. В октябре 1942 года в городе была расстреляна вся семья рабочего завода «Красный Октябрь» за то, что не подчинилась приказу и не покинула землянки — единственного своего убежища. В депо были повешены машинист Николай Сударев и три раненых красноармейца. Шестерых жителей поселка завода «Баррикады» расстреляли за то, что они укрывали раненого советского воина.
В феврале 1943 года один из бывших сотрудников комендатуры центральной части города Сталинграда признался на допросе в том, что «политика Германии в Сталинграде заключалась в полном уничтожении партийного и советского актива, переманивании на свою сторону любой ценой слабохарактерных и слабовольных личностей...»
В здании третьего Дома Советов, на углу Чапаевской и Ладожской улиц, размещалась комендатура оккупантов.
