— Мы уже близко, — утешал Он Ее, обнимая еще крепче, как бы пытаясь согреть, хоть и знал, что это никак не подействует. — Сможешь пройти еще несколько метров?

— Я постараюсь, — улыбнулась Она, склонив голову на бок и коснувшись ею Его пальцев, покоившихся на Ее плечах. — Но ничего не обещаю.

Он поцеловал Ее в макушку, и у Нее по телу разлилось приятное теплое чувство, отразившееся внезапной вспышкой мурашек, пробежавших по коже, бледным румянцем на щеках и смущенной, но бесконечно довольной улыбкой. Он крепче сжал Ее холодную руку, а Она прильнула к Его плечу, такому надежному и безопасному, и весь остаток пути никто не проронил ни слова и даже не подумал сменить позу. Словно два неотделимых, накрепко склеенных друг с другом человека, Они шли по ночным улицам Джексонвилла и ни о чем не думали, наслаждаясь каждой секундой этого холодного, но, безусловно, потрясающего вечера.

сентябрь 2018 г.

— Поверить не могу, что они мне ничего не сказали! — воскликнула мама, качая головой. — Но, пожалуйста, скажи в последний раз, ты уверена, что это были они?

— Да, — произнесла я, устав повторять одно и то же вот уже с десяток минут. — Я прекрасно помню их лица, и я готова поклясться чем угодно, что та женщина, которую я видела, и эта девушка на фотографиях — один и тот же человек. А если говорить о мужчине, то тут и вовсе нет сомнений: он ни капли не изменился. Каким он был во время съемки любой из этих фотографий, таким и остался. Да и если бы это были обычные прохожие, стали бы они специально останавливаться неподалеку от меня, чтобы просто полюбоваться? Никто за всю мою жизнь так мной не интересовался.

— Ладно-ладно, я поняла, — остановила меня мама, подняв руки. — Просто это все странно. Они даже не предупредили.

— Может, они не хотели, чтобы их ждали, — предположила я, пожав плечами, а потом, задумавшись, добавила: — Хотя как они вообще могли нас предупредить? Они исчезли на несколько лет. Разве это не подразумевает потерю связи с ними?

— Нет, — отрицательно покачала головой мама. — Нет, не подразумевает.

— Ты могла с ними связаться? — спросила я, удивленно вскинув брови.

— Мы ведь в двадцать первом веке живем, — ответила она, улыбаясь. — А твои родители не настолько глупые, чтобы не освоить Интернет.

— Так вы все это время переписывались? — воскликнула я, даже раскрыв рот от этой новости. — Ты ничего не говорила об этом!

— А ты и не спрашивала, — виновато улыбаясь, пожала плечами мама. — Мы обещали, что будем поддерживать связь, когда расстанемся. Им пришлось уехать, но они все еще хотели быть твоими родителями и знать, что с тобой происходит. Ну и, конечно, Валери все же моя сестра, моя самая близкая подруга. Я бы не пережила, если бы пришлось порвать с ней все связи. В общем, мы условились не терять друг друга и поначалу просто общались по телефону. А когда у нас обоих появилась возможность провести Интернет, мы стали общаться там. Это было гораздо удобнее, ведь теперь они могли не только слышать нас, но и видеть.

— Боже, ты отправляла им мои фотографии?

— Да, но, даже если ты очень захочешь их увидеть, ничего не выйдет: я удаляю все сообщения сразу же, когда разговор заканчивается. Ни я, ни Валери, ни Рей не хотели бы, чтобы кто-то, кроме нас троих, мог ее прочесть. В нашей ситуации чье-нибудь любопытство действительно может грозить чем-то серьезным.

— Так, значит, ты рассказывала им все обо мне?

— Может, не все, но многое. Они ведь родители, разве они не имеют права знать, что творится в жизни их ребенка? В последней нашей переписке я сообщила им о том, что вампиры сумели обнаружить тебя. Полагаю, они здорово разволновались, но никто не говорил мне, что они планируют поездку в Джексонвилл, хотя узнать это от них самих было бы куда лучше.

— Возможно, это была секретная поездка, — предположила я. — Что если у них есть дела, о которых никто не должен знать? Или они не хотели нас тревожить? Или, может, они вообще задумали сюрприз, а я сейчас взяла и испортила его?

— И хорошо, что испортила, если это действительно так, — возразила мама, от негодования слегка повысив голос. — Я ненавижу сюрпризы, и они это прекрасно знают.

