Мама только вздохнула и, поцеловав меня в лоб, вышла из комнаты. Через пару минут она вернулась, чтобы предложить мне обезболивающее, которое я тут же выпила. В течение дня она заглядывала еще пару раз, интересуясь, как я себя чувствую. Мы перебрасывались короткими бесчувственными фразами, мама тяжело вздыхала и уходила, а я продолжала лежать в кровати, до сих пор находясь под впечатлением от вчерашней ночи. В голове вновь и вновь мелькал жуткий образ вампира, лежащего мертвым у меня на полу; словно кино, проматывались эти недолгие, но насыщенные сцены нашего противостояния, и мне понадобилось немало времени, чтобы наконец-то начать принимать эту ситуацию и оценивать ее объективно. Несмотря на то что я все еще чувствовала огромную вину за убийство и содрогалась при малейшей мысли о нем, я стала осознавать тот факт, что, вероятнее всего, это был действительно единственный способ спастись.
На протяжении суток я ничего не ела и вставала с кровати только в туалет. Телефон несколько раз уведомлял меня о новых сообщениях, но я пропускала каждый сигнал мимо ушей и не торопилась читать пришедшие смс-ки. Чувствуя себя морально истощенной, лишенной всяких сил и просто смертельно уставшей, я, однако, так и не смогла уснуть ночью, из-за чего моральная усталость стала постепенно срастаться с физической, образуя мощный дуэт, окончательно приковывший меня к кровати.
И все же на следующий день я твердо решила встать на ноги и попытаться вернуться к нормальной жизни. За завтраком я заставила себя съесть тарелку хлопьев и даже сумела поддержать разговор с мамой, но стоило мне вернуться, как вся эта наигранная бодрость, словно накидка, сплозла с моих плеч на пол, обнажив прятавшееся под ней уныние. Я вновь опустилась на кровать, не зная, чем себя занять.
Прошло около двух часов моего увлекательного бездействия, прежде чем в дверь постучались. Уже через секунду из-за нее выглянула мама.
— К тебе кое-кто пришел, — произнесла она.
Не успела я возвразить, что не хочу никого сейчас видеть, как мама раскрыла дверь шире, и на пороге показалась фигура Хилари в голубых джинсах и тонком бледно-фиолетовом джемпере. Она нерешительно сделала несколько маленьких шагов вперед и замерла в метре от меня, пока мама закрывала дверь. Еще пару секунд Хилари молча стояла напротив, а потом, оглянувшись, будто бы убеждаясь, что никто нас не подслушивает, произнесла:
— Твоя мама сказала, что тебе плохо и ты целыми днями не покидаешь пределов комнаты. Она буквально вытащила меня из дома своими звонками и просьбами что-нибудь сделать.
Я грустно усмехнулась, а Хилари подошла ближе и положила на кровать свой небольшой рюкзачок.
— Но ты не подумай, что я здесь только из-за этого, — продолжала она. — Я бы пришла в любом случае, даже если бы никто меня об этом не просил.
Она расстегнула молнию на рюкзаке и, запустив внутрь руку, вынула оттуда книгу.
— Помнишь, еще в начале лета, перед тем, как уехать, я отдолжила у тебя "Книжного вора"? Так вот вчера я перебирала вещи у себя в комнате, нашла эту книгу и решила, что срочно должна вернуть ее тебе. Держи.
Хилари протянула мне книгу, и я отложила ее в сторону, даже не взглянув.
— Спасибо, — только и прошептала я так тихо, что, возможно, она даже и не расслышала.
Подруга подвинула рюкзачок и села рядом, склонив голову на бок и глядя в мое безразличное ко всему лицо. Она изо всех сил старалась выглядеть веселой и беззаботной, готовой не только поддержать, но и поднять настроение, развеселить, однако взгляд ее был тяжелым, беспокойным, переживающим за мое состояние. Не в силах его выдержать, я опустила глаза и, слегка наклонив голову вперед, сделала занавеску из волос, закрывающую лицо Хилари.
— Ну, так… — произнесла она. — Как ты себя чувствуешь?
Я молчала. Я не отвечала вслух, но мысленно уже выливала на подругу все, что произошло со мной за последнюю неделю. "Нельзя рассказать", — твердила я снова и снова, но внутренний голос считал иначе. "Должна рассказать", — настаивал он, и я с каждой секундой все больше слушала его, отбрасывая страх и обещания хранить секрет. Мой мысленный монолог, который был обращен к Хилари, громко звучал в моей голове, события начала школьного года яркими вспышками появлялись передо мной, и все это привело к тому, что я вдруг ощутила, как к горлу подкатывается огромный ком, а на глазах рождаются слезинки.
