«Погиб мой научный труд, которому я отдал восемнадцать лет работы. Утрата невосполнима...» — писал Пытель.

— Рукопись могла остаться и целой, — предположил я. — Дом профессора не сгорел, а обрушился лишь потолок, и рукопись, может быть, погребена под развалинами.

По моей просьбе на развалины дома Пытеля отправились трое сотрудников нашего управления. Вскоре они доложили, что из-под груды камней извлекли толстую папку с рукописью научной работы. Трудно описать радость Антона Яковлевича, когда ему вручали его папку!

Проведенная дома в постели неделя показалась мне удивительно долгой. При очередной перевязке я упрямо заявил, что чувствую себя вполне сносно и могу приступить к исполнению своих непосредственных обязанностей.

За время вынужденного отсутствия начальника управления чекисты Сталинграда успешно провели ряд операций, среди них задержание неподалеку от Клетской шестерых немецких диверсантов, имевших приказ взорвать понтонную переправу. Во Фролово были схвачены два парашютиста, при них имелся запас взрывчатых веществ и карта с отметками предполагаемых мест диверсий.

Еще одного парашютиста захватили на месте приземления в хуторе Тормосино.

По сообщениям нашей разведки было известно, что на Сталинград движется 6-я немецкая армия в составе четырнадцати дивизий, в которых насчитывалось около 270 тысяч пехотинцев и 500 танков. 6-ю армию вермахта поддерживала авиация 4-го воздушного флота. Наступающему врагу противостояли 12 наших измотанных в боях, понесших значительные потери в технике и живой силе дивизий.

Короткая справка сообщала, что Ф. Паулюс родился в Восточной Пруссии в 1890 году. Один семестр проучился на факультете правоведения в Маргбургском университете. В 1910 году перешел учиться в военную школу и спустя год получил первое военное звание лейтенанта. До 1914 года командовал взводом, батальоном на Балканском фронте. В 1929 году стал подполковником, а спустя год перешел на преподавательскую работу в академию генерального штаба Германии. Начало второй мировой войны встретил в чине генерал-майора на должности начальника штаба 10-й армии, которой в то время командовал Рейхенау. В 1940 году Паулюс уже обер-квартирмейстер штаба сухопутных войск, заместитель Гальдера. В нацистской партии (НСДАП) не состоял. Среди наград — Железный крест I и II степени, Рыцарский орден, Железный крест с жемчужными ветвями.

Вот и все, что я знал к лету 1942 года о командующем наступающей на нас германской армией. Спустя год, в январе-феврале 1943 года, сведений о Ф. Паулюсе стало значительно больше.

С некоторых пор Чуянов задавал мне при встрече один и тот же вопрос:

— Нынче спим спокойно или нет?

Вопрос был без подвоха. Алексей Семенович просто интересовался: будут ли этой ночью бомбить наш город или нет?

— К полдню советую спуститься в бомбоубежище,— на этот раз ответил я.

— Именно к полдню? — переспросил Чуянов.

23 июня в 12.15 над Сталинградом (в который раз!) появились самолеты с крестами на крыльях. Но еще на подходе их к городу в Сталинграде была объявлена воздушная тревога, в готовность приведены всё зенитные батареи, дети и женщины спустились в подвалы, щели.

Прежде во время налетов немецкие летчики ориентировались на наши аэростаты: те хорошо просматривались издалека. На этот раз были приняты меры предосторожности — мы изменили тактику и аэростаты переместили ближе к Волге, где не было военных объектов и жилых кварталов. И фашистские асы были обмануты: большинство бомб сбросили вблизи аэростатов.

Бомбили не только Сталинград. Неоднократно самолеты люфтваффе осуществляли налеты на железнодорожную ветку Сталинград — Поворино, на станцию Фролово. Самолеты не только сбрасывали бомбы, но и проникали в нашу область для заброса парашютистов. После одного из налетов в Чернышковский район проникла группа вражеских автоматчиков. Она надеялась занять поселок, рассчитывала, что после бомбежки охраняющие Чернышки подразделения будут оглушены или перебиты. Но на самой границе района автоматчиков встретил местный истребительный батальон. Командовал им начальник райотдела НКВД М. И. Плужников. В том бою товарищ Плужников погиб. Вражеские автоматчики не ожидали встретить дружный отпор и были вынуждены отступать, теряя убитых и раненых.

