Сейчас мы тебя согреем. Подышим, потом поцелуем, потом – еще и еще. Как вкусно-то, оказывается. Съесть тебя, что ли, на завтрак? А пару кусочков оставить на обед и еще – на ужин. Эй, ну давай, дыши уже! Я сделаю вид, что не заметил… И пальчики, давай, разожми – мы их сейчас тоже задействуем, каждый погладим, вытянем, а потом тоже прикусим за подушечки. Э, нет, отдергивать нельзя. Этак, еще из роли выйдешь, ледышечка ты моя, холоднючая…

Ну же, давай, оттаивай, тяжело ведь сдерживаться – вижу, как тебе неинтересно. От скуки вздрагиваешь, от тоски порозовела, и губы просто от жажды сохнут. Поэтому облизываешь их беспрестанно. Так и хочется – тоже попробовать, но – почему-то решил, что нельзя. Пока нельзя. Потом будет можно, когда уже без сопротивления. Чтобы сразу – и глубоко, и сильно. Чтобы уже по-настоящему задохнулась, а я бы решал – когда и что можно, и в какой последовательности. Но – пока рано. Что-то увлекла меня игра, прекращать не хочется…

А это мне кажется, или позвоночник такой чувствительный? Стоит пальцами пошевелить – сразу выгибается? Нужно срочно проверить…

Черт, как же эти бесенята не вовремя! Хотя – нет, лучше сейчас, чем если бы застали нас в процессе. Потому что еще пара минут – и никто бы меня не остановил, и Аленка вряд ли бы уже сопротивлялась. Это я точно знал. Просто оттягивал время – видя, как вся напряглась и застыла, вытягиваясь струной, наслаждался моментом. И – упустил. Слава Богу.

Иначе, как объяснять парням, чем мы тут занимались? Утренней зарядкой?

Кое-как отделались от мальчишек, хотя, сдается мне, что у них остались сомнения… Ладно, с этим потом разберемся.

А вот отлипать от теплого тельца совсем не хочется – пригрелся: мягко, ароматно, возбуждает. Может, продолжить? Черт бы с ним, с этим завтраком…

Уже прицелился, чтобы прикусить шею – как раз в том месте, где уткнулся, прячась от пацанов, но шея завертелась, заелозила, а ее хозяйка сообщила мне, что пора валить. Ладно, запомним, на чем остановились, но обязательно продолжим.

Пришлось залезть под холодный душ – сам не понял, как сильно завелся, пытаясь растормошить Елену Бесчувственную, да еще попка аппетитная на глаза попалась, напоследок… В общем, за три минуты не управился.

Вышел в комнату в одном полотенце – хотелось посмотреть на реакцию: возмутится или заинтересуется? А никакой реакции. Лежит себе, в потолок уставилась, ногой дрыгает, что-то под нос мурлычет, а в мою сторону даже голову не повернула. Ну, не будешь же перед ней голышом прыгать – эффект неожиданности все равно потерян. Пришлось одеваться. Все при том же полном игноре – глаза в потолок, и ни одного взгляда в мою сторону.

– Ну, и что ты там увидела?

– Потолок. Посмотри сам, если не веришь.

– И все?

– И все. – И так же – ноль внимания. Нет, так не интересно. Я рассчитывал, что хоть немножко поязвит, или поругается, а так – скучно.

– Тебе помочь встать? Могу в ванную отнести. Даже спинку потереть, если нужно. Вдруг, сама не справишься? – Зря я об этом подумал, опять начинаю заводиться.

– Не нужно. Спасибо.

– Так ты собираешься, вообще, вставать? Нас там ждут, между прочим.

– Ты уйдешь – тогда и встану. Чем быстрее, тем лучше.

– Это благодарность за мои старания? – О, реакция появилась: резко села, волосы от лица откинула, пронзила взглядом. Ух, глаза какие зеленющие! Это от злости так темнеют, или еще от чего-нибудь?

– За какие старания, Паш, я должна быть благодарна?

– Ну, я тебе всю ночь помогал – ноутбук ремонтировал, файлы копировал, тебя охранял, в кроватку укладывал. – Перечисляя, загибал пальцы на руке. Один свободный остался. Стоит пятый пункт указывать – про утренние развлечения? Нет, наверное, пока не стоит. Потом как-нибудь, появится еще момент…

– Если бы не ты, ничего бы спасать не пришлось. Я б еще вчера днем все доделала, и вещи были бы целы, и я спала бы в своей родной кровати. Одна.

– Слушай, что ты жалуешься? Вчера же неплохо время проводила, я видел – ты развлекалась, с людьми общалась. Несчастной не выглядела.

