Оберст, будучи в отличном настроении, отпустил их.

Они вернулись в кубы.

Однажды в печальный туманный день завод В, как всегда, рычал, вздыхал, подрагивал от работы тысяч его невидимых механизмов.

Каждые десять минут из-за стен доносилась перекличка сменяющихся часовых.

— Господин Диксон, — сказал Фредди, ставя в подставку пробирку с вязкой жидкостью, — глаза Оберста вам никого не напоминают?

— Нет. Только глаза осьминога.

Фредди тряхнул головой.

— Нет, не это, — вздохнул он.

Гарри Диксон набил трубку американским табаком.

— Отдаю должное работе службы разведки Интеллидженс Сервис, — сказал он, — сейчас мы в безопасности.

В десять часов их освободили, и они вернулись к себе к накрытому столу.

Рядом со столовым прибором Далльмейера стоял графин с коньяком.

На третий вечер, когда Далльмейер-Диксон наслаждался отличным коньяком и не менее отличной сигарой, которая неизвестно как оказалась под его салфеткой, Фредди внезапно отложил вилку, уже почти поднесенную к рту, и дал знак прислушаться.

Ночь была мягкой. Через открытое окно доносился приятный запах клевера, тронутого вечерней росой.

Сыщик повернулся к окну, вслушиваясь в шумы, долетавшие из мрака. Шуршали крылья вечерниц, охотящихся на комаров и мотыльков, под тихим балтийским ветром шелестела листва, и на фоне этих едва слышных шумов звучало пианино.

Прекрасный музыкант, — кивнул он.

И заметил, что его компаньон нацарапал несколько слов на салфетке.

Вальс Евы Габров!

А, — хмыкнул сыщик.

Он откусил кончик сигары и, в свою очередь, написал.

Успокойтесь!

Против всех ожиданий сыщик не пригласил молодого человека на прогулку в сад после ужина.

У нас сегодня был тяжелый день. Мы устали, и надо хорошенько отдохнуть, чтобы завтра быть в норме. Реакции всё более усложняются. Вскоре нам предстоят серьезные эксперименты. Идите спать, малыш, а я немного пободрствую. Жалко, что у меня нет разрешения продолжать работу ночью в кубах, как их называют, поскольку ночью на меня снисходит вдохновение. Спокойной ночи. Передайте мне мою записную книжку.

Фредди удалился в свою спальню, а Диксон принялся исписывать страницы книжки цифрами и уравнениями.

В дверь осторожно постучали, и он улыбнулся. Он говорил нарочито громким голосом и был уверен, что спрятанные микрофоны сослужат свою службу. Вошел слуга.

— Директор службы просит извинения, что тревожит вас в столь поздний час, — вежливо произнес он, — но он предполагал, что вы еще работаете. Вы не последуете за мной к нему?

— Конечно!

В комнате первого этажа, совсем не похожую на директорский кабинет, его ждал герр директор, розовый толстяк, радушно принявший его.

— Я знаю, что вы любите полакомиться отличным коньяком, господин Далльмейер, — сказал он, — и решил вас угостить отменным напитком.

Слуга, даже не получив приказа, явился с подносом в руках, на котором стояло два бокала. Они чокнулись.

— Насколько я понимаю, эксперименты становятся интересными? — спросил директор.

— Да, господин директор, завтра мне нужны подопытные свинки.

Директор скривился:

— Неужели подопытные свинки? Мы посмотрим, может, подберем вам кое-что получше.

Он осушил свой бокал и резко топнул. Тут же появился слуга с двумя наполненными бокалами.

— Хм, — промычал директор, — вы быстро продвигаетесь, господин Далльмейер. Похоже, эти эксперименты вам знакомы.

— Верно, много лет назад я проводил такие же в Питтсбурге, а здесь их всего лишь повторяю…

Он, в свою очередь, одним глотком выпил содержимое бокала и принял заговорщицкий вид.

— Ваш коньяк намного лучше того, что подают мне на десерт, — признался он.

Директор еще больше порозовел, по-видимому, от удовольствия.

— У меня его много для вас, друг мой.

— А… мне приятно это слышать. Мне здесь нравится, и меня здесь ценят по заслугам.

Он принял таинственный вид, и директор заметил это.

