«До тверди грешной снизойдя…» До тверди грешной снизойдя, Не затеряться чтобы всуе, Потоки буйного дождя Резвятся, тешась и танцуя. Который день течёт, течёт. Никто, ничто их не ослабит: Разверзлись хляби вечных вод, Неиссякаемые хляби. Давно затоплены ряжи, Поникли липы и берёзы, И в норках спрятались стрижи – Живые средства для прогноза. Зато довольна детвора, По лужам прыгая с восторгом, Передвигаясь средь двора В дырявых ящиках горторга. Да продавщицы из ларьков Довольны выручкой спиртного – Два выходных у мужиков, И нет им отдыха другого. А у кого посменный труд, Когда из транспорта вылазят, Те красной армией клянут Засилье сырости и грязи. Но безразличны небеса, Не тронет радость их и горе, И за грозой спешит гроза, Как мысли в пьяном разговоре. «Долдонят мне учёные страны…» Долдонят мне учёные страны, Что энтропия – главная причина И смысл того, что смерть и жизнь равны Для человеческого сына. Чем хуже я секвой или елей, Баньянов, тисов, сосен, баобабов, Тысячелетьями исчислен возраст чей В трудах ботаников известного масштаба. Чем хуже я гранита и кремня, Отрогов горных, скального откоса – Рождённые задолго до меня, Они не знают времени износа. Чем хуже я заливов и озёр, Ключей болотных, забереги края – Всего, что видит человечий взор, Из окружающего выбирая. Чем хуже Солнца я или Луны, Фотонов, кварков, атомов, нейтрино, Создавших мир, где жизнь и смерть равны Для человеческого сына. А как же бог, евангелии, ад, Стигматы, епитимии, спасенье, И почему беспомощно молчат Об этом воды, чащи и каменья? «Дорог без счёта – путь у всех один…» Дорог без счёта – путь у всех один, Будь раб ты или грозный господин. Но как он сладок, этот грешный путь, О чём, пройдя его, не позабудь. Благодаря за дар их мать с отцом В преддверье встречи с сущего Творцом. «Друзья мои смеялись надо мной…» Друзья мои смеялись надо мной, Что перенять не мог их блеск и лоск: Среди говорунов – почти немой, Среди задир – податливый как воск. Но мне Господь, пусть он велик и строг, А я пред ним беспомощен и мал, Трудами матери моей в урочный срок Жену для продолженья рода дал. Тьму жизни красотою оттеня, Достоинствами, что не перечесть, Не ровня мне, но приняла меня Она, как крест свой и таким, как есть. И не боясь трудов, невзгод и мук, Пока искал я истину в вине, Теплом и лаской где души, где рук, Вернула мной потерянное мне. Чтоб перестали мы смотреть поврозь, Чтоб нас у нас никто не мог отнять, И даже невозможное сбылось, О чём просила пред всевышним мать. Не всем же жить в столичных городах, Ходить на Эсмеральду и футбол, Тогда как фруктами мой дом насквозь пропах, И я себя в трудах своих нашёл. Хотя, как прежде, прост и нелюдим В сравнении с друзьями, что умны, При власти, на виду, и, как один, Уже по паре раз разведены. Им собственное мнение – закон, Им не принять, что люди говорят: «Любой мужчина счастлив, если он На настоящей женщине женат». Е «Евреи – обычные грешные люди…» Евреи – обычные грешные люди, Пусть даже когда-то и жил Илия, А те, что сегодня – и в лести, и в блуде, Не лучше, не хуже, чем ты или я. По виду очкарика-интеллигенты, Ваятели, книжники, бухгалтера, Свидетели, зрители и абоненты, По сути, как ты или я – фраера. Но есть пострашнее воров и бандитов Из этой, довольно приличной, среды Отдельные выходцы, скажем открыто, Кого на Руси называли «жиды». Не дай вам господь повстречаться с такими, Такой, если с ним заведёте дела, Введёт в искушенье, заманит и кинет, Разув и раздев, почитай, догола. И скроется в местности, звавшейся Истов, Откуда нет выдачи ни для кого, Где мёртвое море и центр сионистов, О ком я не знаю почти ничего. Тогда как евреи – обычные люди, Пусть даже когда-то и жил Илия, А те, что сегодня – и в лести, и в блуде, Не лучше, не хуже, чем ты или я. «Едва ты только захотела…» Едва ты только захотела Иль приняла похожий вид, Твой запах лона, губ и тела Меня дурманит и манит. Горячих рук прикосновенье, Глаза, зовущие к себе, Мне обещают обновленье Наперекор моей судьбе, Мой дух испытывавшей строго: Сначала – нищею сумой, Затем, с соизволенья бога, Карымской чёрною тюрьмой. Друзьями преданный своими По воле сволочных властей, Я поквитался кровью с ними, Согласно совести своей. Отбыв срок полный приговора За очистительную месть, Не стал ни сукой я, ни вором, Оставшись, кем я был и есть, Ненужным этому народу, Что, жаждой денег одержим, Не может воспринять свободу Холопским разумом своим. Но в этот миг, перед тобою И я забуду про неё, Пока нам хорошо обоим, Впадая в полузабытьё. |