– Паш, а ты, когда-нибудь, чувствовал себя конем на выпасе? Захотят – погулять дадут, захотят – в стойло загонят, а могут и узду накинуть. Волшебные ощущения. Конечно, я наслаждалась вашим высоким обществом. Век бы его не видеть.

– Ой, Лен, не надо драматизировать.

– Уйди, Паш. Топай отсюда. Еще день не начался, а я уже от тебя устала.

Вот и поговорили. Ну, и ладно. Снова завелась – уже хорошо. А то, когда молчит – подозрительно. Сразу начинаешь ждать пакостей.

Внизу уже извелись родственники: как ни стараются скрыть любопытство, а оно все равно вылезает. Первая, само собой, не сдержалась маман:

– Пашенька, почему ты один? Где Лена?

–Она скоро спустится. Минут пятнадцать, наверное. Мам, зачем ты парней к нам отправила? Они даже постучаться забыли. Ты чего добиваешься, хочешь, чтобы они раньше времени повзрослели?

– Ой, я как-то не подумала… – Даже покраснела слегка, от растерянности, надо же. Что это с моей драгоценной родительницей происходит? Или, как всегда, все продумано до мельчайшего шага, просто сейчас прикидывается?

Только сейчас подумал – а ведь Ленку никогда с Вадимом в одной комнате не селили. Ни в этом доме, ни у дяди. Вроде, как будто правила приличия соблюдали. А тут – как само собой разумеется. Даже сомнений ни у кого не возникло. Это, интересно, почему?

А ответ мамочка дражайшая сразу предоставила: оглянулась осторожно, поняла, что в столовой находятся только "свои" (я, дядя, сестрица и сама родительница), и выдала:

– Сынок, ты с этой девочкой еще не наигрался? – Аккуратненько так, закинула удочку. – Я думала, у тебя с ней будет, как со всеми – максимум неделя, и надоест.

– Нет, мам, у нас с Леной все серьезно. – Не наигрался еще. Игрушка оказалась интереснее, чем я думал. В ней много дополнительных секретов. Нужно время, чтобы разобраться, а потом отпустить с Богом. – Ты же сама говоришь, что мне пора жениться. Вот, пожалуйста, я занялся этим вопросом.

В глазах маман – священный ужас. Конечно, как это я сам выбрал кандидатуру? А как же кастинг пройти? Она же не нашего круга, и манер нет, и держаться на людях не умеет. Вон, вчера хохотала во весь голос, народ за ней подхватывал, а маменька только морщилась… У нас же не принято смеяться. Девушкам можно только улыбаться скромненько.

Ну, прости, дорогая маменька. У меня свои планы. Вот когда с Ленкой разберусь, отпущу "на волю", тогда и займемся твоими невестами. А сейчас они будут только мешать. И "девушку" мою новоявленную только разозлят, а мне ее злость ни к чему.

– Ирин, какое – "наигрался"? Ты вчера видела, как он девочку глазами-то ел? Будто кот – сметану. Я тебя, племянничек, давно таким не видел. Как тебя прихватило-то! – Ага, ел глазами. Я её просто пас, чтобы, невзначай, фигни какой не натворила, которую потом не расхлебаешь. Вот и глаз не спускал. Хотя, оно и лучше, если все так подумали. – Да ладно, не смущайся, хорошая девочка, одобряю.

Ну, и замечательно. Хорошая девочка теперь моя. А не Вадика. И родня это признала. Только вот, не к месту, снова разыгралось воображение. Моя – да не совсем. А надо бы сделать полностью. Завершить то, что начали утром, но так, чтобы уже никто не мешал. Нужно над этим подумать.

– Сыночек, меня вот это и беспокоит, что серьезно. А если у вас не получится? Все-таки, она совсем не в твоем вкусе… А ты потом переживать будешь…

– Успокойся ты, мама. Меня еще ни одна женщина не бросала. И эта не бросит.

– Да ладно?! – Наташка, которая все это время молчала, вставила свои пять копеек. – Ты в этом уверен? – И так бровь многозначительно вздернула, что все замолчали.

– Наташ, в последнюю пятилетку – точно.

– А, ну тогда, конечно. – Понятно, о чем она вспомнила. Так это уже быльем поросло. Могла бы уже позабыть навсегда, и не ворошить в памяти.

Наверное, сестра хотела еще что-то сказать, но тут вприпрыжку с лестницы сбежала Ленка. Как всегда, в балахонистом свитере и джинсах, под которыми ничего не разобрать. Но я – то теперь знаю, что она там прячет. Все очень даже вкусное. Ну, и пускай прячет. Нечего другим разглядывать. На ближайшие полгода – это только мое. Ого, у меня – замашки собственника? Похоже, зря я с девчухой связался – она заражает каким-то вирусом. У самой мозги слегка набекрень, и остальным сворачивает. Да теперь уже поздно – придумал затею, осталось только дальше барахтаться.