Джордж соблюдал их договор и держался на расстоянии. Ей было приятно, что он понимает необходимость вести себя осторожно и воздерживался от проявлений собственнических чувств. Они больше не встречались. Оба обладали достаточным опытом, чтобы знать, какой вред наносит небольшой команде разделение на пары во время продолжительных экспедиций. Поэтому они проявляли друг к другу такое же дружелюбие, как и к другим членам экипажа. Но Хатч это давалась нелегко.
В отличие от ее личной жизни, «Уинк» без приключений прокладывал свой путь меж звезд. Он никогда не трясся и не дрожал, никогда не прибавлял скорость. Его системы работали безотказно.
Хатч любила участвовать в компьютерных постановках. Она изображала циничных антигероинь в любовных сценах. Таких, как Марго Колби в «Голубом свете» и Ильза в «Касабланке». Джордж очаровал ее в роли Антуана в первой пьесе, а Карсон был особенно хорош в роли Рика во второй. (Она открыла в Карсоне совершенно неожиданные стороны характера. И по-настоящему страдала, когда Джордж (Антуан) оставил ее и ускакал, чтобы найти смерть у стен Москвы.)
У Карсона обнаружилась склонность к масштабным историческим зрелищам, проходившим на открытом воздухе. Он был великолепен, только немного толстоват, в роли Антония в «Актиуме» – верхом на боевом коне, в сверкающем под ярким солнцем шлеме. И все единодушно признавали, что Мэгги блестяще удалась роль Клеопатры.
Когда наступала очередь Мэгги, она всегда выбирала державшие зрителя в постоянном напряжении триллеры Мак-Ивара Томпсона. В них она выступала в роли девицы, на которую постоянно обрушиваются всякие несчастья. (Хатч удивляло, что наиболее интеллектуальный член экспедиции больше всего любит кошмары.) И Мэгги действительно была в них хороша: она пронзительно кричала в пьесе «Теперь рассвет», когда за ней гнались члены кровожадной религиозной секты; убегала в парке развлечений от клоуна-маньяка Наполеона в «Смехе в ночи» и отбивалась от брата Тадеуша – монаха-убийцы в «Это принадлежит Цезарю», пока ее будущий избавитель, повидавший свет авантюрист Джек Хэнкок (Джордж) пытался прийти в себя после сильного удара по голове и отбивался от пары орлов на круглой башне.
Жанет любила играть роли женщин, ступивших на неправедный путь. Она с таким удовольствием изображала злодейство леди Макбет, что сама себе ужаснулась, сидя рядом с Хатч. (Наблюдение за тем, как знакомые люди играют классические роли, помогало им лучше понять человеческую природу, особенно если принять во внимание, что все они были изначально хорошими людьми. Видимо, все зависит от баланса энергии и страстей в человеческом характере.) Жанет сыграла интриганку Мэри Паркер в пьесе «Дороги в Рим» и Катерину в «Ровалинде».
– У тебя есть вкус к власти, – заметил Карсон, наблюдая, как она захватывает контроль над сталелитейным консорциумом и строит планы убийства своего мужа, который не желал принимать участие в ее интригах.
– Да. – Лицо ее сияло. – Ты чертовски прав.
Однажды вечером, когда они смотрели «Это принадлежит Цезарю», Хатч открыла новое и в себе. Там была сцена безудержной страсти в каменном бассейне заброшенного монастыря. Сердце у Хатч кольнуло, когда она увидела Джорджа – своего Джорджа – барахтающегося в воде вместе с Мэгги. Конечно, это был не сам Джордж и не сама Мэгги. И даже не их тела. В программу были заложены всего лишь их внешность, одежда и индивидуальные черты характера. Все остальное делал компьютер. И тем не менее Хатч все равно почувствовала, как в ней поднимается горячая волна ревности. Она не удержалась и искоса взглянула на Мэгги. Та с удовольствием отдавалась развлечению, как и глупо ухмыляющийся Джордж.
Бета Пасифика была меньше, чем Солнце, и немного холоднее. Радиоисточник находился в пятнадцати астрономических единицах от звезды.
– Нам необходимо появиться в пятидесяти тысячах километров от цели, – сказала Хатч, когда все ждали сигнала системы навигации о начале скачка.
– Мы ведь не врежемся в нее? – спросила Жанет.
– Шансов немного, – усмехнулась Хатч. – Пятьдесят тысяч километров – расстояние не малое. Вероятность не больше, чем одновременная поломка обоих двигателей Хейзелтайна.
– Это не очень успокаивает, – продолжала Жанет. – Ты считаешь, что там станция. А что, если сигналы идут с планеты?
– Вероятность очень мала, – сказал Карсон. – Во всяком случае, детекторы массы зарегистрируют любую значительную гравитацию и отменят скачок. Так? – Он посмотрел на Хатч.
– Да, – подтвердила она.
Карсон принес карту звездного неба.
– Вот мы и снова в знакомых местах, – сказал он. Это действительно так – Пиннэкл, Куракуа, Нок и система Бета Пасифики – все расположены вдоль края плеча созвездия Ориона.
– Развлечения закончились, – сказала Жанет, когда через несколько часов поступил сигнал подготовиться к скачку. – Пора приступать к работе.
* * *
ИЗ БИБЛИОТЕЧНЫХ АРХИВОВ
(Сцена 221 из «Это принадлежит Цезарю». Брат Тадеуш – монах огромного роста – тащит Анну Холоуэй по подземному переходу в комнату, высеченную в скале. Она в обмороке и только начала приходить в себя. Вечернее платье слегка порвалось, обнажив плечо и верхнюю часть груди. Брат Тадеуш, верный обетам, не обращает на это никакого внимания. Он снимает пояс и связывает ей руки. Завязав ненадежнее узлы, он тащит ее по каменному полу к железному кольцу в стене.)