По новому знаку слуга появился с новыми полными бокалами.

Я тот человек, который вам нужен, — без лишней скромности заявил Далльмейер-Диксон.

Несомненно… несомненно…

Так вот! — продолжил Диксон с пьяным вдохновением. — Как хорошо перестать быть неизвестным ученым. А ведь этот негодяй Бинкслоп угрожал мне тюрьмой за пустяковые пятьдесят фунтов! Идиот!.. Он был даже неспособен дополнить формулу.

А вы сможете? — слишком поспешно спросил директор.

Диксон хитро улыбнулся:

Я разве говорил об этом? Не думаю… однако я знаю кое-какие вещи.

Так говорите, мы же друзья.

Сыщик колебался.

Дело в том… что я хотел сказать об этом его превосходительству, ну, чтобы, вы понимаете?

— Получить кое-какие дополнительные привилегии, не так ли? — расхохотался директор.

— Лучше не скажешь. Но настоящее французское шампанское стоит слишком дорого, — жалобным тоном закончил он.

На этот раз директор перестал сдерживаться и хохотал до слез.

— Ваша любимая марка, дорогой друг… Разве вам можно отказать?

— Бутылку брют «Помери и Грено», и я вам расскажу действительно занятную историю.

— Слишком дешево! — воскликнул директор и вызвал слугу.

Через пять минут к потолку взлетела пробка, и Диксон отдал должное шампанскому.

— За здоровье Бинкслопа, — заявил он, поднимая бокал, — и чтобы он сдох, скупердяй! Я знаю, что он искал для своих лондонских хозяев. Хлорбот… А, теперь я вспомнил это название! Бесцветный и зловредный газ без запаха, как пишут в школьных учебниках. Немедленное воздействие на всю кровь, которая становится…

Он помолчал и с усмешкой выпалил:

— Не шампанским, к примеру, а обычной водицей! Вы видите армию солдат, у которых в жилах вода! Попробуйте выиграть войну с таким полчищем!

Директор стал серьезным и с неподдельным интересом рассматривал пьяного собеседника.

— Говорите, — сказал он.

— Я только это и делаю, дорогой друг, а у меня пересохла глотка.

Его бокал тут же наполнили.

— Не хватало кусочка формулы. Этот идиот Бинкслоп им не обладал!

— Авы?

— И не я, конечно, иначе бы я вынес этот кусочек из Питтсбурга.

— А если он у нас есть?

— У вас?

Опьяневший Далльмейер задумался:

— Вы не сможете его использовать!

— Почему? — закричал директор.

Его собеседник был совершенно пьян.

— Потому что вы глупы, — грубо заявил Далльмейер, — глупы, как Бинкслоп, поскольку вам неизвестен катализатор!

— Боже правый! — забыв об осторожности, вскричал директор. — Это правда.

Но Диксон, похоже, его не услышал.

— Катализатор, это главное! Без него у вас патрон без капсюля, снаряд без пушки! В Питтсбурге был известен катализатор, но не была известна формула. Теперь понимаете, почему меня послали с миссией на заводы Бинкслопа… А он выгнал меня за несчастные пятьдесят фунтов!

Далльмейер уронил голову, ударившись о бутылку, и та покатилась по полу.

— Пятьдесят фунтов, — икнул он, — для такого человека, как я. Нет, я не пьян! Кто так скажет? Да, я ему кишки выпущу… Я — Ганс Гейнц Далльмейер… доктор наук и инженер-химик… великий ученый… катализатор… в нем все дело!

Он захрапел.

Отнесите эту свинью в кровать! — приказал директор слуге.

Когда слуга удалился, директор радостно потер руки.

Паршивый пьяница и предатель, — пробормотал он, — но он ученый. Этого у него не отнимешь. Наша добрая звезда привела его к нам, на заводы В. Как только он отдаст нам то, что мы ждем от него, мы его напоим не шампанским. Пес свинячий!

Гарри Диксон и Фредди Маллемс работали в кубах.

Вода, бежавшая по канавке, была цвета индиго. Электрофоры разбрасывали вокруг фиолетовые искры.

Внезапно мегафон объявил о визите.

В коридоре послышались шаги.

Фредди с трудом сдержал дрожь. В полутьме поблескивал зеленый шелк дождевика.