— Да, все родились уже здесь, — кивнул Краев. — Танькиной Дашке тоже пять. А мой Павлик самый младший.

— Тревожно мне, Гоша. Они же ещё совсем маленькие! — вздохнул Старшой.

— И мне тревожно, — согласился Игорь Сергеевич, глядя вслед колонне по два, удаляющейся в восточном направлении через коротко скошенную луговину. Дети выглядели сосредоточенными — не толкались и не шумели.

Когда удалились на километр с четвертью, остановились и быстро перестроились. В этот момент на них налетела стая павианов-гамадрилов, выскочившая из тростника, росшего по берегу протоки — момент нападения карапузы не прохлопали — под ноги обезьянам полетели петарды. На их шум к месту стычки тут же стелющимся галопом понеслись волки, патрулировавшие посевы, помчался грузовик со стрелками, попрыгавшими в него на ходу, рванул пепелац, освободившийся от груза не долетев до главного шлюза… но никто не успел вмешаться — карапузы своими гварховскими пулями на клочья порвали остановившуюся в замешательстве от взрывов и вспышек первую волну нападающих. Но оставшиеся в живых павианы не уловили связи между гибелью сородичей и негромкими выстрелами револьверов и продолжали бежать вперёд. А патроны в барабанах уже кончились. Пятеро обороняющихся выстроились в ряд и разом запалили фальшфейеры, которые держали в левых руках. Вырвавшиеся из тридцатисантиметровых трубок языки огня почти метровой длины с искрами и дымом произвели на четвероруких деморализующее воздействие — воинственный пыл иссяк, они беспорядочно заметались, подставляя бока под удары тесаков. В это время трое девчонок под прикрытием первой линии успели перезарядить револьверы и завершили эпическую битву несколькими залпами. Финальная рукопашная всё же не обошлась без ранений. К моменту прибытия взрослых личный состав прогулочной группы занимался перевязыванием друг друга. Особо сильно никого не поранили — сказалось отработанное взаимодействие в плотном строю. Но, кроме крови, пролилось немало слёз и соплей.

— Нужен второй револьвер для левой руки, — заявила наследственный президент Мачехи, вскарабкиваясь на спину подоспевшего Оуара. — А то шести выстрелов не всегда достаточно, — её серьёзно колотило после испытанной встряски. Но в руках она себя держала, чтобы не подавать дурного примера подопечным. А поплакать можно позднее в мамин подол или папин воротник — сирот среди аборигенов Мачехи не было.

— Сев! Присоветуй мне, пожалуйста! На кого пойти учиться? — обратился Дэн к приятелю.

— Присядь, не суетись. У меня к тебе по этому поводу целый большой разговор в голове созревает, да никак не устаканится. Слишком уж ты у нас прямолинейный, чтобы тебя словами опутывать. А без опутывания у меня получается неубедительно, — присел рядом с товарищем в тени грузового шлюза парень. — Но, если без хитростей — не учись ни на кого, а продолжай делать то, что делаешь.

— Я так не согласный. Ты уж поопутывай меня словами, а то я ничего не понял. Как это можно не учиться?

— Прикинь! Если нарезать большими кусками, то людей можно поделить на управленцев, работников, ценителей прекрасного и искателей выгоды. Для нормального функционирования социума требуются абсолютно все разновидности из этого перечня, причем желательно, утвердившиеся на оптимальных позициях в его структуре.

Мы с Ксюн давно ломаем головы над решением задачи оптимизации формирующегося здесь общества, и одной из заноз на этом пути оказался ты. Никак не могли тебя проклассифицировать, чтобы отнести к какой-либо из квадр. Дошло до того, что методом поголовного опроса собрали о тебе всё, что знали и старожилы, и новички, и гвархи, и волки, разложили пасьянс и попал ты у нас в управленцы.

— Гонишь, — отмахнулся Дэн. — Я, конечно, самый главный, но исключительно там, куда пошлют. А что это за такой за план оптимизации? Что это вы собираетесь учинить над формирующимся здесь обществом?