ТАДЕУШ (Привязывая ее к кольцу). Не притворяйся, дочь моя. Я знаю, что ты уже очухалась.
АННА (Слабо шевелится, у нее нет больше сил бороться). О, пожалуйста… (Дико озирается) Джек? Где ты?
ТАДЕУШ. Тебе он не поможет. И никому уже он не поможет. (Открывает панель в стене, там рычаг. Рычаг крупным планом)
АННА (Пытаясь прикрыться). Сжальтесь надо мной! Молчать я буду и никому ни слова не скажу.
ТАДЕУШ. Не мне бояться слов твоих, о, Анна.
АННА. Тогда зачем моей ты хочешь смерти? Не убивай меня, ведь я не заслужила столь страшной участи!
ТАДЕУШ (Тянет за рычаг. Слышен шум прибывающей воды. Вода потоком льется в комнату). Не я убить тебя хочу, о, Анна. То прошлое твое выносит приговор. И ночи долгие преступных наслаждений ты искупить должна.
АННА. Нет! Не правда это. Ты ненормальный.
ТАДЕУШ (С искренним сочувствием, наблюдая, как на нее льется вода). Не бойся, чадо. Эти воды тебя очистят и спасут. В сей же час сподобишься ты райского блаженства.
АННА (Пытается разорвать путы. Платье рвется окончательно, обнажая грудь, но ей уже все равно. Крупный план.) Джек… (Жалобно)
ТАДЕУШ (Задерживается у выхода, собираясь захлопнуть тяжелую каменную дверь). Молись, о, дочь моя. Тебе так будет легче принять заслуженную кару и грех свой искупить.
(Анна пронзительно вопит. Монах закрывает дверь. Вода льется в комнату.)
ТАДЕУШ. Господь с тобой. (Он склоняет голову. Крупный план. Вдруг он слышит за спиной какое-то шуршание и оборачивается. Камера следует за его взглядом. В неясном свете фонаря маячит фигура Джека.)
ДЖЕК. Где она, безумец?
ТАДЕУШ (Удивленно смотрит на него). Хэнкок? Ты жив? Не может быть.
АННА (В отчаянии). Джек! Я здесь.
ТАДЕУШ. Тебе принять бы надо божью милость, как дар бесценный, раскаяться и грешницу забыть.
ДЖЕК (Приближаясь). Не падай духом, Анна! Я помогу тебе!
ТАДЕУШ (Закрывает дверь комнаты, оставив там замурованную Анну, и загораживает проход.) Ты уже ничем ей не поможешь. Готовься лучше принять свою судьбу. Час близок. (Касается рукой распятия.) Грешники, как мусор, носимый ветром. Грешные не устоят.
(Идет вперед. Они вступают в схватку. Огромный рост Тадеуша дает ему преимущество. Он быстро оттесняет Джека назад, достает из складок своей одежды шнурок и накидывает петлю на шею Джека. Между тем камера показывает, как вода быстро заполняет комнату. Анна пытается отвязаться и т. д. Тадеуш тащит беспомощного Джека по коридору, пока не добирается до места, где лежит факел. Там в стене есть рычаг. Тадеуш нажимает на рычаг, и прямо у ног разверзается бездонный колодец. Несколько камней падают во тьму, и долго приходится ждать, пока зрители услышат звук падения. Он тащит Джека к колодцу. Джек вырывается, и борьба закипает с новой силой, между тем вода в комнате с замурованной Анной все прибывает и прибывает.)
ТАДЕУШ. Ты, Господь, отвергнешь грешника; и неправедный да не пребудет с тобой; и гордецов ты покараешь своей десницей.
(Вода доходит Анне до пояса. Одежда ее, разумеется, совсем промокла и, разумеется, прилипла к телу. Снаружи Джек хватает факел и с его помощью пытается отделаться от Тадеуша. Они борются на самом краю колодца. Вода доходит Анне до шеи, и ее крики оглашают комнату. Джек падает на колено, его безжалостно толкают в шахту.)
ТАДЕУШ. Покайся, Хэнкок. Еще не поздно подумать о спасении души.
ДЖЕК. Ах ты, бездушный сукин сын!
ТАДЕУШ. Тогда я помолюсь и попрошу, чтобы Господь простил тебе грехи твои. Покайся, сын мой!
(Уверенный в своей победе, Тадеуш перестает сильно сдавливать трахею Хэнкока и сжимает в руке распятие. Вода теперь поднялась до такого уровня, что Анна уже не может кричать. Джек использует подходящий момент и выхватывает распятие из рук Тадеуша. Затем бьет его в пах и гигант, скорчившись от боли, хватает Джека, и оба падают в колодец. Слышен долгий крик, потом над краем колодца появляется рука. Джек с трудом выбирается наружу, снимает с двери засов и отбрасывает в сторону. Вода выплескивается наружу. Он бросается спасать Анну: выключает воду, развязывает и несет ее, кашляющую и задыхающуюся, на руках.)
АННА. Джек, благодарение Богу, ты здесь. Монах сказал, что он убил тебя.
ДЖЕК. Ха, видно, промахнулся. Ты как, в порядке?
АННА. Да вроде. Меня волоком протащили через несколько лестничных пролетов, поставили несколько синяков и наполовину утопили. А в остальном все нормально.
ДЖЕК. Это хорошо, потому что вечер еще только начинается.
