Я споро паковала запас полотенец и прочего необходимого текстиля и маялась предчувствием, что эта поездка будет поворотной в жизни нашей маленькой семьи.

Предчувствия тревожными не были, ну, может, самую малость беспокоили. Просто сердце предчувствовало изменения, а может быть просто жаждало их, таким образом приманивая.

Илья уехал и увез Женевьеву, оставив не пустоту, а какую-то эмоциональную разреженность, что ли. Аура этих двоих оставила отпечаток на нашем внутреннем пространстве.

Дима внимательно наблюдал за моими сборами, как будто хотел поговорить, но ограничился только выразительным кивком в сторону потрепанного джинсового рюкзачка, в котором были пожитки близнецов. Правильно, мальчик мой, стоит проверить, что припасли эти двое, уж очень тощенькой была их поклажа. Не позволив себе задуматься, о том, что трогать чужие вещи неправильно, просто вывалила содержимое на свою кровать и ахнула. Тряпье. Это детское запасное бельишко было просто жалким застиранным тряпьем, особенно по сравнению с теми вещами, которые Лизавета припасла для своего сына. А то, что, по всей видимости, носило гордое название “купальник” даже такого эпитета не стоило. Линялая, кое-где неумело штопанная тряпочка. Ветошь в мастерской Фрола была добротней, право слово! С этим надо что-то делать!

У Димки есть нераспакованное белье, должно подойти. Веньку мы укомплектуем, а вот что делать с Настей?

— Ирин! — Повод, чтобы оторвать подругу от Фрола был более, чем весомым, только Фрол отрываться не пожелал и к нашим женским страданиям остался глух.

— Мелкую в охапку и в ближайший магазин, не понимаю, в чем проблема!

Мы с Иринкой синхронно пожали плечами. Мужчина!

— Вот пойди и убеди ее, да так, чтоб она не обиделась! — Скепсис Иринки был понятен, во всем, что не касалось еды, Наська, а вместе с ней и Венька занимали принципиальную позицию, немного путая помощь и подачку. Хотя, кто знает, какой опыт за плечами у брата и сестры, какие болезненные разочарования. То, как эта гордячка отбивалась от оплаты мною учебников, жизненно необходимых, между прочим, говорило о многом.

На зов Фрола прибежали все. Девчонка сразу заметила ворох своих вещичек и напряглась.

— Настасья, — Громыхнул Фрол, не давая нам и слова вставить, — вы с тетей Ириной сейчас берете мою карту и шуруете в магазин. Вот это, — выразительный кивок на ребячьи пожитки, — никуда не годится.

— Нам ничего не надо! У нас все есть! — Вот так и знала, что она вспенится, как теплая минералка. Как же с ней, порой, непросто!

— А это не для тебя, это для меня. — Фрол был непробиваемо спокоен. — Думаешь мне приятно будет, если обо мне подумают, что я злой и жадный? — этот довод вверг в ступор не только детей, но и меня, а Ирка уже улыбалась.

— Чегой-то? — Мда, с манерами этой девицы надо что-то делать, но не сейчас. Нельзя сбивать игру Фрола.

— А тогой-то, — противненьким голосом передразнил вреднючку Фрол, разряжая обстановку, — что все будут думать, что на дорогущий внедорожник денег хватило, а на пару трусишек для детей нет!

— Так мы же не ваши, — растерянно поддержал сестру Венька.

— А на вас не написано…

— Ты в этом уверен? — Это уже Ирина вступила, перебивая Фрола — Димка наш, вы Димкины, значит, и наши тоже. Так что заканчивайте рефлексировать и собирайтесь. Дядя Фрол платит. Заодно и себе чего-нибудь присмотрю. Я шляпу забыла.

Шляпу она забыла, ага. На даче у нее свой личный отдел в шкафу имеется. Непустой, между прочим. Там есть все необходимое на случай внезапного приезда. 123a7e3

— Я не рефекси…, не релефи…, короче мы поедем, раз вам так надо. — Наська оглянулась на Димку, ища поддержки и желая, чтобы ее уговорили пойти на попятную.

— Наська, да ты в свой купальник и не влезешь поди, — Иринка жалостливо рассматривала злополучную вещичку, — все, ноги в руки и вперед. У нас новый гость, не забыли? Нехорошо будет, если заставим его ждать. Димка, ты с нами, будешь помогать мне усмирять этих шибко гордых.

Фрол не изъявил никакого желания присоединиться к шопингу и демонстративно начал устраиваться на диване, попутно нашаривая пульт от телевизора. А ведь это отличный шанс переговорить о своей задумке с ним наедине.