Фронтовая разведка установила, что для усиления своих войск немецкое командование перебросило 14-й танковый корпус (в составе двух танковых дивизий) в район Дона. В излучине Дона близ хутора Каменского немецкие танки споткнулись о сокрушительный удар и повернули назад. Так же обстояло дело на реке Чир.

Посетителю было немало лет. Маленький, сутулый, с белоснежной бородкой, священник степенно поздоровался и сказал:

— Знаю, что имею честь встретиться с народным депутатом. Сам я, как работник культа, не имел счастья голосовать за вас, милостивый государь. Но поверьте: если бы обладал сиим правом, как все трудящиеся моей страны, с великой радостью и почтением отдал бы свой скромный голос за депутата Верховного правительственного Совета.

— Садитесь, батюшка,— пригласил я.— Откуда будете?

— Из Клетской мы,— чуть тряхнул бородой священнослужитель.

Я не поверил.

— Но вашу станицу несколько дней назад занял враг! Как же к нам в Сталинград попали?

— Пути господни неисповедимы. А горе всенародное, которое сейчас обрушилось на всю нашу Отчизну, помогло рабу божьему обрести силы и до вас дойти. Сквозь геенну огненную шел, которую изверги разожгли на земле. Сил не было — гнев помогал шагать. Верно сказали: враг в моей Клетской. Третьи сутки пошли, как вступили германцы в станицу. Я в Клетской пятнадцать годков в церкви службу нес...

— Что привело ко мне, батюшка?

— Горе людское,— повторил священнослужитель и начал рассказывать: — Дом мой, как и храм божий, не пострадал при бомбежке. Целехоньки, слава тебе господи! Только без крова все равно я с семьей остался: фашистский полковник самовольно занял мой дом. А меня с семьей выгнал жительствовать в сараюшко. Но это еще не горе. Другая забота точит: германский полковник наказал мне церковь открыть и службу в ней нести! Строго приказал. А я не желаю с амвона германцев прославлять, многие лета тому полковнику у бога просить! Мало того, переписали германцы всю станичную молодежь и сказали, что в ближайшую субботу ее ждет дальняя дорога: в неметчину молодежь хотят увезти. Полковник сказал, будто в Германии нашу молодежь ждет чистый рай. Только нет у меня и наших станичников веры ни на грош немецким побасенкам. Лживо все. Не рай, а сущий ад ждет нашу молодежь в той Германии. Вот и пришел к вам за помощью. Верю, что не бросите в беде страждущих, спасете их. К вам мне настоятельно посоветовал идти Григорий Лобовой, который прежде в НКВД служил, а теперь у фашистов полицейским стал.

Я скрыл свою радость, когда услышал про Лобового: значит, нашему сотруднику удалось внедриться в немецкую полицию!

— Хитрость помогла попасть к вам. Сказал германскому полковнику, будто в Михайловке у меня близкий родственник тяжело болен. Попросил пропуск к линии фронта. С этим пропуском в Михайловку попал, а уже оттуда в Сталинград. Так что же с молодежью?

— Передайте вашей молодежи,— сказал я,— завтра ночью их будут ждать. Точное место сейчас обговорим.

— Премного благодарен! — привстал со стула священнослужитель.

Мы простились. Священник уехал в Михайловку, и ночью, под покровом темноты ему помогли уйти в сторону расположения немецких войск. Ровно через сутки в том же месте Дон переплыли две лодки с группой комсомольцев станицы Клетской, временно оккупированной врагом. Среди парней и девушек была и внучка священника. Всех спасшихся от немецкого рабства молодых людей наши сотрудники тепло встретили, помогли с жильем, работой.