Времени на чистку зубов не было, так что я решила просто прополоскать рот и умыть лицо, а затем, вернувшись обратно в свою комнату, надела первое, что попалось под руку (этими вещами оказались черная футболка и джинсы), и собрала волосы в неаккуратный пучок на затылке. В это время я обычно уже сидела в маминой машине и, слушая музыку, смотрела в окно или обсуждала что-то с мамой, поэтому на спокойный полноценный завтрак можно было не рассчитывать. Схватив на кухне два лежащих на столе сэндвича, я тут же выскочила из дома и направилась к машине.

— Ты совсем не расчесывалась? — спросила мама, когда я устроилась на сиденье и закрыла дверцу.

— Расчесывалась, — ответила я, откусывая большой кусок от сэндвича. — Просто очень быстро. Мне нужно было успеть выйти из дома до того, как ты уедешь и тем самым заставишь меня идти до школы пешком.

Мама завела мотор, и машина двинулась вперед.

— Кстати, говоря о времени, почему ты не встала раньше?

— Я не услышала будильник, — сказала я, одновременно прожевывая куски хлеба, намазанного арахисовым маслом. — Честно.

— У тебя пять будильников, Андреа! — воскликнула мама, сворачивая вправо.

— Я не услышала все пять. Такое бывает.

Прожевав сэндвич, я посмотрела на маму и добавила:

— Но в любом случае спасибо, что разбудила. И что подождала. Я постараюсь больше этого не допускать.

Мама улыбнулась и, не сводя глаз с дороги, взяла меня за руку, крепко пожала ее и медленно отпустила, снова схватившись за руль.

— Если хочешь знать, я тоже проспала сегодня, — сказала она, и мы обе, переглянувшись, вдруг рассмеялись.

Я всегда знала, что мне повезло с мамой. Она была тем почти что уникальным человеком, которому я могла доверить все секреты и переживания, с которым могла не стесняться и знать наверняка, что меня не станут упрекать или осуждать. В то время как мои одноклассницы жаловались, что их матери не дают им спокойно жить, я вместе со своей громко смеялась над мемами из Тамблера и с ней же до полуночи залипала на "Игру престолов", а потом еще час бурно обсуждала просмотренное, и мне было чертовски приятно видеть зависть, огоньком мелькающую в глазах свестниц, когда я рассказывала им об этом.

Если взрослые люди — это серьезные дяденьки и тетеньки в строгих костюмах, погрязшие в работе, счетах и страдающие от вечной головной боли, то моя мама была бы последней, кого я могла бы назвать по-настоящему взрослой. Да, она действительно много работает, и я очень часто вижу ее с огромной кучей каких-то важных бумаг, рядом с которыми непременно стоит баночка аспирина, но, если бы не это, она вполне могла бы выдать себя за подростка, который пытается одновременно и хорошо учиться, и сидеть целыми днями за любимым сериалом. Порой мне самой не верилось, что ей уже почти сорок. Будь она чуть моложе внешне, ее было бы не отличить от моих сверстниц.

Наши отношения с самого моего детства строились на доверии, понимании и уважении друг к другу. Да, она не была идеальной матерью, часто пропадала на работе, иногда срывалась на меня, не готовила постоянно и ленилась делать уборку, но она, казалось, вовсе не стремилась соответствовать образу любящей и заботливой матери, какой ее все представляют. Ей, прежде всего, хотелось быть собой, быть открытой и честной при мне, стать для меня подругой, а не серьезной родительницей, учащей жизни и старающейся изо всех сил ее контролировать. Может, именно из-за того, что я привыкла чувствовать себя равной ей, знать, что меня в этой маленькой семье уважают и понимают, я даже не задумывалась о том, что стоит говорить маме, а что нет, и разговаривала с ней без стеснения, доверяя все, даже самые сокровенные тайны.

— Ты снова не спала всю ночь, да? — спросила мама, быстро осмотрев меня изучающим взглядом.

— Угу, — вздохнула я, отправляя в рот последний кусок сэндвича.

— И, конечно, снова не из-за чего-то серьезного?

— Угу, — повторила я, вытирая руки о джинсы.

Мама тихо вздохнула и в очередной раз повернула машину вправо.

