— О чём вы? — испугался Томас

— О чём ты? — Фред тоже испугался

— О том, что шансов вырвать у живодёра его жертву остаётся все меньше, если моя догадка окажется правдивой. Но я хочу отнять у него его, даже если Адриан — больше, чем раб.

— А вы не боитесь всё это при мне говорить? — спросил Томас.

— Вы всё равно ничего не измените, ровным счётом, как и мы…

— Мне нравится Адриан, — сказал управляющий Джеральда. — Я тоже ему сочувствую, поэтому вы можете на меня положиться. Я своему господину не скажу, о чём мы с вами говорили, хотя обязан. Понимаете, моё дело — управлять, а хозяин поместья… Как бы сказать? В общем, в некоторых ситуациях я с ним не согласен. Это не управление, это — самодурство, а если так пойдёт дальше, если все зайдёт слишком далеко, можно кучу дел наворотить и всё потерять.

— Томми! — рассмеялся Чарльз. — А что же мы такого плохого говорили?! Таких, желающих купить этого красавца-раба, множество, и никто же не говорил им, что это подло! Они и прямо просили Джеральда! Но я вас понимаю. Мой Хэнк мне очень помогает. Я не лезу в некоторые дела, о которых понятия не имею. На то и управляющий нужен.

— Чарли, так, о чем же ты там?

— Спать сегодня будем? — рассмеялся Чарльз.

— Так мы ж не уснём теперь! — не выдержал Томас.

— Вижу вы очень любопытен, — улыбнулся сэр из другого поместья. — Будьте осторожны! Заговор плетётся в этом доме, а вы станете молчать?

— Но я тоже хочу помочь Адриану, честное слово.

— Чтобы ему помочь, не расспрашивайте меня более. Если судьбе будет угодно, я вызволю бедняжку. Но, если Джерри что-то узнает, то обозлится в первую очередь не нас, а на Адриана. Нам всем он ничего сделать не сможет, — пусть только попробует, — а вот бедному ангелу…! Отыграется тогда на слабом! Будьте предельно осторожны! На самом деле мы столкнулись с несчастным человеком, недолюбленным в детстве и обиженным судьбой… Эта обида так грызёт его сердце, что он не знает, куда ему деться, вот и вымещает всё на добром и ласковом Адриане. Но от себя не уйдёшь….

— Вы о чём?

— Адриан стал его любимым рабом, говорите? Но он никогда не ответит ему взаимностью. Я не понимаю Джерри… То ли он злится и мстит кому-то… То ли это зависть, то ли ревность… Пытаясь добиться его любви, Джеральд наоборот отталкивает его. Бедный раб боится своего хозяина… А тот хочет уважения и любви, но получает только ужас и страх… Тут надо участием, добротой, лаской действовать, заслужить доверие… Адриан же почти ещё ребёнок… А он его бьёт… Если ему так уж это надо, пусть просто… любит его, и всё. Тот заметит и, рано или поздно, потянется к нему.

— А зачем ему любовь раба? — хором удивились Томас и Фред.

— А в этом-то, друзья, и вопрос! Пойдёмте спать. Может, нам во сне придёт ответ?

Тиран, решивший из прихоти убить красивого, доброго, юного раба, или страдалец, хранивший в себе какую-то страшную тайну?

А теперь давайте проведаем Адриана. Если вы сочувствуете ему, можете незаметно обнять его или провести рукой по волосам. Быть может, тогда его участь станет не такой горькой…

Адриан, вернувшись домой, долго не мог уснуть. Сегодня выдался насыщенный день. Всё, что навалилось, взволновало его.

Он разрывался между верностью к своему хозяину и благодарностью к сэру Чарльзу. Известная истина гласит, что сердце, которое так много ранили, единожды почувствовав теплоту и заботу, будет уже инстинктивно тянуться туда, где это изведало. Да, неизвестно, зачем новый знакомый это делал. Да, юноша видел его первый раз в жизни. Мог ли так без оглядки доверять ему? Может, сэру Чарльзу хотелось поиграть с ним, чтобы потом посмеяться, а может, это была лишь пощёчина господину Джеральду, мол, вот какой ты живодёр и злодей, а сам «ангел» тут ни при чём? Адриан не знал, но ему очень хотелось верить, что это не так. Такое обращение было ему в новинку, ему раньше и в голову не могло прийти, что такое вообще возможно. Дедушка леди Рози будто бы показал ему другой мир, мир, где с ним впервые в жизни обошлись по-людски; мир, где такая участливость, такая забота, такая любовь возможны и по отношению к такому жалкому рабу; мир, где его приняли как человека, а ни как вещь, которую считают редкостно красивой; мир, который жил по совсем другим правилам. Оказывается, бывает по-другому. И, конечно, — что там говорить?! — Адриан робко и неуверенно, втайне даже от самого себя, в глубине своей души потянулся к новому знакомому.