— Сереж… — я замялась, выстраивая в голове словесные конструкции, а потом решилась не мудрить, — ты позволишь мне сделать тебе подарок? Точнее, тебе и Иринке, парный? Как лучшим моим друзьям? — Фрол молчал, выжидая, но протеста не выказывал. — Понимаешь, Иринка стала слишком сильно полагаться на своё ожерелье. Интуиция-то ладно, но там же усиление харизмы есть. Это очень плохо, Сереж. Можно, конечно, заменить часть рунных монеток пустышками, но зачем разрушать то, что еще может быть полезным.

— Да меня тоже напрягает, что она с побрякушкой этой ни днем ни ночью расстаться не желает. — Мда, а мой друг вполне осознает проблему.

— Так почему ты молчал столько дней? — Вышло излишне эмоционально, не спорю, но уж как вышло, — Иринка же все время с тобой, как бы я… а-а, что уж теперь! Послушай, я хочу сделать вам парные артефакты. Иринка ведь монисто свое таскает, чтобы лучше тебя понимать, — Фрол расцвел недоверчивой улыбкой, — но, полагаю, что по отношению к тебе это не совсем честно. Ты-то в этом плане почти слеп, да еще харизма эта на тебя действует наверняка. Я сделаю нечто со схожими свойствами, только послабее и без усиления обаяния. Будете эмпатически более чувствительными, особенно друг к другу, и все. Ты позволишь?

— Ха, позволю?! Да я готов умолять тебя об этом! И еще запоминалку, Эль, пожа-а-алуйста. — Вот ведь! Когда такой колоритный человечище практикует просительно-умильную мимику, это очень смешно и трогательно, а еще очень доверительно.

Конечно сделаю, куда ж я денусь с подводной лодки, как говорит Наська. Фрол стал другом и опорой, пусть опосредованно, через Иринку, но если понадобится, без помощи не оставит и нас с Димой, это я поняла еще на конеферме, когда с Евстрацким сцепилась.

Когда подъехали Ирина и дети, нагруженные полудюжиной пакетов, багажник Фролова джипа уже был забит “всякой мягкой рухлядью”, не мехами, нет, но подушками, пледами и “прочей ерундой для успокоения некоторых клуш”. Сама себе удивлялась, когда паковала все эти “теплости и мягкости”, откуда во мне, выросшей со слугами, эта предусмотрительность и желание всех устроить с комфортом? Тоже Лизино наследие или на свободе просыпается мое истинное я, не задавленное жестким воспитанием?

Подруга прильнула к своему мужчине в демонстративном изнеможении, не вербально сообщая всему миру, как вымотали ее трое подростков. Чувствую, Наська дала ей жару своим упрямством.

А Наська стояла, открыв рот, и пялилась в сторону въезда во двор, в который, подобно миражу, вплывал золотисто-черный джип Хабарова.

— Вот это танк, — восторженно выдохнул Венька, в точности скопировавший выражение Лица сестры. Восхищенно-удивленный выдох не сдержали все, когда джип выполнил поворот и стал виден прицеп, а в прицепе, закрепленный ремнями стоял непонятный в сине-желтую полоску предмет обтекаемой формы.

— Гидроцикл… — Менее искушенный Димка веселился глядя на преисполненное восторгом лицо своей подружки, он-то, в отличие от нее, знал, кому принадлежит все это великолепие. Когда Хабаров вышел из машины, Наська аж присела в восторге, разом просчитав возможные перспективы.

Как Иринка и Фрол смогли это провернуть, я так и не поняла, но в машине Ильи мы были вдвоем. Со стороны подруги, которая прежде чадолюбием не отличалась, это был поступок. То, что она так прониклась симпатией к близнецам само по себе удивительно. И уже неважно, что привечать их стали ради Димы, они стали частью нашей жизни. Как все сложиться после первого сентября? Это меня тревожило. Делиться с Ильей этими страхами оказалось так изумительно легко и естественно. Мы говорили обо всем на свете, лишь от обсуждения моего, то есть Лизиного прошлого я уклонялась как могла. Врать не хотелось, а говорить правду я пока считала неуместным. Не настолько я готова к безоговорочному доверию. В жизненных перипетиях — да, безусловно, свою самую страшную тайну — еще нет, не тайну нашего с Димкой-Шоном появления здесь, на Земле. Если эта стремительно зарождающаяся симпатия окрепнет и будет взаимной, тогда да. Только бескомпромиссная правда. Глупо не отдавать себе отчет в том, что испытания такой правдой человек может и не выдержать. Думать об этом не хотелось, хотелось ловить ветер выставленной в окошко автомобиля рукой и слушать хорошо поставленный голос своего спутника, который, уловив, что говорить о себе я не желаю, рассказывал мне свою биографию.