«Было. Не было. Могло…» Было. Не было. Могло. В царстве грёз. В земной юдоли. Во спасение? Во зло? Силой бесов? Божьей волей? С вами, мною, с кем другим, В этом мире достославном В соответствии своим Представлениям о главном. Чьи слепые зеркала, Нам показывают наши Окаянные дела В джентельменском антураже. Дабы – кто-то, я иль вы, Не искали зря ответа: Живы мы или мертвы, И узнаем ли об этом. Чтоб забыться и забыть, Даже если кровь дурная, Мчит по венам во всю прыть, О грядущем вспоминая. Там, где отблески, струи Душ излившихся сиянья, Чьи-то, ваши иль мои, Предвкушенья и желанья. Под стремление понять, Принимая праздник словно Неземную благодать Женской сладости греховной. С кем-то, с вами ли, со мной. Было. Не было. Могло быть. Под гулявшую волной Повседневной жизни обыдь. Тайна горних букв и числ, Каларати, Иегова, Иссекающие смысл До единственного слова. В коем – сущность бытия, В совокупности реальной, Всё что видим – вы и я В отражении зеркальном. «Бывает как будто бы всё – дежавю…» Бывает как будто бы всё – дежавю, С которым смирился невольно, И сколько ни странно, на свете живу Спокойным и даже довольным. В потоке сознанья, утех и труда, Мне кажется, бластится, мнится: В сравнении с прошлым, я – мега-звезда, А с будущим – микрочастица. И что мне до веры, что мне атеизм, Тем паче шуты и тираны, Когда остывает, крича, организм, И ширятся язвами раны. «Бьётся сердце магнитною стрелкой…» Бьётся сердце магнитною стрелкой В ожидании встречи с тобой, А до этого всё так мелко, Кроме неба над головой. Но не страшны ни рифы, ни мели Моему кораблю, когда Я отдал ему в полной мере, Что желают иметь суда. Моей кровью залиты баки. Из волос моих – такелаж. Слёзы – лучшие в мире лаки. Руки – преданный экипаж. Ну, а если Господь поможет Встать на пару нам над бортом, Мимо пристаней и таможен Мы в неведомое поплывём. И никто не сравнится с нами, Нам летучий голландец – фи, Потому что под небесами Ничего нет сильнее любви. В
«В годы свальные, годы запойные…» В годы свальные, годы запойные Нам судьба знаки явные шлёт: Летом в полдень – грозу градобойную, А зимой – через день гололёд. Только разве кто в чём-то покается, Даже просто шепнув: виноват, Чтобы жить, как тому полагается, Как заветы Христовы велят. Впрочем, это и неудивительно, Если для подражания дан Выбор из беспощадных и мстительных – Типа: Ольга, Владимир, Иван. «В этой жизни, в этом мире…» В этой жизни, в этом мире Посреди добра и зла На студенческом турнире Нас с тобой судьба ждала. Фигуристка без разряда, В белой юбочке своей, Ты была по-детски рада Одобрению друзей. Наслаждаясь гибким телом На наточенных коньках, Балансируя умело, В поворотах и прыжках. Тешась ловкостью и силой, Красотой открытых ног, То корабликом скользила, То вращалась как волчок. Бог задумал? Чёрт ли дёрнул? Но под музыку твою, С соло ведшею валторной По сегодня я стою. А ты ласточкою кружишь, И тебе семнадцать лет, И ни темноты, ни стужи, Ни обид, ни горя нет. Только чувство благодати, Человеческой, простой, Что не зря себя я тратил В отношениях с тобой. В этом мире. В этой жизни. В этой гибнущей стране, Где при всей дороговизне Ты – за так досталась мне. «Вдали стихает голос басовитый…» Вдали стихает голос басовитый Грозы внезапной, пред которой страх Понёс птенца искать моей защиты Под крышей в виноградных кружевах. Но сквозь зигзаги молний на излёте Его порывом ветра занесло, И крошечный, в пятак, комочек плоти Ударился в оконное стекло. Он молча умирал в моих ладонях, Подрагивая крылышком одним, В подпалинках и крапинках зелёных – Беспомощен, бессилен, недвижим. А мать, как появившись ниоткуда, Вьёт в воздухе невидимую вязь, Она ещё надеется на чудо, Слепому богу птичьему молясь. И мучается, что пережидала, Боясь промокнуть в проливном дожде, Не думая совсем о слётке малом, Оставленном в покинутом гнезде. Хотя понятно: может, через сутки Или какой-то пусть чуть больший срок Она забудет этот вечер жуткий И беспощадный жизненный урок. Да и узнать, естественно, не сможет, Насколько я жесток и бестолков, Когда птенца напрасно обнадёжил Открытой дверью, обещавшей кров. |