Джеральд разлучил его с отцом, потом избил до полусмерти, и всё это считалось нормальным, и Адриан тоже придерживался этой точке зрения, потом всё время, стараясь найти ответ на вопрос, что сделал не так, пытался осознать свою вину. И тут кто-то другой, у кого такое же положение в обществе, как и у его господина, — если даже не выше! — говорит ему, что это неправильно. Нет, это правильно, у хозяина есть все абсолютные права так поступать, и не обязан ни перед кем отчитываться… Но… а вдруг сэр Чарльз всё-таки прав, хоть чуть-чуть, но прав? И он на его, Адриана, стороне… Это отеческая ласка, это участие не могли его не тронуть. Но если бы новый знакомый только разглагольствовал на философские темы…! Нет, он ещё и затупился за него…

Потом мысли снова приводили невольника к Его Светлости сэру Джеральду… Он хозяин, Адриан ему принадлежит, являясь его собственностью, его вещью. Господин имеет права распоряжаться им так, как заблагорассудится. Даже если ему придёт в голову убить его, никто не осудит. И тут появляется сэр Чарльз, пытаясь оспорить у него эти права, называет живодёром и извращенцем. А Адриан вместо того, чтобы оставаться верным своему хозяину, ещё и благодарен новому знакомому, даже толком не понимая, зачем тому это нужно! Может, ему надо просто найти повод, чтобы посмеяться над сэром Джеральдом, может, у них старые счёты?! Как бы ни велика была благодарность к новому знакомому, вспомнив хозяина, Адриан начинал мучиться чувством вины. Его всегда учили покорности, почтению и верности. Он — вещь, он — собственность, целиком и полностью принадлежит хозяину, и тот может делать с ним всё, что захочет… Нет, Адриан не желал, чтобы сэр Чарльз его купил. У него и в мыслях такого не было. Раб винил и корил себя за свою признательность к этому благородному сэру, ведь верой и правдой должен был служить своему господину. Как он может так предать его? Новый знакомый говорил, что в давнишней ссоре с хозяином… Как Адриан смеет под носом у хозяина Джеральда строить с ним тёплые отношения? Своим и нашим, к харчам поближе, слуга двух господ…? Нет, он был на такое не способен!

И тогда Адриана начинала мучить совесть…. Как он может так поступать со своим господином, который кормит его, жизнь ему оставил, так дорожит им?! Ну, избил до полусмерти… Ну, ладно, с кем не бывает? Ну, получилось так, что он рабом родился! Кто виноват? Это нормально — он невольник, ему соответствующее обращение…

…Или… Или нет? Это люди придумали, Господь так не велел. Он умер за каждого из нас… Страдая за каждого человека, Ему было всё равно кто из нас раб, кто господин, кто дворянин, а кто плебей, кто бедный, кто богатый…

Неужели это нормально? Неужели это правильно? А быть может, человеческое общество совершило ошибку?

Даррен всегда учил своего сына беспрекословному исполнению своих обязанностей, вежливости и уважению… Юноша вспомнил об этом, но… вряд ли мог осознать, где грань между его совестью, как благодарного человека, и совестью его, как раба…

Адриан лёг на пол в солому и тут же почувствовал боль от побоев. «Вряд ли ты это заслужил…» — почему-то ему тут же вспомнились слова дедушки леди Рози. И только сейчас до него дошло. От такого открытия юноша снова вскочил. Оказывается, сэр Чарльз каким-то образом понял, что его недавно били…

За окном уже светало… Молодой человек вышел на улицу и, подставив лицо свежему воздуху, закрыл глаза. «Господи, — подумал он, — я ничего не понимаю». Невольник больше не стал предпринимать попытки заснуть. В ту ночь он так и не ложился.