«Война ли у границ маячит…» Война ли у границ маячит, Внутри ли ядом брызжет враг, Народный гнев народ не прячет, Включая спившихся бродяг. Идти на смерть. Стрелять в затылки. Готовы. Будут. Без проблем. О чём вещает пастырь пылкий – Объединимся и вонмем. Да как иначе, если вечно В стране в почёте мастера И подмастерья дел заплечных, Изветчики да филера. Им с властью хорошо с любою, Особенно, когда она Народу застит лабудою, Глаза косые от вина. И забывает он, болезный, О лжи, бесправье, воровстве, Воздвигнув занавес железный В своей похмельной голове. Потом парады меж развалин, Гул торжества посредь беды, Неистребимый, вечный Сталин И воевавшие деды. А потому – что не маячит, Кто бы ни выбран был как враг, Народ народный гнев не прячет, Включая спившихся бродяг. «Воровской семьей оговорено…» Воровской семьей оговорено, Буде помнил пацан любой: Не клюёт в глаза ворон ворона, Есть для этого мы с тобой. Пусть сердца скрипят как уключины, Проржавевшие до трухи, Обезножены, обезручены, Лезем разуму вопреки. Похмелив с утра душу дерзкую, Что объявлено нынче нам, Христианскою и имперскою, В соответствии временам. Дабы выкрикнуть слово главное В честь начальствующих голов, Вставших стражею православною Перед полчищами врагов. А поверившим в невозможное, Словно киевская шпана, Предназначены цепь острожная Да могильная тишина. Чтобы поступью величавою Царь расхаживал за спиной У гордящихся вслух державою, Богоизбранною страной. «Волна укачивает зыбкой…» Волна укачивает зыбкой, Но ты не с мамою родной, Так что не дрефь и вей улыбкой, И песню собственную пой. Когда же шторм в широтах грозных Настигнет, воя и хрипя, Забудь о мыслях несерьёзных, И верь, как в высший суд, в себя. В объятьях дьявольской стихии, Среди неиствующих вод – К тебе в минуты роковые Никто на помощь не придёт. А судно пред девятым валом Не подчиняется рулям, Пока у пьяного штурвала, Страх поборов, не встанешь сам. «Вопит, вопит испуганным животным…»
Вопит, вопит испуганным животным Мой слабый ум – пристанище затей, К забвению летя бесповоротно И с каждою минутою быстрей. А вслед кричит за дьявольские выси Мой грешный разум, сотканный из грёз, Из мутных снов, обрывков фраз и чисел, Из детских страхов и мужицких слёз. Да иногда заговорит украдкой Рассудок скверный и бесценный мой, Светящий мне так радостно, так сладко В короткий миг обители земной. Зачем? Я сам того не понимаю, Но как ребенок матери внимаю. «Восьмой волны как не бывало…» Восьмой волны как не бывало, Но не утихнет ею шквал, За штиля кратким интервалом Грядёт, дымясь, девятый вал. Сметая судна и строенья, Не то, что прошлыми восьмью, Служа уроком иль знаменьем И человеку, и зверью. Своею волей упиваясь, Неся страдания и страх, Он будит ненависть и зависть В срамных разнузданных сердцах. Которые запомнят это, Чтобы воспользоваться им, Провозгласив приоритетом И главным правилом земным. Не жизнь от власти на отшибе, Не мудрость или божью гладь, А разрушения и гибель Всего, с чем можно совладать. «Вот и время наступило…» 1 Вот и время наступило Идиотов и лжецов, Время родины распила Для строительства дворцов. Где на грудь взяв триста граммов, Чтоб застой не портил кровь, Утешаясь фонограммой, Имитируют любовь. И прекрасно понимая Бездну собственной души, Толпы стонут, воют, лают: «Ну-ка, Катя, попляши». 2 Время обычное, как всегда. В норме прирост и удой, Тем более, что плохая орда Хорошей сменилась ордой. И, словно кошку, гладя судьбу, Зрачком на портрет кося, В тапочках белых и в гробу Имеем мы всех и вся. Ну, а при встрече любой нам – брат, Чтит коль закон орды: «Властвует хан, пока сыт солдат, И заняты прочих рты». Притом что довольно на всех ослов, Наложниц и верных жён, Захочется новых – без лишних слов Ещё наберём в полон. Такие правила заведены Великим Вождём в орде, Врагов не боящимся и войны, Не вспыхнет она где. Поэтому вечно горят костры, Показывая предел, В котором сабли, как смерть, остры, А кони быстрее стрел. И нет отступников в нашем роду, Ведь самый последний горд Тем, что входит с семьёй в орду, В счастливейшую из орд. |
