– Ну, что примолкла? В кои-то веки нечего сказать? – Снова этот отвратительный голос. Едкий, колючий. Вернее, голос-то нормальный, только интонации поганые.

– А о чем нам с тобой говорить сейчас? Да и вообще – о чем?

– Ну, нам с тобой придется изображать любофф, на языке жестов вряд ли получится.

– Неплохой вариант. Я могу прикинуться, что меня чем-то по голове шарахнули, я резко отупела и разучилась нормально говорить. И от этого воспылала чувствами. Просто перепутала вас с Вадимом. Все будет логично.

Ухмыляется, собака. Довольный, как будто провернул аферу века:

– Тоже вариант, конечно, но я сам решу, как все представить. Твое дело – исполнять.

– А вот тут погоди, не надо придумывать новые условия каждые полчаса. Все закончится тем, что я должна буду кланяться и приговаривать "слушаюсь, мой господин". Не дождешься. Мы договорились только о том, что я, как будто, ушла от Вадима и решила встречаться с тобой. На этом точка. Как я себя буду вести при этом – речи не было. И не будет. Дуру из меня делать не надо.

– Ух, какая речь. И какая смелость. Рискуешь, милочка.

– Ты знаешь, шантаж-то так себе получился, слабенький. Я ведь могу просто уйти из сада, найду другую работу. И на этом все твои преимущества закончатся. Об этом не подумал, великий комбинатор? Не нужно думать, что ты умнее и хитрее всех. На каждую хитрую задницу найдется свой гвоздь с нарезкой. Так что все. Твои условия прозвучали. Теперь мои слушай… – Скривился, как от кислого. Конечно, так быстро обломаться – не очень приятно, особенно когда уже вовсю почувствовал себя вершителем судеб. Никуда я, конечно, уйти сейчас не смогу: во-первых, некуда, во-вторых – все мои сбережения были вложены в это дело, а вынимать их оттуда – подвести девчонок, с которыми столько сил вложено. – Я изображаю, что ты мне как будто небезразличен. Только в пределах видимости твоей семьи и твоих знакомых. Но при этом, как хочу, так себя и веду. Если будешь воспитывать – ничего не получится. Это я тебе сразу говорю. Дальше – никакого интима и даже намеков на него. И я имею полное право говорить тебе все, что думаю о твоей персоне.

– Ну, и как ты при этом будешь изображать глубокие чувства? Разве влюбленные девушки так себя ведут?

– Возможно, влюбленные дурочки ведут себя не так. А как-нибудь в стиле твоих подружек: в глаза заглядывают, слова угадывают, стараются во всем тебе угодить. Только я не дурочка, и даже изобразить ее не смогу. Пробовала, не получилось. Так что извини, не смогу быть похожей на твоих Наташ и Марин.

– А ты считаешь себя очень умной?

– Уже нет. Так вляпаться в ваше дерьмо – это нужно особо постараться. Ты вот – молодчага. Если вдуматься – вообще ни при чем. Вадим – предатель и подлец. Я – похотливая сучонка, которая еще и боится, что все узнают о ее грешках. А ты – молодец. Все хорошо спланировал, провернул, и весь в белом. Браво! Ведь так ты видишь эту ситуацию? – Точно, именно так и видит – хмыкнул довольно, гад бессовестный. – А вот теперь скажи,а без этой гадости нельзя было обойтись? Обязательно нужно было с головой нас окунуть? Чтобы на нашем фоне казаться принцем? Ничтожество ты, а не принц. Так что извини – не получилась у тебя задумка.

– Мне не интересно твое мнение.

Кто бы сомневался. Ему вообще ничье мнение не интересно. Вернее, он пытается это доказать. Только вот я прекрасно видела, как Пабло кривился, когда его подружка пыталась изобразить мозговую деятельность, но безуспешно. Ну да, виновата – запытала ее тупыми вопросами. Но ведь ей никаких других задавать нельзя было. А обсуждать вместе с ней всякую чешую, как ни старалась, не смогла. Ну, не умею я общаться с недалекими людьми. Не хватает ни сил, ни терпения. Не сказать, что часто приходится – в основном, встречаются люди приятные и интересные, от других стараюсь держаться подальше. Но ведь этот упырь постоянно притаскивал каких-то непроходимых куриц. Или тех, кто пытался вести себя по-куриному. Проблески мысли бывали, вот только они их прятали умело. Зачем? Вот загадка.

Ну, не интересно и замечательно. Можно помолчать, и не напрягаться этим нереальным разговором. Нереальным – потому что в моей нормальной реальности не было места таким вещам, даже подумать не могла, что когда-нибудь так закопаюсь.

Хотела уже выйти из машины, не прощаясь, да передумала – поймет, как он меня бесит, и только лишний раз порадуется. Фиг дождешься. Задавим хорошими манерами. Только вот выбрать нужно максимально нейтральную фразу. Ничего лучше не придумала, как "До свидания". И получила в ответ "Конечно, еще свидимся". Козел. Мог бы и промолчать.

Очень сложно оказалось спокойно дойти до подъезда, уверенной и легкой походкой, потому что хотелось убежать и спрятаться в четырех стенах, закрыться от всего мира и остаться наедине с собой, чтобы хоть немного спокойно подумать. Но ведь этот сучок стоял и ждал, пока захлопнется дверь, и явно сверлил взглядом спину.