— Вот, назадавал вопросов! — поморщился Сев. — Ума не приложу, с какого конца отвечать! Знаешь ведь что один вопрошающий способен о стольком спросить, что и тысяча мудрецов не ответит. Давай-ка лучше я разузнаю. Ты на моих семинарах почти не бывал, а лекции просмотрел?

— Просмотрел. Ты вообще-то здоровски прокатился по истории. Только я не понял, почему задом наперёд? — хмыкнул Дэн.

— А так интересней, когда рассматриваешь последствия, а потом анализируешь их причины. Да и не приходится отвлекаться на моменты, не имеющие значения для исторических процессов. А то в их изложении преобладает отношение излагателей к излагаемому, а упоминаемые факты избираются как раз для обоснования точки зрения автора каждой конкретной работы. В то время, как самих этих фактов куда больше, чем вмещается даже в самую толстую книжку. Но только особо революционных выводов в результате применения этого подхода я не сделал, — пожал плечами Сев. — Зато допёр до любопытной идеи.

Вероятно, ты помнишь, что в истории России был советский период. Говоря поэтическим языком — период большого социального эксперимента. Мнений про него столько же, сколько мнителей, зато о причине его провала я могу уверенно сказать — руководство оплошало. На момент развала Советского Союза страна была аграрно-индустриальной державой, способной обеспечивать себя решительно всем, даже находясь в недружелюбном окружении. Остальное отринем для простоты.

В ходе этого эксперимента отрабатывалось централизованное управление экономикой крупного государства. И в области управления тоже встретилось множество проблем. Решались одни — возникали другие, но в это же время проявила себя и общемировая тенденция к укрупнению предприятий. Концерны там разные, холдинги… да не перечесть наименований больших объединений по любым признакам. Хотя, до размеров государства ни одно из этих объединений и не дотягивало, но ветер перемен явно дул туда же, куда двигалось первое в мире государство рабочих и крестьян.

Здесь, на Мачехе, мы оказались в момент, когда всё только возникает. Когда повернуть оглобли можно на любой лад. Капитализм строить или социализм — без разницы. К тому же бразды правления попали в мои руки. А, дай-ка, думаю, сразу коммунизм замучу. Или замутю? Но втихую, без громких лозунгов.

— Это, с каждого по способностям, каждому по потребностям? — оживился Дэн.

— Типа того, — кивнул Сев. — Теоретически здесь должны были встретиться два краеугольных вопроса. Первый — о мотивации людей к труду. Но он до сих пор не встал. Второй — об оплате труда. Собственно, он бы возник сразу вслед за первым. Но так уж вышло, что все мы обеспечены по принципу провиантского, вещевого и денежного довольствия. Первые два мы едим и носим на себе, а третье оседает на наших земных счетах, про которые каждый вспоминает только, когда вписывает что-нибудь в заявку, уходящую на Землю. Но оказалось, что все зарабатывают значительно быстрей, чем тратят в силу того, что обеспечение продовольствием и большинством предметов повседневного пользования происходит без привлечения денежных средств. В результате меркантильная мотивация к труду не возникла, а мы попали в первобытный коммунизм.

Ответ на вопрос, почему работают люди, у которых и без того всё есть, разрешился неожиданным образом — ради общения, про которое упомянуто в пирамидке Маслоу. И ради уважения, про которое в той же пирамидке тоже не забыто.

— Про пирамидку человеческих потребностей ты доходчиво объяснил, — согласился Дэн. — Но я полагал, что с первобытным коммунизмом мы расстались, как только привезли с Земли третий трактор. У нас стало производиться множество излишков. То есть, производительность труда дошла до уровня, при котором колонии больше не грозит голод.

— Вот! Мы с тобой, наконец-то вышли на одну волну, — обрадовался Сев. — Таки донёс я до аудитории сведения об устройстве общества. И этим обществом — не каким-то нездешнем, а натуральным тутошним — нужно управлять.

— Так управляй, — покладисто согласился Дэн.