Стараясь не подавать виду, я сделала вдох, закрыла глаза в надежде, что легко остановлю слезы, но они предательски покатались по моим щекам двумя тоненькими ручейками. В этот момент я решила, что больше не могу держать все в себе. Мне нужен был человек, способный выслушать и поддержать, а Кевин, единственный, кто знал и кому я могла бы рассказать, на эту роль не особо подходил. Поэтому я подняла голову, робко взглянула на подругу мокрыми от слез глазами и тихо, почти шепотом произнесла:
— Хилари, меня пытались убить.
Мы провели в моей комнате несколько часов, разговаривали вплоть до самого вечера. Я рассказала ей все: от происшествия в парке до нападения ночью, от разговора с Кевином до убийства вампира. Хилари, потрясенная внутренне, но как всегда спокойная внешне, внимательно слушала меня, не решаясь вставить свое слово. Даже после того, как я закончила свой рассказ и замолчала, она несколько раз открывала рот, чтобы что-то сказать, но каждый раз только вздыхала и снова плотно сжимала губы. Я не винила ее в этом и не ожидала мгновенного ответа. Мне не хватило двух недель, чтобы с этим разобраться и выдать какие-либо мысли по этому поводу, и ожидать, что она переварит всю эту довольно необычную, поражающую, даже шокирующую информацию за считанные секунды было глупо.
— Я надеюсь, ты все еще не разочаровалась в моей адекватности? — грустно усмехнувшись, пробормотала я.
— Нет, — покачала головой Хилари. — Я верю тебе.
— Тогда… что скажешь?
— Не знаю, — робко пожала она плечами. — Я… Я правда не знаю, что сказать. Такое ощущение, будто я попала в какой-нибудь фэнтезийный сериал. Я пытаюсь заставить себя смотреть на все серьезно, но не могу. Это все так странно.
— Да, я понимаю, — вздохнула я, опустив взгляд. — Я сама порой до сих пор не могу осознать того, что это все действительно происходит со мной. Честно говоря, я все еще надеюсь, что это только сон и я вот-вот проснусь.
— Да уж, — усмехнулась Хилари. — Но, знаешь, я рада, что ты мне все рассказала. Должно быть, на это сложно решиться. Мне было бы сложно. И все же я хочу сказать, что даже если однажды тебя похитят инопланетяне, чтобы проводить свои опыты, и ты захочешь с кем-то этим поделиться, я всегда здесь, всегда готова. Конечно, в моей жизни из мистического только лампочка, которая постоянно пугает меня своим миганием, и я вряд ли смогу дать тебе какой-то дельный совет по поводу вампиров и всего такого, но, по крайней мере, я умею слушать. Поэтому, если тебе нужно выговориться, звони и пиши. Я на связи двадцать четыре часа в сутки. Даже ночью. Даже в выходные.
— Боже, Хилари, ты знаешь, что я тебя обожаю?
Она, как обычно засмущавшись, закатила глаза, а я, не обращая на это внимания, тут же бросилась в объятия подруги. За эти две недели я совсем забыла, каково это — чувствовать поддержку, тепло и безопасность, просто обнимая любимого человека. Все то время, что я пыталась самостоятельно разобраться в Кевине, мы с Хилари практически никогда не разговаривали вот так откровенно, изливая друг другу душу и не чувствуя никакого напряжения или неловкости. Быть может, Хилари, понимая это, пыталась все исправить, но я, отгородившись от подруги своими размышлениями и сомнениями, не слышала ее и только бросала в ответ какие-нибудь до ужаса банальные фразы или просто безмолвно кивала.
Сейчас я испытывала огромное облегчение, когда сидела здесь, рядом с подругой, высказав все, что чувствую, поделившись с ней всем, что знаю. Никогда в жизни я не чувствовала себя настолько легко, и теперь мне казалось, что я поступала очень глупо, скрывая все от Хилари, замалчивая детали, которые меня так тревожили. Возможно, я бы нарушила обещание, данное Кевину, и показалась ему ненадежной, неспособной хранить секреты, но какая разница, что бы подумал Кевин? Хилари моя лучшая подруга, я постоянно с ней. Рано или поздно, но она все равно бы узнала о существовании вампиров. Увы, таков закон всего тайного: когда-нибудь оно все равно раскрывается, и чем старательнее ты пытаешься что-то скрыть, тем больше вероятность того, что кто-то так или иначе все узнает. А если так, то рассказать все Хилари здесь сейчас было самым правильным решением. Уж лучше пускай она узнает обо всем от меня заранее, чем когда-нибудь столкнется с вампиром и будет злиться на то, что я, обо всем зная, ничего ей не говорила. Да и к тому же Хилари — самый надежный человек, которого я только знаю. Я доверяю ей всю жизнь, и еще ни разу мое доверие не было подорвано. Любой доверенный ей секрет, даже такой жуткий, как этот, селился в ее голове и запирался на десяток замков, лишенный способности случайно выйти наружу.