А вот когда дверь закрылась – силы кончились, захотелось просто съехать по стенке и замереть там навсегда. Но если сейчас сяду – уже не поднимусь. Очень долго придется с силами собираться. Еще и лифт, как всегда, не работает.

Еле доволоклась до своей двери. Хоть бы девчонки спали уже. Не смогу сейчас делать вид, что все нормально и отвечать на их вопросы. А вопросами они могут запытать, доведут до истерики даже глухого, докричатся, однозначно. Женское любопытство наряду с некоторой бестактностью (потому, что близкие очень) – самая страшная сила. Его невозможно преодолеть. Особенно, если эти подруги любят тебя, как родную.

Нет, не повезло – только услышали поворот ключа, выскочили из комнат, что-то визжа, наперебой расспрашивая: "Ну, как? Мы угадали? Ты согласилась?". Ага. Согласилась. Только лучше вам не знать, на что именно. Тоже предложение поступило, только не руки и сердца. А чего? Да поваляться в дерьме немножко, на забаву самодовольному уроду. Так себе удовольствие, конечно, да вот только вариантов у меня не было. Ох, знали бы вы, девочки, какая дрянь нас всех может коснуться. О чем не подумала спросить – какие у меня гарантии? Ведь такая свинья может любой финт выкинуть. На его честное слово точно не положишься. Придется решать этот вопрос.

Увидев мое выражение лица, подруги осеклись, радость на лицах, как по команде, сменилась тревожным участием:

– Что? Что он сделал? Он тебя обидел, да? Лен, ну скажи ты, не молчи, на тебя смотреть больно.

– Девочки, давайте завтра. Сейчас сил нет на разговоры, все потом расскажу.

Да, теперь еще нужно придумать правдоподобную историю и для них. Такую, чтобы поверили, и, в то же время, не начали жалеть. Вот чего не переношу – это жалости. У меня это силы отнимает, а они еще ох, как понадобятся.

В душ, быстрее под воду – когда совсем плохо, только она меня спасает. Кажется, что упругие струи выбивают из тебя всю грязь, всю боль, все разочарования и обиды. А потом смывают, уносят их с собой, очищая и освежая. Так погано мне давно уже не было. Или не было вообще никогда? Или каждый раз это одинаковое ощущение, что тебя поломали и выбросили, как ненужную игрушку? Просто невозможно привыкнуть, притупить остроту разочарования? Ведь только поверила, что вот он – человек, которому нужна просто так, не за что-нибудь, и не ради чего-то, а просто потому, что нужна. Потому что интересна и небезразлична. Что есть в тебе что-то, за что можно любить и ценить, не зависимо от внешности, статуса, возможностей и чего-то там еще. Ну, вот очень нужно мне было верить, что хоть кто-то захотел быть рядом, а не просто – захотел.

И ведь как долго отбрыкивалась, не подпускала, пресекала все попытки Вадима к сближению: держала как можно дальше. Ясно же сразу было, что этот мажорный мальчик не из нашей лиги. Не лучше меня и не хуже. Просто – не мой, и делать ему здесь нечего было. Так ведь нет же, собака, никак не мог успокоиться – сначала появлялся везде, где я оказывалась с друзьями. Раньше его не знал никто, а тут вдруг стал душой компании. Все его неожиданно полюбили, начали звать на совместные гулянки, поездки на природу, в кино, да куда угодно. Куда бы ни собрались – он везде проявлялся. Даже когда мы чисто девчачьей командой решили на приезжую группу танцоров сходить, и он туда же поперся. Вот что забыл? Я ж его тогда прямо так и спросила. "Тебя забыл". Мама дорогая, какие мы трепетные и искренние. И в щенячьих глазах такая нежность плескалась, что проще было сразу растечься, чем сопротивляться. И ведь устояла тогда, не поверила. И когда возил нас со Светкой в соседний город выбирать ей свадебный наряд (в нашем городе ей, видите ли, ни один салон не угодил), и таскался по всем салонам молча и не взвизгивая – тоже упиралась. Ведь не хотела же иметь с ним ничего общего. Уже всех девчонок моих обаял, они хором кричали, что хватит ломаться, нужно брать в охапку и ставить метку "не подходи, убьет!". А я не хотела никаких меток – зачем мне мужчина, которого охранять нужно от других желающих? Если его держать нужно – пусть кто-то другой держит. А он не успокаивался. Я же прятаться от него начала – до того одолел своим вниманием. Только что в туалет за мной не ходил. И ведь достал же, козлина. Поймал в тот момент, когда и мяукнуть не могла без усилий. С температурой под сорок – какое сопротивление? Особенно, когда осталась одна, и даже за водой не сходить, потому что знобит и шатает. А девчонки, как назло, укатили на выходные с палатками на озеро. Он же с этого озера и приперся, когда обнаружил, что меня нет, а Светка ему сдуру брякнула, что у меня голос какой-то нездоровый. Прилетел с ключами, которые ему Светка дала, и два дня меня, коматозную, выхаживал. Поил какими-то микстурами, градусники ставил, кутал, когда знобило, открывал, когда жар поднимался. Уехал только тогда, когда подруги вернулись. И ведь не позвонил им, гад, не сказал, чтобы возвращались. Все в свои руки взял.