— Что хоть смотрела? — спросила она, немного откинувшись на спинку сиденья. — Что-то смотрела ведь, да?

— "Дневники вампира", — ответила я, взяв в руки второй сэндвич. — Но я не планировала смотреть сериал ночь напролет, правда. Я думала всего лишь досмотреть последние серии четвертого сезона, а очнулась на середине пятого, когда за окном уже начинало рассветать. И, поверь, я сама была не в восторге от этого.

Отломив кусочек хлеба и положив его в рот, я стала смотреть на вид перед собой, на бегущую асфальтную дорогу, пролетающие мимо машины и спешащих куда-то людей, а затем добавила:

— Надо учиться контролировать себя. Я знаю, что когда-нибудь эти ночные просмотры обернутся огромной проблемой, но как вообще можно легко засыпать, если ты остановилась на самом интересном моменте и с каждой серией интрига только растет? Вот как ты, например, будучи заядлой сериаломанкой, успеваешь смотреть новые сезоны и при этом работать? В чем магия?

— Просто я никогда не сплю, — усмехнулась мама. — А живу исключительно за счет кофе. Пью его литрами. Ты разве не знала?

— Но ты сказала, что проспала сегодня, — возразила я. — Значит, все-таки спала!

— Да, так и есть. Один раз за всю жизнь решила поспать, и ты прекрасно знаешь, что из этого вышла.

Мы посмотрели друг на друга, прямо в глаза в глаза, и рассмеялись не то от нашего разговора, не то от этого непродолжительного взгляда. Мамин звонкий, приятный на слух смех заполнил весь салон автомобиля, отзывался в каждом его уголке, и ему вторил мой смех, громкий и очень странный, совсем не похожий на звуки маминого переливающиегося колокольчика. Но вскоре мама убрала упавшие на лицо темно-каштановые пряди, взялась за руль и переключила все внимание на дорогу. Остаток дороги мы молчали, но без какого-либо напряжения, и время от времени разговаривали о чем-то бытовом, повседневном, совершенно обычном, как погода или планы на день. Когда мы оказались на месте, я вышла и помахала маме рукой, а затем развернулась и направилась прямиком к большому зданию, выложенному из темно-коричневого кирпича и именуемому школой.

Перед входом, как это обычно бывает в первый школьный день, толпилось много людей. Все они активно общались, обнимались, смеялись, и я, остановившись на полпути, стала оглядываться вокруг, надеясь найти хоть какое-нибудь знакомое лицо. Где-то вдалеке, в компании девчонок, которых я, кажется, видела в прошлом году, но не настолько часто, чтобы их запомнить, мелькнула светловолосая головка с собранным на самой макушке длинным хвостом. Приглядевшись, я убедилась в том, что это Дженнис, девушка, с которой я хожу на испанский. Не то, чтобы мы были хорошими подругами, я никогда не общалась с ней за пределами школы, часто даже мы не пересекались и за пределами кабинета испанского, но и сказать, что мы совсем не знали друг друга, было нельзя. Обычно мы общались, когда нам обоим было скучно или когда было просто не с кем пообщаться, поэтому мы стали друг для друга кем-то вроде запасного варианта, той подруги, с которой при обычных обстоятельствах проводить время особо не интересно, но в отсутствии других собеседниц она может пригодиться. Конечно, дружбой это назвать сложно, но хорошим знакомством — вполне, и поэтому я, находясь в толпе из людей, многих из которых я впервые вижу, решила двигаться именно к ней с надеждой, что она не оттолкнет меня и не пошлет куда подальше. В любом случае, мне просто хотелось влиться в эту толпу, не чувствовать себя совсем одинокой и потерянной. Не нужно было даже приглашать меня поучаствовать в беседе — просто разрешить постоять рядом было бы уже неплохо.

Только я собралась сделать первый шаг по направлению к Дженнис, как чья-то маленькая ручка похлопала меня по плечу, заставляя обернуться.

— Андреа, — произнес тихий голосок сзади, и я, узнав его, с облегчением и улыбкой на лице мгновенно развернулась.

— О боже, Хилари! — радостно воскликнула я и бросилась обнимать эту прелестную кудрявую девчушку.