— Ладно, значит, это не должно было быть сюрпризом, — поспешила я успокоить маму и поставить точку в этом разговоре, который мне уже начинал надоедать. — Были другие причины. Я не пойму только, почему мы должны паниковать по этому поводу? Разве их приезд может еще больше ухудшить ситуацию?

Мама отрицательно покачала головой, сделала глубокий вдох и, откинувшись на спинку дивана, устало закрыла лицо руками.

— Я не паникую, — произнесла она спокойным, мягким голосом, — я просто волнуюсь. Да, этой новости стоило ожидать: они бы весь мир исколесили и приехали в Джексонвилл, если бы тебе угрожала опасность. И все равно я надеялась получить эту новость от них, подготовиться к их приезду, встретить их, как следует… Я так по ним скучаю, а они даже не захотели сказать, что они собираются сюда, в Америку. Разве тебе не было бы обидно, если бы человек, которого ты любишь и ждешь, на какое-то время приехал в твой город и не сказал тебе ничего об этом, не дал шанса увидеть его?

Я вздохнула, сочувственно посмотрев на маму, и, придвинувшись ближе, опустила голову ей на плечо. Вскоре ее голова склонилась к моей, и я почувствовала тепло маминых губ на собственном лбу. Так мы просидели друг около друга еще с десяток минут, пока беседа окончательно не исчерпала себя, оставив нам обоим только жуткую усталость.

— Что ж, мне кажется, наши гости чересчур засиделись на кухне, — с грустной усмешкой произнесла мама, поднимаясь на ноги. — Нужно избавиться от них и той мерзости, которой они запачкали все, что только было.

Я сделала усилие, чтобы улыбнуться ей максимально искренне, и, я думаю, у меня это неплохо получилось. Мама напоследок потрепала меня по плечу и вышла за пределы гостиной. Едва я осталась одна, улыбка мгновенно сплозла с лица, будто ее никогда тут и не было, а внутри сделалось так тяжело, что сердце, не выдержав нагрузки, сорвалось с места и массивным каменным куском полетело вниз, к самым моим ногам, и все падение это выразилось во вылетевшем из груди вздохе, таком глубоком и скорбном, что, казалось, вместе с ним вылетел весь мой дух, и я бессильно упала на диван.

— Господи, да они залили весь пол! — послышался отчаянный крик мамы из кухни. — Я будто убила двух огромных комаров, которые только-только напились чьей-то крови. Нет, серьезно, почему ее так много?

Наслушавшись маминых жалоб (в основном, преувеличенных) о том, что ей придется возиться с уборкой до поздней ночи, я вызвалась помочь и, пока мама носилась с телами двух убитых вампиров, куда-то постоянно их перетаскивая, я стала спасать кухонный пол, тщательно оттирая следы недавнего происшествия шваброй. Когда все вокруг заблестело, как прежде, я, даже не выслушав одну из маминых речей, исполненных благодарности, которые обыкновенно следовали за ситуациями, в которых я значительно облегчаю ей жизнь, выполняя задачи вроде грандиозной уборки в одиночку, отправилась в свою комнату, где закрылась и просидела до самого вечера. Вытащить меня оттуда смогли лишь ужин и нужда воспользоваться туалетом. Но, когда я не была занята этим, я падала на просторную мягкую кровать, складывала руки на животе и, смотря в потолок, размышляла обо всем, что происходит со мной в последнее время.

Мне на ум приходили мысли об Элмере, родителях, этой дурацкой легенде, о безопасности моих близких. В этот вечер мой мозг даже посетили думы о Кевине, о моих чувствах к нему и словах Хилари об этом, но я предпочитала не зацикливаться на подобном, отметая все мысли, касающиеся влюбленности, как ерунду, не стоящую вниманию. И, действительно, мои чувства и отношения с Кевином были самой последней проблемой в списке значимых на данный момент.

Ясно было только одно: нужно прекратить это и чем быстрее, тем лучше. Только вот как сделать это, как разрешить все за один раз? Очевидно, существовало всего два решения этой дилеммы, и первое заключалось в том, чтобы убить Элмера. Однако здесь появляется масса новых вопросов, ведь я даже не думала о том, как его можно было бы убить и можно ли вообще убить вампира с большой армией из ему подобных и тысячелетним опытом за спиной. Поэтому наиболее реальным мне казалось второе решение: чтобы облегчить всем жизнь, я вынуждена пожертвовать одной — собственной.